признавал Эрнандо, но в остальном о португальце судил так же, как Исабель: обманщик и фантазёр. Эрнандо выражался даже малость сильнее, про себя именуя Кироса жуликом и полоумным.
Эрнандо прожил на суше три года и полагал, что исполнил свой договор с женой. Поэтому предложил ей приобрести недвижимость в городе, недалеко от порта Кальяо. В Лиме Исабель сможет встретиться со старшей сестрой, дорогой Петронильей, овдовевшей и собиравшейся удалиться в монастырь. Сможет часто бывать в гостях у Диего с Луисом, которые были женаты на незнакомых ей женщинах. Словом, повидать всех, кого ей не хватало.
Исабель не возражала. Даже не думала сражаться.
Она знала, что никак не сможет удержать мужа вдали от Кироса. Знала: для Эрнандо неважно, что Соломоновы острова — наваждение, что золота там нет. Он не слышал её. Не мог слышать... Как сама она когда-то не слышала аделантадо.
А ведь Альваро говорил ей, что у женщин с Соломоновых островов чёрные зубы. Что мужчины там — людоеды. И что сам он с этих островов не привёз ничего ценного.
Теперь она догадывалась: жажда завоеваний у Эрнандо далеко не ограничивалась желанием разбогатеть. Бесполезно было ему объяснять: он уже владеет тем, что ищет... Ему недоставало главного: славы.
И больше, чем славы, — бессмертия.
И от этой жажды он погибнет.
И эта жажда погубит её богатство. А может — как знать? — и их любовь.
Глава 16
«ПУСТЬ СМЕРТЬ НАЙДЁТ МЕНЯ
В ТВОИХ ОБЪЯТЬЯХ»[31]
Отныне капитан Кастро не покидал порта Кальяо и за свои средства, без разрешения короны, готовил новую экспедицию.
В Лиме ещё долго говорили о его встрече с капитаном Киросом на Пласа-Майор. Кастро публично обозвал Кироса мошенником и вором. Ничуть не выказав обиды, Кирос ответил, что охотно признаёт свои прегрешения, просит за них прощения и сам себя за них винит.
Кастро не стал его выслушивать. Знатность рода не позволяла ему вызвать этого карлика на дуэль. Но он мог приказать слугам побить его палками или сам отхлестать по щекам. Эрнандо предоставил собеседнику выбор.
Кирос отклонил оба предложения и признал, что жалок и мал против Кастро.
Но напомнил, что идёт как раз с аудиенции у вице-короля. Так что его совет бравому сеньору — не зарываться. Ведь именно Кироса при мадридском дворе прозвали новым Магелланом. Он же был и есть человек богобоязненный, который ни за что не будет проливать кровь.
Полные ненависти друг к другу, они расстались, не кончив дела. Месть Кироса не заставила себя ждать.
Как обычно, он не полез в карман за словом и позволил себе роскошь опубликовать рассказ о ссоре с Эрнандо де Кастро в таких выражениях:
«Муж моей бывшей гобернадоры, приехавший на жительство в Перу вместе с ней и её домочадцами, объявил мне, что будет противиться моему путешествию для колонизации якобы принадлежащих ему Соломоновых островов. Он объявил себя наследником их первооткрывателя — аделантадо Менданьи.
Но этот достойный дворянин согласился с моими благочестивыми доводами и признал, что в душе и по совести тот, кто попытается помешать моему путешествию, обречён гореть в аду».
Такая недобросовестность лишь подхлестнула его противника. Кирос же продолжил своё дело в следующем памфлете, написав ещё, что капитан Кастро предлагал ему взятку в несколько тысяч песо, чтобы он оставил королевскую службу и отказался от дальнейших поисков. Эта клевета довела бешенство Эрнандо до пароксизма.
Потеряв всякое чувство меры, он решил опередить португальца.
* * *
Кирос с большой помпой вышел из гавани 21 декабря 1605 года в три часа пополудни. Он командовал флотилией из трёх кораблей со ста шестьюдесятью членами экипажа, включая духовных лиц. Отплытию из Кальяо салютовало столько же пушечных выстрелов, как некогда Менданье.
Ни капитана Кастро, ни его супруги при этом не было.
* * *
По счастью, вице-королём Перу был тогда бывший вице-король Мексики, покровитель Эрнандо — граф Монтеррей, который не разделял симпатии грандов к Киросу.
Конечно, он не мог себе позволить официально поддержать предприятие, направленное на дискредитацию кандидата короны. Но мог смотреть сквозь пальцы и попустительствовать. Если Кастро добьётся успеха, а португалец потерпит крах — Испания будет в выигрыше. Тогда Монтеррей и одобрит весь проект.
Только один человек был против: Исабель.
Она чувствовала, что Соломоновы острова встают между ней и мужем, разделяют их. Воспоминание о собственной экспедиции стало постоянной мукой. Кошмарные видения продолжали преследовать её. А бессонными ночами она твердила всё одно и то же.
«Эрнандо, душа моя, я теряю тебя безвозвратно! — в ужасе думала она, обеими руками унимая бьющееся сердце. — Могла ли я поддерживать тебя, помогать тебе, когда у меня было одно желанье: не дать тебе броситься в это безумное приключение?
Уезжай, Эрнандо, отправляйся... Но не проси меня быть соучастницей твоей гибели. Только об одном ты можешь просить меня: не вмешиваться. И поверь мне — эта безучастность для меня больше, чем жертва! Если я тебя отпускаю — значит, позволяю умереть. А больше этого, Эрнандо, я, конечно, не могу дать доказательства любви.
Ты упрекаешь меня: я не следую за тобой — значит, разлюбила. Но как следовать, если нет веры? Из любви к тебе я должна притворяться? Чепуха! Это значило бы обмануть тебя и предать.
Ты ревнуешь к аделантадо; думаешь — я никогда тобой не гордилась, не восхищалась, как им, даже не была так влюблена. Какое заблуждение! Чем больше проходит времени, тем лучше я понимаю, насколько не понимала Альваро. Он был моим божеством — это верно. В какой-то мере им и остаётся. Но сегодня я не могу удержать себя от мысли, что он был мечтателем, ослеплённым своей химерой. И не прощу ему, что он потащил четыреста человек за
