Когда об этом узнал А. Н. Хвостов, то начал обнаруживать нервность и с этого времени старался показать свое особое внимание Мануйлову. Пригласив его к себе, А. Н. Хвостов, по словам Мануйлова, наговорив ему много комплиментов, высказал свое удовольствие по поводу обратного его возвращения на службу в министерство внутренних дел и просил его, в виду моего ухода и принятия им на себя руководительства делами департамента полиции, заходить к нему с докладами, не стесняясь временем, держать его в курсе всех сведений, которые к нему, Мануйлову, поступают, в целях солидарной работы со Штюрмером, коснулся дела Ржевского и осветил его ему с той же точки зрения, как он сообщил прессе, и добавил, что он увеличивает его содержание, получаемое им из средств департамента (если не ошибся, — до 1.000–1.500 г.[*]), а затем предложил ему в нужных случаях получать от него денежный отпуск на агентурные надобности.
От увеличения содержания Мануйлов не отказался, но затем, передавая мне, в присутствии Комиссарова, об этом разговоре, добавил, что он и не подумает служить интересам А. Н. Хвостова, которого он вполне оценил и будет всецело стоять на защите интересов Штюрмера. Мануйлов хотя и не во всех подробностях держал меня в известности первоначальных данных расследования дела Ржевского; из его слов я узнал о полученных через ген. Беляева телеграммах Илиодора на имя Ржевского, в которых Илиодор настойчиво требовал высылки денег в размере 5 тыс. рублей для выезда 5 лиц из Саратовской губернии, близких к Илиодору, в распоряжение Ржевского, о чем мне впоследствии передавал и Штюрмер, спрашивал, не знаю ли друзей Илиодора, и о том, что Ржевский настойчиво стоял на своем первоначальном показании, объясняя, что по замыслу А. Н. Хвостова, при участии друзей Илиодора, с которым он, Ржевский, сговорился во время поездки к нему заграницу, убийство Распутина должно было состояться в автомобиле, причем Ржевский при посредстве, если я не ошибаюсь, своей жены, должен был заманить Распутина на любовное свидание и подать ему автомобиль, взяв на себя исполнение шофферских обязанностей, ему хорошо, как опытному автомобилисту, известных, и затем, замедлив ход в глухой улице, где должны были ожидать приятеля Илиодора, после убийства Распутина свезти и выбросить тело Распутина в Неву. Но потом Ржевский, как мне объяснил Мануйлов, вследствие пристрастного, в интересах А. Н. Хвостова, опроса, с наводящими подсказаниями ответов, вмешавшегося[*] в это расследование Гурлянда, после обморока изменил свое показание, как равно изменил, со слов Мануйлова, свое отношение к этому делу и ген. Глобачев.
А. А. Вырубова и Распутин, которых Мануйлов держал в курсе этого дела, пока дознание не перешло всецело в руки Гурлянда, очень интересовались показаниями Ржевского. Штюрмер ездил с докладами об этом деле к императрице, заезжая к А. А. Вырубовой, и сама А. А. Вырубова приезжала к Штюрмеру, чтобы лично ознакомиться с показанием Ржевского. Меня Штюрмер не опрашивал, хотя я с ним за этот период виделся несколько раз, так как он был озабочен предстоящим выступлением в Государственной Думе с программною речью и находился в большом затруднении относительно определения в ней направления курса внутренней политики. Составленный Гурляндом первоначальный проект длинной речи нравился Штюрмеру как своим либеральным тоном, так и широкими проспектами начертанной программы будущей законодательной работы правительства в области реформ административного местного управления, земского и городского самоуправлений и изменения отношений правительства в вопросах религиозном и инородческом. Но, вместе с тем, я и другие близкие к нему по правой фракции государственного совета лица указывали Штюрмеру на то, что никто не поверит искренности и возможности проведения им всего того, что он намечает, и что гораздо лучше для него воздержаться от длинной речи, а в скромных тонах оттенить одно желание его в переживаемый страною момент не вносить административными распоряжениями правительства раздражения в общественную среду и затем, идя по следам Горемыкина, подчеркнуть преемственность отношений государя и правительства к вопросу о продолжении войны и предоставить министрам иностранных дел, морскому и военному дать свои объяснения в связи с обстоятельствами военного положения. Не знаю, что говорил Штюрмер другим беседовавшим с ним на эту тему лицам, но мне он, в присутствии Гурлянда, отвечал, что он сумеет при либеральном отношении своей политики сжимать в нужных случаях в бархатных перчатках не отвечающие его задачам те или иные порывы общественности.
21.
[Недоверие к А. Н. Хвостову Вырубовой и Распутина. Письмо Вырубовой Хвостову по поводу предполагавшегося ареста Распутина. Примирение Вырубовой с Хвостовым. Отставка Хвостова и назначение Штюрмера министром внутренних дел. Интервью Белецкого с Гакебушем (Гореловым). Отставка Белецкого. Отставка Комиссарова. Отношения Белецкого и Комиссарова.]
Хотя дознание по делу Ржевского получило, по словам Вырубовой, мне об этом говорившей, несколько расплывчатый характер, тем не менее близость Ржевского к А. Н. Хвостову и таинственная командировка Хвостовым Ржевского к Илиодору не могли не укрепить как у Вырубовой, так и у Распутина заронившегося у них, при присущем им чувстве подозрительности, сомнения в искренности А. Н. Хвостова, в чем их и не старался особенно разуверить и Штюрмер, хотя он под влиянием Гурлянда, в силу изменения показаний Ржевским, не хотел считать установленным фактом замысла А. Н. Хвостова на жизнь Распутина, как я понимал, по причинам нежелания огласки этого дела, но высылку Ржевского Штюрмер не отменил, а, наоборот, приказал ускорить приведение ее в исполнение. Поэтому А. Н. Хвостов, несмотря на свое желание повидаться с А. А. Вырубовой и Распутиным, не мог получить от них утвердительного ответа, и обычный доклад его государю был отложен.
Это вывело А. Н. Хвостова из равновесия, и он, выслав навстречу Воейкову, ехавшему из своего имения, кн. Андроникова с подробным докладом о положении дела, с целью заручиться его поддержкой у государя, начал действовать на А. А. Вырубову и Распутина решительным образом, прибегнув к обыскам у некоторых близких к Распутину лиц, а затем к аресту друга Распутина Симановича, угрожая продолжать свою систему вплоть до ареста Распутина, о чем и постарался через свою агентуру, близкую к Распутину, довести до его и А. А. Вырубовой сведения. В это время Распутин, потрясенный всеми этими действиями Хвостова, сидел дома, тем более, что Мануйлов предупредил его быть осторожным, так как по сведениям Граве и Комиссарова ротмистр Каменев не показывался в доме министра, и к министру явился нижегородский исправник, про которого А. Н. Хвостов отзывался как про прирожденного сыщика, который ему много помогал в получении разного рода сведений, в особенности во время выборов в Государственную Думу, своим умением для подслушивания разговоров всюду проникать, даже путем лазания по водосточным трубам. Что касается Каменева, то потом обнаружилось, что он был послан А. Н. Хвостовым в Ханскую для отдаривания купленными А. Н. Хвостовым подарками взамен поднесенного ему прибывшей депутацией от киргизов подарка — лошадьми. Кроме того А. Н. Хвостов возложил на Каменева, пользуясь этим случаем, поручение приобрести у киргизов, при содействии местной администрации, табун лучших лошадей для своего имения. На моей памяти предыдущим министрам, с коими я служил, таких подношений от киргизов не было. В это время государь находился в ставке.
Угроза арестовать Распутина встревожила А. А. Вырубову, и она сделала неосторожный для себя шаг, написав письмо А. Н. Хвостову с запросом, правдивы ли дошедшие до императрицы сведения по поводу предстоящего ареста Распутина. Получив такое письмо, А. Н. Хвостов показал его некоторым членам Государственной Думы, затем многим знакомым, стараясь как можно шире распространить в обществе содержание его. Когда я об этом узнал от многих лиц, в том числе и от Комиссарова, то я переговорил по телефону с А. А. Вырубовой о необходимости видеть ее, поехал к назначенному ею часу к ней и, упрекнув ее за неосторожное ее письмо к А. Н. Хвостову, передал ей, как Хвостов использовал его. Это возмутило Вырубову, и она мне сообщила, что А. Н. Хвостов, не посылая ей ответа, по телефону ей сказал, что он недоволен поведением ее и Распутина во всем этом деле и нежеланием их с ним видеться, а между тем в интересах всех их необходимо прийти к определенному решению, чтобы не заставлять его на будущее время прибегать к тем мерам, к каким он прибегает теперь. В виду этого А. А. Вырубова в тот день, когда я был у нее, пригласила Распутина и А. Н. Хвостова на примирительный обед, на что Распутин согласился, а А. Н. Хвостов поблагодарил ее, обещая непременно быть. Тогда я, видя в этом обеде победу А. Н. Хвостова, всей силой своего убеждения постарался рассеять у А. А. Вырубовой чувство страха перед действиями А. Н. Хвостова и доказал ей, что если она в эту минуту пойдет на какие-нибудь уступки А. Н. Хвостову, который ведет с ней двойственную политику, то тогда она должна будет и в будущем итти по этому пути, не будучи совершенно уверена хотя бы в том, что А. Н. Хвостов оставит в покое Распутина. Мои убеждения на нее подействовали, и она тут же, при мне, велела своему старику лакею передать А. Н. Хвостову, что обед отменяется, так как она приглашена во дворец, а ближайшие дни у нее разобраны, и согласилась со мною в необходимости должного отпора А. Н. Хвостову.
