— Аркадий Борисович, а чего я-то?
— Больно много ржешь.
— Мне на треньку надо.
— Успеешь на свою треньку заодно разомнешься с веником в руках. Так сказать, прогреешь мышцы для пользы.
Школьные заботы затянули с головой, но это не означало, что я забыл про странные сны, про новые теории. Просто отложил их в дальний ящик, до поры до времени. Убрал все загадки кроме одной единственной по фамилии Володина.
Я бы и эту тайну был рад спрятать подальше, однако снежная королева своим присутствием отравляла каждый день.
О юный рыцарь… Что это, нелепое совпадение? Только не в случае с Мариночкой — уж слишком хитра и изворотлива была тварь. Привыкла бить прямо в цель со свойственной ей иезуитской беспощадностью. Правда в случае со мной немного просчиталась, не учла того фактора, что за прошедшие годы Синицын мог позабыть. Я и забыл, но сон напомнил: пустой фотоальбом с одной единственной фотографией внутри.
Храбрый рыцарь… да мало ли кто мог так называть меня в далеком-предалеком детстве. К примеру, мама… Хотя нет, мама не могла. Никто не мог, учитывая совсем не рыцарский характер Никиты Синицына. Никто не мог, кроме девушки по имени Даша.
Это было наше с ней — слишком личное, чтобы делиться с окружающими. И откуда только прознала, ледяная стерва? Понять бы…
Очень хотелось схватить Володину за грудки и хорошенько потрясти, потребовав немедленного ответа. Только я знал, чем это закончится: очередной обструкцией со стороны коллектива: «Никита плохой, Никита хулиган, Никита снова Мариночку обижает». Нет, здесь действовать нужно по-хитрому, выждав удобный момент. Не все прекрасной Мариночке в одни ворота играть, мы тоже кое-чего умеем. Просто нервы порою не выдерживают.
Стиснув волю в железный кулак, я затаился. Вел себя настолько тихо и спокойно, что даже Агнешка почуяла неладное.
— Никит, с тобой все хорошо? — спросила она на одной из перемен.
— Да.
— Выглядишь как-то странно. Если пукнуть хочешь, выйди в коридор.
Ковальски очень старалась соответствовать общепринятому статусу девочки. Еще три года назад она бы непременно употребила слово пернуть или того хлеще — срать. И услышала бы в свой адрес:
— Нельзя так выражаться, ты же девочка.
Извечное «ты же девочка» преследовало Ковальски постоянно:
— Нельзя мальчиков бить, ты же девочка.
— Нельзя в носу ковыряться, ты же девочка.
— Нельзя колготки поправлять у всех на глазах, ты же девочка.
Окончательно Агнешка поняла истину данных слов, когда под школьным пиджаком выросла грудь, а дворовая пацанва перестала видеть в ней равную. Появились странные подколы и ужимки, а рыжий Сеня так и вовсе попытался схватить за зад, за что и получил промеж глаз.
Агнешка сильно преобразилась в последние годы, но кое-что осталось неизменным: это ее дурацкая прямота ни к месту. Пукнуть — это же надо же такое ляпнуть.
За спиной засмеялся довольный Дюшес.
— Не бзди раньше времени, Синица, сдадим экзамены. Где наша не пропадала.
Агнешка тут же обернулась:
— Соломатин, а ты чего ржешь? Совсем страх потерял перед экзаменами? Синицын в отличии от тебя в математике шарит, а ты до сих пор понять не можешь, почему одна пятая больше одной десятой.
— Все я понимаю, — насупился Дюша. — Просто нахрена сложности выдумывать — черточки всякие. Нет, чтобы сразу взять и поделить. Для наглядности записать в десятичном виде через запятую, а так путаница получается… десятка же больше пятерки.
— В знаменателе Соломатин, в ЗНА-МЕ-НА-ТЕ-ЛЕ! И путаница в голове только у тебя одного. Двенадцатый класс, а до сих пор элементарные вещи понять не можешь.
Агнешка сильно преувеличивала. С треклятыми дробями Дюша разобрался, вот только дались ему эти знания с превеликим трудом. В следствии чего возникла основная претензия к математикам: зачем записывать число дробью? Нахрена?! Ну ладно еще в ледниковый период, когда люди пытались по-честному разделить тушу мамонта. Там доли были нужны, но в современном мире, где есть калькуляторы и компьютеры. Зачем число писать через черточку?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Подлил масла в огонь наш трудовик. Он как-то раз заглянул в кабинет математики, ну Соломатин не будь дураком и спроси:
— А вы дробью хоть раз в жизни пользовались?
На что Аркадий Борисович ответил честное «нет». Добавив, что по жизни пацифист, предпочитающий огнестрелу сталь ножа. Нужный эффект был достигнут: класс разразился хохотом, а математичка с рассказами о важности дробей была посрамлена. Соломатин выиграл свою маленькую войну. Никто так и не смог убедить упертого парня, что обыкновенная дробь — это вещь необходимая, а не математический архаизм.
С тех пор много воды утекло: и математичка сменилась, и изучение дробей закончилось, а Соломатину до сих пор припоминали противостояние со школьной системой.
— Ковальски, ты уже достала своими дробями, — Дюша показал массивный кулак. В ответ девушка продемонстрировала острый кончик язычка.
— Агнешка права, твои знания по алгебре и геометрии оставляют желать лучшего. Нужно усерднее готовиться к экзаменам, Андрей, — добавила Володина.
Идеальные черты лица, прямая осанка, и взгляд такой, что мороз по коже пробирает.
Ох и зацепили меня её слова: до нервяка, до зубовного скрежета. Сидит вся из себя такая важная, рассуждает. Без году неделя в классе, а уже все про всех знает: кому математику подтянуть, кому английский — королевишна, чтоб её…
Пока силился сдержать нарастающую волну гнева, Агнешка сменила тему.
— Сегодня всё в силе?
— Ты про Котейню? — уточнил Дюша.
— Ага. Мы сразу после школы пойдем?
Дюшес пожал плечами, дескать могу пойти хоть сейчас, мне то чего. Ледяная королева благосклонно кивнула головой. Кузьма, услыхавший волшебное слово «котейня», мигом нарисовался рядом. Не хватало только Копытина, но да у него сейчас физкультура в другом крыле.
— Никита? — Агнешка вопросительно уставилась на меня.
— А что за повод?
Я глупо и наивно врал. Трудно было не знать то, о чем твердили все вокруг. Ребята раз в неделю выбирались в кафешку, только вот Синицына с собою не звали. Сначала сам был виноват, постоянно отказывался, потом угодил под санкции в связи с плохим поведением. Короче, все настолько привыкли к моему отсутствию, что стали считать это за норму, как само собой разумеющееся. Все кроме меня… Трудно оставаться в стороне, когда другие веселятся. Смакуют, обсуждая предстоящее событие, кто какой коктейль будет пить, куда пойдут после, и почему Кузьке больше не наливать.
Последняя неделя не была исключением, все вокруг предвкушали, а меня словно вычеркнули из круга. Было чертовски обидно, вот и приходилось делать хорошую мину при плохой игре. Притвориться, что не в курсе и ничего не знаю.
— Никит, разве для общения с друзьями нужен особый повод?
— Нет.
— Тогда перестань строить целку.
Зря Агнешка повысила голоса. У преподователей с годами вырабатывался острых слух, и Галина Николаевна не была исключением из общих правил.
— Ковальски, сколько можно говорить — научись подбирать выражения! — прогремело строгое учительское над головами внезапно притихшего класса. — Ты же девушка!
Только зимой бывает по-особенному синее небо. Не блеклое и выцветшее, как летней порой, а по-настоящему яркое, пропитанное густой акварельной краской. За утро порядком навалило снега, укрыв голые ветви кустов и пластиковые оградки газонов. Деревья в парке вырядились в новые меховые шапки. Сугробы искрили, играли огнями под полуденным солнцем, так что глазам становилось больно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Под подошвой похрустывал свежий настил, клубы пара валили изо рта. Раскрасневшиеся от мороза девчонки хохотали над выдумщиком и шутником Копытиным. Серега старался за двоих, ни на секунду не замолкая. Почему за двоих? Да потому что рядом крутился Кузька, обделенный талантом острослова. Это не означало, что у нашего домовенка совсем не было чувства юмора. Он мог изредка приколоться, иногда даже смешно, но чтобы вот так: пулять целыми сериями шуток. На это был способен разве что Дамир, молодой и непризнанный стендапер или Копытин. Правда у последнего заметно страдало качество, но Серега по данному поводу не парился — смеются и ладно. Даже обидные замечание Агнешки вроде «Копытин, ну ты и придурок», не смущали парня.
