Едва зажившие колени обожгло точно пламенем. Раны вновь закровили.
«Нет! — пульсировало в сознании крупными алыми буквами. — Если это последние секунды моей жизни – пусть! Но… я не проведу их, стоя на коленях! Только не перед этим чудовищем! Не перед этим монстром!»
Сминая в кулаках свежую зеленую траву, погружаясь ногтями в землю, Лиза собиралась подняться. Конечно, ее трясло. Колошматило, как никогда прежде. Ни руки, ни ноги толком не слушались. Но она запрещала себе бояться. Страх убивает быстрее любой пули…
Настойчиво игнорируя ревущий пульс, она продолжала попытки встать с земли. Шаря ладонями вокруг себя в поисках лучшей точки опоры, случайно наткнулась на что-то холодное. И сердце испуганной птахой замерло в груди.
«Пистолет! Это же… пистолет!»
Но схватить его ей было не суждено. Шмель сделал это раньше.
А после больно вцепился в ее волосы и прогромыхал, почти оглушая:
— Ты все еще не словила пулю в лоб по одной простой причине – мне нужно доставить тебя Гарику живой! Он хочет лично с тобой побеседовать! Да и Макару он слово дал, что тебя грохнут лишь в самом крайнем случае! Но… это еще не значит, что я должен с тебя бл*дские пылинки сдувать! Я ведь могу с тобой такое сотворить, что сама сдохнуть захочешь! Так что… лучше не рыпайся, лапуля! Дырки целее будут! Ты… все поняла?
Лиза уставилась на него с таким презрением, что самой тошно стало.
— Из-за меня умерли невинные люди! — закричала она надломившимся голосом. — Ты серьезно думаешь, что мне сейчас есть дело до сохранности моего тела? Я уже хочу сдохнуть! Уже! Я не знаю, как с этим… жить! Убийца! Чертов убийца! Чудовище! Дима растерзает тебя! Сделает со всеми вами все то, что вы сделали с моим отцом, ублюдки! Ненавижу… а-а-а!
Явно устав от ее гневной тирады, Шмель прямо за волосы поволок Лизу к машине. Не позволил подняться. Просто тащил вперед, вынуждая следовать за ним на четвереньках. Отчаянно брыкаясь, она со всей дури укусила его за ногу. Только тогда Соколовский отпустил ее, отвесив очередную пощечину за непокорность. Впрочем, именно этого она и ждала. Именно на это его и провоцировала. С готовностью встретив удар, Лиза вновь распласталась на земле. Но лишь для того, чтобы дотянуться до пистолета Дани. Тот все еще лежал в ладони своего хозяина. Манил. Притягивал. Казалось, что даже после смерти Верещагин продолжает защищать ее. Ей хотелось так думать.
А потому, сморгнув слезы, она наконец сжала в руках оружие и направила его на Шмеля. С предохранителя сняла, но прицелиться не получалось – слишком сильно тряслись руки. Глаза противника сперва увеличились от удивления, а после превратились в две маленькие щелочки.
Однако сам мужчина разразился громким лающим смехом:
— Не выстрелишь! — язвительно сплюнул он. — Не сможешь! Кишка тонка!
Тем не менее Соколовский медленно попятился назад. Она наивно полагала, что смогла напугать его, но… просчиталась. Он вплотную приблизился к Соне, о существовании которой все благополучно забыли, и, силой оторвав ее от Алексея, прижал к себе, прикрываясь ей, как живым щитом. А после приставил пистолет к ее виску. И внутри у Лизы все оборвалось от дикого примитивного ужаса. Душа буквально покрылась толстой коркой льда.
«Нет! — повторяла, точно мантру, вглядываясь в зареванное до неузнаваемости лицо подруги. — Нет, моя родная! Я не допущу этого!»
Судя по всему, Алмазова так сильно переживала за Гордеева, что до сего момента вообще ничего вокруг не замечала. Зато теперь прозрела.
Увидев безжизненные тела у их ног, она завизжала так громко, что птицы с ближайших деревьев испуганно взмыли в воздух.
— Беги, Лиза! — закричала Соня, дрожа всем телом. — Беги! Он не выстрелит, ты нужна им живой! Иначе он уже убил бы тебя. Беги, умоляю…
Лиза сморгнула набежавшие слезы и медленно покачала головой:
— Нет! Никто больше не умрет из-за меня!
— Рыжик…
— Прости!
— Лиза, нет!
Но было уже поздно. Она решительно отбросила в сторону пистолет.
Выдержав испытывающий взгляд Соколовского, устало выдохнула:
— Отпусти ее! Соня здесь ни при чем!
— Она – свидетель! — возразил мужчина, криво усмехаясь. — Она выдаст меня!
— Дима и так узнает твое имя с минуты на минуту, — парировала Лиза. — Твоей игре в двойного агента пришел конец. Ты и сам это прекрасно понимаешь. Сжалься. Она беременна. Беременных даже конченые маньяки не трогают.
Шмель задумался. Наконец, сжав губы в тонкую линию, он пробормотал:
— Складно воркуешь! Но… что я получу взамен на ее жизнь?
Осмотрев его долгим взглядом, Лиза тихо обронила:
— Мою покорность!
— В каком смысле?
Она ничего не стала объяснять. Просто кивнула на его автомобиль и прошептала, чувствуя, как от страха кишки узлом скручиваются:
— Поехали!
