Когда Лука пишет, что Павел сказал: Сего–mo, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам, некоторым читателям кажется, что он одобряет язычников — по своему невежеству они всегда поклонялись истинному Богу и не знали о том. Однако подобное восприятие далеко от правильного понимания цели данного высказывания. Здесь следует иметь в виду три обстоятельства. Во–первых, это высказывание составляет первый эшелон защиты Павла от предъявленного ему обвинения, ибо как могли его обвинять в проповеди о чужом божестве, если их религия сама нераздельно связана с поклонением неведомым божествам? Во–вторых, с толку сбивает перевод. В этом высказывании Павел акцентирует внимание слушателей не на личности «неведомого Бога», а на невежестве поклоняющихся Ему. В городе «любящих мудрость» Павел сосредоточивается на общепризнанном невежестве, проявляемом в отношении личности Бога. В–третьих, хотя первый пункт речи Павла, по–видимому, произвел довольно сильное и положительное впечатление, его следует рассматривать в контексте всей остальной речи; Павел в действительности говорил: «Да, но…»
24—29 Во второй части этой речи совершенно очевидно идет атака на идолослужение, причем используются аргументы, находящие параллели в иудейской мысли и в других произведениях по данной теме. Павел переходит далее от их признанного невежества в отношении личности истинного Бога к обоснованию того, что они проявляли такую же невежественность и относительно обиталища Бога (24), и ошибались по поводу того рода служения, которого хотел от них Бог (25—27), и не знали, какого мнения о Боге им следует придерживаться и как представлять Его себе (28,29). Короче говоря, при всей своей «набожности» они заблуждались во всем, кроме признания в собственном невежестве.
Заявление Павла о том, что Бог желает, чтобы люди искали Его, не ощутят ли Его, и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас, опять может быть воспринято так, будто стоит язычнику только протянуть руки, как он коснется Бога. В действительности, здесь повествование приобретает трагический характер. Само построение фразы говорит о том, что речь идет о желании Божьем, но, увы, не о реальном положении дел. Слово, переведенное здесь как искать, в оригинале весьма яркое и образное, его часто переводят как «нащупывать», «искать вслепую». Негативный результат со всей очевидностью представлен в заключительном придаточном предложении: «…хотя Он и не далеко» (а не «поскольку Он недалеко»). Здесь указывается не на то, что «Он близко, поэтому люди могут найти Его», а на то, что «люди не могут найти Его, но не потому, что Он далеко». Более дословный перевод этого отрывка можно изложить следующим образом: «…им надобно искать Бога так, как если бы они искали Его ощупью, вслепую, чтобы найти Его, даже если Он и не далеко от каждого из нас».
Хотя NIV ставит фразу мы Им живем и движемся и существуем в кавычки, она скорее является поговоркой, чем точной цитатой, поскольку ее находят в творчестве нескольких античных писателей. Фраза мы Его и род по всей вероятности взята из посвященного Зевсу стихотворения Арата, поэта и астронома, хотя может быть и так, что Павел воспользовался цитатой из труда неизвестного иудейского апологета. Но тем самым Павел не стремится подчеркнуть знания языческого поэта, он скорее указывает на непоследовательность и противоречивость теории и практики язычества.
30,31 Заключительную часть речи оценить правильно можно только в контексте всего диспута. Павел не ставил целью первым делом ответить на трудную богословскую проблему людей, никогда не слышавших евангельской вести. В этой речи прежде всего говорится о жертвеннике, установленном «неведомому Богу» (см.: коммент. к ст. 22,23). Этот алтарь использовали в целях «предупредительного» поклонения, поклонения из предосторожности; этому неведомому богу служили, чтобы оградить Афины от бедствий. Встретившись с человеком, который заявляет, что подобное предупредительное поклонение было заблуждением и, стало быть, тщетным занятием, всякий уважающий себя язычник мог спросить: «Если мы так неправы, то почему же нет никаких бедствий, никаких эпидемий?» Именно на этот вопрос и отвечает Павел. Катастроф с городом не случалось не потому, что они действенно поклонялись своим идолам, как им думалось, но единственно благодаря милости Бога, не обращающего внимания на их неведение (заметьте, что Павел возвращается к теме неведения). Бог ныне повелевает людям всем повсюду покаяться; несчастье, гибель, катастрофа будут удержаны от них не всегда, ибо Он назначил день, в который будет судить. Недостаточно полная характеристика Иисуса, как предопределенного Им Мужа, объясняется, вероятно, попыткой избежать того впечатления, что Иисус был просто еще одним богом (см.: коммент. к ст. 18). И потому же, используя абстрактный термин «воскресение», Павел дает четкое объяснение своим словам.
32 Стоило афинянам понять, что Павел имел в виду, говоря о «воскресении», и оратора прервали выкриками на полуслове. Бессмертие божественной души — дело понятное, но вера в телесное воскресение должна была показаться большинству греков просто наивной и смешной, поэтому одни насмехались, а другие говорили: …об этом послушаем тебя в другое время. Эти слова могли быть искренними или язвительными, но известен другой знаменитый случай, когда ареопаг отложил решение по делу о предумышленном убийстве на 100 лет! 34 Однако несколько человек откликнулись на речь Павла, и среди них — Ареопагит Дионисий.
18:1–17 Павел в Коринфе. 1–3 В Коринфе Павел повстречал людей, которые навсегда стали его друзьями, Акилу и Прискиллу (см.: Рим. 16:3 и 2 Тим. 4:19, где, как и ниже в 18:18,19, Прискилла упоминается первым [☼ NIV и греч. текст]). У них было много общего с Павлом: они тоже гостили в Коринфе; были иудеями; все трое занимались деланием палаток; и, возможно, эти двое уже были христианами, когда встретились с Павлом. 4—8 Не изменяя своему правилу (см.: коммент. к 13:46), Павел проповедовал прежде всего народу в синагоге, иудеям и богобоязненным грекам. Хотя некоторые из иудеев и покаялись (напр., Крисп, начальник синагоги… со всем домом своим), община в целом отвергла послание Павла, и тогда Павел, отрясши одежды свои (подобно тому, как он «отряс прах от ног своих»; см.: коммент. к 13:51), оставил их со словами: …отныне иду к язычникам (однако см.: 18:19). Иуст был, наверное, одним из греков, встретившихся с Павлом в синагоге, которые заинтересовались иудейской религией (см.: коммент. к 10:2).
9—11 Несмотря на то что в этом городе у Павла были друзья, пребыванию в Коринфе суждено было стать для него весьма трудным испытанием, и Господь укреплял его в видении, подавая слова ободрения. 12 Когда же напали на него иудеи, то привели его пред судилище Галлиона. Как и обещал Господь, Павел вышел из этого испытания целым и невредимым. 13—15 Это обвинение и связанное с ним решение указывают на шаткое, ненадежное положение, в котором оказывались христиане перед лицом римского закона. Иудаизм относился к числу допускаемых законом религий и, если христианство считалось сектой в рамках иудаизма, а именно это, по–видимому, Галлион и имел в виду, тогда оно было не только допустимо, но и находилось под защитой римского закона. Если же христианство рассматривалось в качестве самостоятельной религии, то его ожидало более тщательное расследование, а его последователи уже не могли бы рассчитывать на веротерпимость Рима. И хотя инцидент, о котором идет речь, не имел никаких последствий, он завершился весьма благоприятно для Павла и христиан: у них не было оснований опасаться допросов в римских судах. 17 Беспочвенные обвинения представляли собой серьезную проблему в Римской империи той эпохи, однако при жизни Павла имперские законы, направленные на пресечение практики необоснованного обвинения врагов с целью изолировать их на некоторое время, не исполнялись.
18:18—22 Павел посещает Эфес и возвращается в Антиохию. Краткий визит в Эфес, город, которому суждено будет стать важным миссионерским центром во время следующего путешествия Павла (19:1–41), завершает его второе миссионерское путешествие. 18 То, что Павел остриг голову по обету, имеет отношение, возможно, к установлениям о назорействе (см.: Чис. 6:1–21), поскольку известно, что данный обет практиковался среди ранних христиан (Деян. 21:23—26). Такой обет приносился в благодарность за избавление от опасности (9,10) и внешне проявлялся в острижении волос с головы. Так, в рамках соответствующих культурных традиций, Павел, по–видимому, выразил свою благодарность Богу.
