Вследствие этого Комиссаров поспешил скорее поехать в Ростов, куда и отбыл ранее моего выезда. Затем я с Комиссаровым виделся только на вокзале станции Ростов на-Дону во время своих проездов к себе на Кавказ летом и предупредил его о дошедшем до меня недовольстве на него со стороны ген. Климовича, служившего ранее, до перевода в Москву, в должности градоначальником[*] в Ростове на-Дону, за некорректное, вообще, поведение Комиссарова в Ростове на-Дону и, в частности, в отношении к семье Максимовича[*], с которым как Климович, так и его жена находились в дружеских отношениях. Затем ген. Комиссаров, без объяснения причин, был по 3-ему пункту уволен от должности, на основании негласно произведенного, по докладу ген. Климовича министру внутренних дел, пославшему[*], по выбору Климовича, начальником петроградского охранного отделения генералом для поручений Поповым дознания о неотвечающем званию градоначальника поведении ген. Комиссарова в Ростове на Дону.
Когда ген. Комиссаров приехал в Петроград, то он сделался почти ежедневным посетителем меня. Зная несколько обстановку того, как собирались сведения о ген. Комиссарове ген. Поповым, я считал применение к нему такой строгой меры наказания не отвечающим существу вины Комиссарова и, по мере возможности, помог ему, вместе с Бальцем, в доведении до сведения министра внутренних дел А. А. Хвостова более правильного освещения этого дела, которое, после представления лично Комиссаровым А. А. Хвостову объяснения, получило благополучный поворот для ген. Комиссарова. А. А. Хвостов, накануне своего ухода, поправил свою ошибку путем всеподданнейшего доклада об изменении приказа о Комиссарове в смысле увольнения его в отставку согласно прошению с пенсией и с мундиром, обещая ему восстановить его в ближайшем будущем и в должности.
В назначении Протопопова министром внутренних дел ген. Комиссаров видел возможность улучшить свое положение, так как Протопопов знал Комиссарова еще со времени службы Комиссарова в артиллерии, а затем и впоследствии. Действительно, Протопопов, в дополнение к всеподданнейшему докладу А. Н. Хвостова о Комиссарове, испросил ему дополнительную тем же путем пенсию из сумм департамента полиции за старую службу Комиссарова в рядах жандармской полиции; кроме того, я, будучи осенью в командировке в Ростове, узнал от градоначальника Мейера, что дознание ген. Попова сгущено и односторонне освещало деятельность Комиссарова. Об этом я, по приезде, сообщил Протопопову, прося предоставить Комиссарову возможность вернуться на государственную службу путем назначения его состоящим в распоряжении министра. Протопопов, обещая это исполнить, признал нужным все-таки проверить дознание ген. Попова через командирование в Ростов на-Дону члена совета, который мог бы произвести эту проверку без особой на месте огласки, чтобы этим самым не получилось впечатления о желании вернуть Комиссарова на старое место служения, дабы этим не встревожить нового градоначальника, деятельностью которого, как я передал Протопопову со слов наказного атамана Войска Донского гр. Граббе, последний был доволен. Дознание это было произведено Н. Н. Михайловым, которому, кроме А. Д. Протопопова, по просьбе Протопопова, дал и я соответствующие указания, но оно реального результата для Комиссарова не имело, так как Протопопов по каким-то соображениям откладывал назначение Комиссарова в состав министерства внутренних дел. Я думаю, что, в данном случае, он вначале боялся Распутина, а затем А. А. Вырубовой, так как и Распутин и Вырубова после дошедшей до Распутина от кн. Андроникова истории с опытом действия яда относились к Комиссарову с чувством большого опасения и в этом назначении Комиссарова могли бы, в силу своей подозрительности, усмотреть и со стороны Протопопова какое-нибудь затаенное намерение, чего Протопопов, видимо, опасался.
Меня впоследствии многие осуждали за мою близость к Комиссарову. Хотя я, будучи товарищем министра, вследствие общности задач, поставленных мною в отношении охраны Распутина, и сошелся с Комиссаровым несколько ближе, чем это было раньше, но, тем не менее, я все-таки не посвящал его во все свои действия и не вводил его в курс многих своих планов. Когда Комиссаров перешел на жительство в Петроград и мы с ним встретились на частной почве как люди, пережившие свою жизненную драму, я оценил в нем, помимо чувства нравственности и благодарности, многие другие стороны его души и его знание людей и, благодаря ему, перестал уже с полной доверчивостью относиться ко всем, кто оказывал мне тот или другой знак внимания. Я начал разбираться в отношениях ко мне многих лиц, в том числе и А. Д. Протопопова, жалея, что я ранее не обращал внимания на многие предостережения, деланные мне Комиссаровым. В этот период времени я делился с Комиссаровым многими сведениями, доходившими до меня, получал от него некоторые данные, ему сообщаемые из разных источников, просил его иногда заходить к ген. Курлову и узнавать о предположениях Протопопова. Комиссаров, в свою очередь, ввел меня в курс своей жизни, вошел в мои личные интересы, и знал обиход жизни моей семьи.
Когда сведения о постигшей меня опале разнеслись по Петрограду, то здесь я понял цену человеческих отношений, и мы с женою, провожаемые небольшой группой старых своих друзей, отправились на шестой неделе великого поста на юг, где я, благодаря нравственной поддержке жены, несколько успокоился и приехал в Петроград через полтора месяца, почти накануне отъезда семьи на дачу на Кавказ. С этого времени начинается третий период моей жизни до моего ареста. Но, прежде чем я перейду к нему, я считаю необходимым коснуться вопроса о денежных тратах, произведенных во время состояния на службе в министерстве внутренних дел на посту товарища министра внутренних дел, по поручению А. Н. Хвостова, из секретного фонда.
Степан Петрович Белецкий.24 VI. 1917 г.
IV.
Господину Председателю Чрезвычайной Следственной Комиссии.
[Расходование секретных сумм департамента полиции. Состав секретного фонда и его расходование. Бесхозяйственность. Установление контроля и отчетности. Вознаграждение заслуг сотрудников по борьбе с революционными организациями. Субсидирование монархических организаций. Расходы совершенно секретного характера. Суммы, выдававшиеся на прессу. Член Гос. Думы Крупенский, Степанова-Дезобри, Кюрц и др. Организация продовольственных лавок. Расходы на Распутина, подарки ему, выдачи Вырубовой и др. Расходование секретного фонда департамента полиции на неотносящиеся к его деятельности, цели. Инцидент с обновлением мебели министра Маклакова. Пособия. Партийные нужды правых организаций и монархические съезды. Субсидии Замысловскому на издание книги о процессе Бейлиса. Разные выдачи по агентурным расходам. Поездка А. А. Кона по секретному поручению в Саров. Организация предвыборных кампаний в Москве. Выдачи по печати, союзу академистов, заведующему охраной Таврического дворца. Заботы об устройстве вечеров для Распутина, выкуп письма о Горемыкине, наем квартиры для свиданий с Распутиным и пр. Выдачи духовным лицам, Штюрмеру, Комиссарову и др. Белецкий о самом себе, — его бескорыстие и честность.]
Переходя к вопросу о расходах, произведенных за мой период состояния в должности товарища министра внутренних дел из секретной суммы департамента полиции за время с 1-го октября 1915 г. по 12 февраля 1916 г. на известное министру внутренних дел употребление, я должен пояснить, что секретный фонд департамента полиции состоит из двух сумм, отпускаемых из, так называемого, десятимиллионного фонда, как экстраординарной сметы на «известное его императорскому величеству употребление» и из трехмиллионного и полуторамиллионного дополнительного ассигнования. Законным титулом, дававшим министру внутр. дел право на получение основной суммы и исходатайствование дополнительного ассигнования, является высочайшее повеление 29 августа 1905 года, написанное от руки в форме всеподданнейшего доклада. Этот документ хранился у директоров департамента полиции лично в запечатанном конверте и передавался преемственно уходящим директором своему заместителю как документ особой важности. Особенность этого акта заключается в том, что он департаментом полиции толковался расширительно, не предоставляя, по смыслу содержания своего, права на получение дальнейших ассигнований, кроме времени годичного срока, в нем указанного; так как этот документ в подлиннике своем министру финансов к исполнению не был предложен, а лишь в замаскированной форме был ему сообщен, как секретный закон не временного характера, а длительного, впредь до минования надобности силы действия[*], то, поэтому, ежегодные требования департамента полиции об ассигновании означенной суммы основной и испрашиваемого ежегодно, на основании того же акта, всеподданнейшими докладами дополнительного указанного отпуска министром финансов исполнялись. Я, при поступлении своем в департамент полиции в качестве вице-директора в 1909 году, заведывающего финансовой частью департамента, уже застал установившийся порядок форм делопроизводственной переписки по этому предмету и с основным актом был ознакомлен Н. П. Зуевым незадолго до его ухода в сенат, как его временный вначале заместитель. При мне министр финансов В. Н. Коковцов, не в силу приведенных, конечно, причин, а вследствие своего недоверия к целесообразному, в соответствии с задачами политического розыска, использованию отпускаемого ассигнования, всякий раз протестовал против полуторамиллионного отпуска и, только после представления ему мною лично письменного общего доклада моего на имя П. А. Столыпина о принятых мною мерах к введению известной системы в порядок расходования всей секретной суммы департамента полиции, перестал возражать против означенного ассигнования.
