работая в сельхозинституте, в мае я часто читала свою психологию и вместо тех преподавателей, которые уже вычитали все свои часы, и деканы меня просили встать вместо них (чтобы 120 студентов не болтались по институту!), а мне и в голову не приходило, что я свои часы тоже давно вычитала (потому что я их никогда не считала!), не скрою, что наградой мне всегда был безумный восторг студентов, когда я неожиданно входила в аудиторию и слышала: «Ура! Психология! «…» не будет!».
На кафедре я была перегружена часами (особенно в начале нулевых), потому что зав. кафедрой из-за другой преподавательницы не хотел получать инфаркт! На своих вечерних английских курсах в 80-е мне вполне достаточно было одной (всегда сильной) группы, но в начале 90-х меня начальница уговорила взять еще одну «с нуля», потому что она во мне уверена (так, все последующие годы я стала возвращаться домой в 10 вечера не два, а четыре раза в неделю — но, надо признаться честно, что именно эти две группы меня очень выручили в непростые 90-е, когда в нашем институте задерживали зарплату на 2 месяца, а на курсах — никогда и к тому же она была в два раза выше моей основной!). Все свои подработки я выполняла только по просьбе (разовые лекции в организациях, курс лекций в Волжском зимой в 1991 году, курс психологии в Доме офицеров в январе 1994 года, серьёзный курс лекций для референтов в машиностроительном техникуме на Красном Октябре в мае 1994 года, восемь лет (1994–1998, 2004–2008) с перерывом — в колледже нефти и газа).
НО я никогда не гонялась за деньгами! Никогда! Я всегда откликалась на чью-то просьбу! И это не было манипулирование мною (все эти просьбы для меня были желанны — они располагались в круге моих знаний и моих интересов.
НО всё-таки, когда мною кто-то пытался грубо управлять, я не уступала, как, например, когда я только-только поступила в институт, мне в деканате очень авторитетный доктор наук снисходительно-безапелляционно сказала, что я буду посещать только ее научный кружок по лексикологии — мне бы хитро промолчать, но я сразу смело сказала: «Нет! Я люблю только литературоведение и буду ходить только туда!» — надо было видеть, как она сначала опешила от такой «наглости», а потом угрожающе сказала: «Ну! Ну!», а я приготовилась к мести с ее стороны уже в конце 1 курса на экзамене по языкознанию — но она оказалась благородным человеком и тогда, и потом — на кандидатском!
А сколько индивидуальных консультаций (не в уютной аудитории тет-а-тет!) неожиданно, вырывающих меня из моего уютного дома: кого- то бросил муж и нужно было быть рядом (не один случай!), кого-то бросил жестокий любовник, кто-то серьезно заболел (тоже не один случай!) — и я мчалась через весь город и не на разовую встречу!
Одна моя подруга (с таким же базовым образованием — английским!) виртуозно как-то дважды! спихнула на меня своего научного руководителя профессора философии, чтобы позаниматься с ним английским и перевести доклад — в 1988 году и 10 лет спустя в 1998 году перед его поездками в Англию (но общение с ним оказалось очень приятным!). А, когда нужно было прочитать лекцию в школе у ее же сына — то это сделала не она (философ!), а я — по ее просьбе (НО наша дружба до одного момента не была ничем омрачена и я ей благодарна за поддержку, когда я проходила по конкурсу в 1987 году).
Когда нужно было из больницы спасать тяжело больного моего бывшего студента (его маме было некогда — ее на тот момент отвлекал бизнес!), то это мы с Васюшей забрали из больницы его к себе домой и окружили заботой!
С одной подругой в 1995 году вместе в пять утра собирала «передачу» для ее сына в тюрьму, а спустя 26 лет в 2021 году «нашла» ее и окружила заботой, щедро поддерживая ее в ее сложной жизненной ситуации (автором которой была только она сама!), не считаясь с расходами своей небольшой пенсии (НО в 1995 году наша дружба была теплой — с обеих сторон).
Но особенно бережно относилась я к одной своей подруге, многие годы одаривая ее разными подарками (качественными продуктами в 90-е — маслом, сыром — правда, один раз и она в 90-е поделилась со мной горохом — она часто потом это вспоминала), а в последние годы — планшетами, ноут-буками (для внуков), тостером, кофемолкой, мясорубкой, пылесосом, изящной солевой лампой, прелестной люстрой, унитазом, немедленно нами купленном, чтобы спасти ситуацию, и — многим чего еще (потребуется камаз, чтобы всё это загрузить!). НО! Все эти подарки — абсолютная ерунда! Главное — мое постоянное беспокойство о ней, о ее здоровье. Я ей всегда звонила. И, как правило, всегда знала, когда она в больнице, и ее навещала! Даже, когда у меня самой было давление за 200 (в сентябре 2001 года), я поехала к ней и увидела ее скачущей на зеленой лужайке (оказывается, в больницу она попала планово и вполне себя неплохо чувствовала! А я — падала). Но она мне не позвонила ни на следующий день, ни через два месяца, чтобы узнать, как я доехала и выздоровела ли. Она мне не звонила практически никогда.
О том, как мы с Васюшей многих моих подруг брали в небольшие путешествия на своей машине на пикники, я описала в эссе «Наши путешествия на машине». А о том, как мы накрывали роскошные столы в течение 15 лет — в эссе «Жизнь вдвоем». Часто люди вспоминают, как раньше люди ходили друг к другу в гости! НО разве только хождением в гости определяется основное содержание и качество дружбы? Именно понятие «друзья» в социальной сфере моей жизни (не социальное поле выбранной мною профессии — своих студентов и слушателей я обожала! — здесь всё было прекрасно!) оказалось впоследствии грустной стороной моей жизни.
Когда мой Васюша тяжело заболел, никто из моих подруг не откликнулся! Никто! Все семь с половиной лет! Когда он умер, никто из моих подруг не пришел на похороны! Никто! Все сказали: «Извини — ковид!». Абсурд этих отмазок я остро почувствовала, когда увидела в столовой в том же зале группу из 35 человек (они пришли все и без масок — к своему коллеге). В первые месяцы после смерти (и до сих пор спустя год!) практически никто из моих подруг не звонит. Никогда. Но и это — не главное.
