Управляющий. Сию минуту, мистер Престон, но разрешите одно только слово. Когда я, против собственного желания, обращался к вам со скромной просьбой относительно провизии, имея при этом в виду исключительно избыточные количества…
Филип (из ванной, давясь от смеха). Что, что такое?
Управляющий. Я говорю мистеру Престону, что обращался с просьбой только относительно излишних запасов, и то лишь ввиду семейства из семи человек. Учтите, мистер Престон, у моей тещи — роскошь по нашим временам — остался всего один зуб. Вы меня понимаете? Всего один зуб. С его помощью — ест все, что может, и даже с удовольствием. Однако в случае выпадения буду вынужден приобрести полный протез для обеих челюстей, верхней и нижней, приспособленный для прожевывания любой пищи. И бифштекса, и бараньей котлетки, и — как это называется? — salomilio. Каждый вечер — уверяю вас, мистер Престон, — я спрашиваю: ну, как зуб у старушки? Каждый вечер я ложусь с мыслью — что мы будем делать, если он выпадет? При полном комплекте верхних и нижних зубов в Мадриде не останется лошадей для армии. Уверяю вас, мистер Престон, вы никогда не видели подобной женщины. Истинно роскошь по нашим временам. Хочу надеяться, мистер Престон, что у вас найдется ненужная баночка консервов, которую вы могли бы уделить.
Престон. Просите у вашего друга Ролингса.
Филип (выходя из ванной). Camarada филателист, у меня как раз имеется излишек мясных консервов в количестве одной банки.
Управляющий. О мистер Филип! У вас душа больше этого отеля.
Престон. И вдвое грязнее. (Выходит.)
Филип. Он очень обиделся.
Управляющий. Вы отняли у него молодую леди. Он ревнует. Он полон ярости.
Филип. Вот, вот. Он прямо-таки набит яростью. Я вчера попробовал выбить из него немного. Никакого впечатления.
Управляющий. Послушайте, мистер Филип. Скажите мне правду. Скоро кончится эта война?
Филип. Боюсь, что не очень.
Управляющий. Мистер Филип, мне очень неприятно слышать это от вас. Уже целый год. Это ведь не шутка, мистер Филип.
Филип. А вы не думайте об этом. Держитесь, и все будет хорошо.
Управляющий. Вы тоже держитесь и будьте поосторожнее. Мистер Филип, будьте поосторожнее. Я знаю. Вы не думайте, что я не знаю.
Филип. Не советую вам знать слишком много. А если что и знаете, держите язык за зубами, ладно? Так у нас с вами дело и пойдет.
Управляющий. Но вы будьте осторожнее, мистер Филип.
Филип. Я держусь, не беспокойтесь. Выпьем? (Наливает шотландского виски и разбавляет его водой.)
Управляющий. Спиртных напитков не потребляю. Слушайте меня, мистер Филип. Будьте осторожнее. Сто пятый — очень нехорошо. Сто седьмой — тоже очень нехорошо.
Филип. Спасибо. Я знаю. Только сто седьмой уже ускользнул от меня. Ему дали уйти.
Управляющий. Сто четырнадцатый — просто дурак.
Филип. Согласен.
Управляющий. Вчера вечером пытался войти в сто тринадцатый, ваш, как будто по ошибке. Я знаю.
Филип. Потому я и не вернулся туда. За дураком было наблюдение.
Управляющий. Мистер Филип, будьте осторожны. Хотите, я поставлю на дверь французский замок? Крепкий французский замок. Самого крупного размера.
Филип. Нет. Крепкий замок тут не поможет. В таких, делах крепкие замки ни при чем.
Управляющий. Может быть, какие-нибудь особые поручения, мистер Филип? Чем-нибудь могу быть полезен?
Филип. Нет. Никаких поручений. Спасибо, что отшили этого дурака-журналиста из Валенсии, который хотел снять номер. У нас тут и так дураков довольно, считая вас и меня.
Управляющий. Если он вам нужен, его можно устроить. Я обещал ему дать знать, если освободится номер. Когда все успокоится, можно его устроить. Мистер Филип, вы только будьте поосторожнее. Прошу вас. Вы знаете.
Филип. Я держусь, не беспокойтесь. Просто иногда на меня находит скверное настроение.
В течение этого разговора Дороти Бриджес успела встать с постели, пройти в ванную, одеться и снова вернуться в комнату. Она садится за пишущую машинку, потом заводит патефон. Филип у себя в номере слышит музыку. Это — баллада Шопена As-dur op. 47.
(Управляющему.) Извините — одну минутку. Вы сейчас будете переносить его вещи? Если кто-нибудь меня спросит, попросите, пожалуйста, подождать.
Управляющий. Я скажу горничной, которая будет собирать вещи.
Филип подходит к двери Дороти и стучит.
Дороти. Войди, Филип.
Филип. Можно мне выпить здесь стакан виски?
Дороти. Конечно. Пожалуйста.
Филип. У меня к тебе две просьбы.
Пластинка кончилась. Видно, как из номера 110 выходит управляющий, потом входит горничная и начинает собирать вещи Престона, складывая их на кровать.
Дороти. Какие, Филип?
Филип. Во-первых, уехать из этого отеля, а во-вторых, вернуться в Америку.
Дороти. Филип, ты просто нахал. Ты еще хуже Престона.
Филип. Я не шучу. Тебе сейчас не место в этом отеле. Я говорю серьезно.
Дороти. Мне было так хорошо с тобой, Филип, перестань. Пожалуйста, милый, я тебя очень прошу, перестань.
Видно, как на пороге соседней комнаты показывается Уилкинсон в форме бойца Интернациональной бригады.
Уилкинсон (горничной). Товарища Ролингса нет?
Горничная. Войдите и посидите здесь. Он вас просил подождать.
Уилкинсон садится в кресло, спиной к двери. В соседней комнате Дороти поставила новую пластинку. Филип поднимает иголку, и пластинка продолжает впустую вертеться на диске.
Дороти. Ты, кажется, хотел выпить. Вот, пей.
Филип. Я уже расхотел.
Дороти. Милый, что с тобой?
Филип. Слушай, я вовсе не шучу. Ты должна отсюда уехать.
Дороти. Я не боюсь обстрела. Ты это знаешь.
Филип. Дело не в обстреле.
Дороти. А тогда в чем же дело, милый? Я тебе не нравлюсь? А я так хотела, чтоб тебе было хорошо со мной.
Филип. Как мне заставить тебя уехать?
Дороти. Никак. Я не уеду.
Филип. Я тебя перевезу в «Викторию».
Дороти. Ты меня не перевезешь в «Викторию».
Филип. Если б я только мог разговаривать с тобой.
Дороти. А почему ты не можешь?
Филип. Я ни с кем не могу разговаривать.
Дороти. Милый, это у тебя просто торможение. Тебе нужно пойти к специалисту по психоанализу, и он тебя мигом приведет в норму. Это очень просто и даже увлекательно.
Филип. Ты безнадежна. Но ты очень красива. Я заставлю тебя уехать.
Он ставит иголку на пластинку и подкручивает завод.
Если я сегодня скучный, извини.
Патефон играет. В это время у двери номер 110, где горничная продолжает собирать вещи, а Уилкинсон сидит на прежнем месте, остановился человек. На нем берет и плащ, и, прислонившись к косяку, чтобы удобнее было целиться, он стреляет Уилкинсону в затылок из длинноствольного маузера. Горничная вскрикивает: «Ай!» — затем начинает плакать, закрыв лицо передником. Филип, услышав выстрел, толкает Дороти на постель и с револьвером в правой руке идет к двери и, пользуясь ею как прикрытием, смотрит в одну, потом в другую сторону; затем выходит в коридор и входит в соседнюю комнату. Увидев у него в руке револьвер, горничная снова вскрикивает.
Перестаньте.
Он подходит к Уилкинсону и приподнимает его голову; голова тотчас же снова падает.
Сволочи. А, сволочи.
Дороти вышла за ним в коридор и остановилась в дверях. Он вталкивает ее обратно в комнату.
Уходи отсюда.
Дороти. Филип, что это?
Филип. Не смотри туда. Этот человек мертв. Его застрелили.
Дороти. Кто застрелил?
Филип. Может быть, он сам застрелился. Тебя это не касается. Уходи отсюда. Ты что, никогда не видела мертвое тело? Ты же все-таки военная корреспондентка. Уходи отсюда и садись писать статью. Это все тебя не касается. (Обращается к горничной.) Эти банки и бутылки заберите тоже, и поскорее. (Начинает выбрасывать вещи из шкафа на кровать.)Все сгущенное молоко. Все мясные консервы. Весь сахар. Всю лососину в томате. Весь одеколон. Все мыло. Уберите это отсюда. Придется вызвать полицию.
