но Хок разворачивается, хватает еще одно весло и ударяет мужчину по голове.
Головорез вскрикивает и с плеском и брызгами падает в океан. Я нервно поглядываю на воду, но… он больше не всплывает.
Довольно кивнув, Хок просто садится с веслом в руке, а второй мужчина достает из кармана трубку и начинает курить.
– Если не хочешь искупаться и вернуться, советую сесть на место, девчонка, – говорит Мара.
Я тут же опускаюсь на дно лодки, и она слегка покачивается. Мара и Хок гребут, а я шумно дышу, пытаясь вобрать в грудь воздуха.
Последние лучи заходящего солнца блекнут в серости, водные краски крадут солнце. Но я с неверием смотрю на причал, на второго человека Закира, который стоит там, уперев руки в бока. Я смотрю, как он уменьшается в размерах, смотрю, как удаляется Дерфорт.
Приходится ущипнуть себя за руку, чтобы доказать себе: все происходит по-настоящему. На это ушло десять лет, но кошелек с монетами поднялся, как якорь, и дал мне уплыть.
Теперь, когда я подставляю лицо океанскому бризу, в нем нет вони гавани Дерфорт. Ветер пахнет шансом начать все сначала на новом месте. Шансом быть в безопасности, подальше от людей вроде Закира Уэста и Бардена Иста.
Потому я отправляюсь на юг.
Глава 44
Аурен
Вокруг меня снежные хлопья.
Это место кажется знакомым и вместе с тем нет. Я хмуро оглядываюсь, прищурив глаза.
Все, что мне видно, – это просторы белоснежного снега, которые принес ветер, напоминающие песчаные дюны Второго королевства. Изогнутые гребни приподняты, как бугорки на замерзшей коже, но холода я не чувствую.
Небо такое же яркое и бесцветное, как и земля. Я зарываюсь пальцами в снег, набрав в пригоршню, и высыпаю обратно. Когда смотрю на свою ладонь, кожа блестит, сияет светом, хотя здесь нет солнца.
Нахмурившись сильнее, пытаюсь встать с этого снега, который и не влажный, и не холодный. Но перед тем как оттолкнуться, слышу звук.
Поворачиваю голову вправо и вижу в десяти футах Дигби, лежащего на спине. Его лицо – месиво синяков, губы так опухли, что я почти не вижу, как он ими шевелит.
– Защищай ее, – говорит он.
Я с недоумением смотрю на него.
– Что? – спрашиваю я, хотя голос отдается эхом, вторит мне, словно я прокричала в бескрайней пещере.
– Защищай ее. – Его голос, в отличие от моего гулкого и радостного, твердый и тусклый.
– Дигби, ты жив?
Но он только снова говорит:
– Защищай ее. – Тот же угрюмый приказ, непримиримый взгляд.
И вот тогда я вспоминаю.
Это последнее, что он сказал перед тем, как отправиться в Пустошь, до нападения Красных бандитов. Последний его приказ Сэйлу. Защищать меня.
– Диг…
– Защищай ее!
Крик настолько неожиданный, что я отшатываюсь на снегу, вот только сейчас он обжигающе горячий.
Я вскрикиваю, оторвав руки от земли, но, когда снова смотрю на Дигби, вижу другого человека.
– Сэйл? – с трудом произношу я.
На меня смотрят лазурно-голубые глаза. Такие же яркие, как тот парус.
В груди появляется боль, причиняя мне страдания. Думаю, от этого чувства потери больно будет всегда. Сомневаюсь, что она когда-нибудь стихнет.
«Но таково проклятие тех, кто выжил. Жить с мертвыми труднее, чем жить с живыми».
В мыслях слышу слова Лу и чувствую, как из глаз текут слезы.
– Прости, – шепчу я.
«Все хорошо», – одними губами произносит он.
Спустя секунду его брови хмурятся, и Сэйл опускает голову, чтобы посмотреть на грудь, где в то же мгновение появляется пятно крови.
Я пытаюсь подняться, чтобы подойти к нему, заставляю свое тело двигаться, но снег словно приковал меня. Крепко зажмуриваюсь, ударяясь руками о горячую землю, а из глаз текут слезы огорчения, когда Сэйл начинает исчезать.
– Сэйл! – кричу я, но он лишь качает головой.
Беззвучно произносит:
– Все хорошо.
Эти слова – реквием, который всегда будет звучать у меня в голове.
Я крепко зажмуриваюсь. Ненавижу, ненавижу, что все равно не могу его спасти, не могу спасти Дигби. Но потом из горла вырывается всхлип, и я резко открываю глаза.
Я поднимаю свинцовые веки, понимая, что здесь нет ни снега, ни жара, ни Дигби и Сэйла. Приходить в себя – это как рассеивать дым, я пытаюсь отмахнуться от него руками, но это не разгоняет мглу.
Я сбрасываю сваленные на меня одеяла и сажусь в незнакомой постели, спина немного болит. В камине напротив горит огонь, от которого становится еще жарче, чем от одеял. Секунды сливаются в единое целое, туман в голове сгущается.
Я спала? Теперь не могу припомнить. На щеках следы высохших слез, но я не знаю причину. Голова будто набита мягкими перьями, а между ног влажно и горячо.
Пытаюсь пошевелиться, заговорить, но не могу.
Я вдруг чувствую беспокойство и слабую боль внизу спины. Знаю, что во всем этом есть что-то важное, что-то значимое, но не уверена, что именно.
Где я?
До того как чувства навалятся на меня, меня снова манит дымка, взывает шепотом. Я ложусь набок, наслаждаясь спокойствием, приятным теплом, которое охватывает мое тело.
Я прихожу в себя и снова впадаю в забытье.
Звуки, голоса, которых не могу различить. Размытые видения. Скофилд, стоящий ко мне спиной. Еще один незнакомый стражник. Служанка, которая приносит поднос. Полли, сидящая в кресле возле моей кровати, держит знакомую коробочку с белыми лепестками.
Так тепло…
Я сжимаю бедра из-за прилива жара, который я не могу утолить. Немного сводит живот, а грудь наливается и становится чувствительной.
Каждое прикосновение шелковых простыней я воспринимаю как ласку. Я напряжена от этого ощущения. Пытаюсь стянуть перчатки и одернуть ночную рубашку, чтобы обнаженную кожу окутал ветерок, но руки не слушаются.
Расстроившись, я закрываю глаза и просто чувствую. Чувствую, как чьи-то руки держат меня на перилах лестницы. Как шеи касаются губы и легонько ее прикусывают. Тело горит, и от этого пламени голову наводняет дым.
Мне нужно еще.
Моей руки что-то касается, а потом я чувствую, как и там собирается влага, будто по коже провели языком. Я открываю глаза и вижу стоящего возле кровати Мидаса. Касается меня меховая шаль, а влага – это мое золото, вытекающее из руки.
Он убирает шаль, а потом к моей коже прижимают изысканную корону. Затем ожерелье из ракушек на серебряной цепочке. Мне так приятно от каждой вещи, которой проводят по моей коже, что я почти стону, тело жаждет прикосновений.
Карие глаза смотрят на меня, губы приподнимаются в улыбке.
– Готова к балу, Драгоценная?
Бал? Я представляю мягкие платья, медовое вино и
