Антонио (успокаивающе). Знаю. Вы устали, Филип.
Филип. Вот сейчас я говорю по-американски. У Бриджес та же самая история. Только я не уверен, умеет ли она говорить по-американски. Понимаете, она изучала язык в колледже, но знаете, что самое смешное, — хотите, я вам скажу. Мне нравится слушать, как она говорит. Что она говорит, до этого мне дела нет. Я сейчас размяк, понимаете. Я с самого завтрака капли в рот не брал, но я гораздо пьянее, чем после выпивки, а это скверный признак. Ничего, что один из ваших оперативных работников размяк, mi coronel?
Антонио. Вам нужно лечь. Вы очень устали, Филип, а работы впереди еще много.
Филип. Верно. Я очень устал, а работы впереди много. Я должен встретиться у Чикоте с одним товарищем. Его зовут Макс. Да, это не преувеличение, работы впереди много. Макс, вы его, конечно, знаете, фамилии он не носит, так что сразу ясно, что это не простой человек, а моя фамилия Ролингс, как и была, когда я начинал. Из чего вы можете заключить, что я не очень далеко продвинулся в этом деле. О чем я говорил?
Антонио. О Максе.
Филип. Макс. Да, да. Макс. Так вот, он должен был приехать еще вчера. Он уже две недели лавирует или — как это лучше сказать? — курсирует в фашистском тылу. Это его специальность. И он говорит, а он не лжет. А я лгу. Но сейчас — нет. Но как бы там ни было, а я очень устал, понимаете, и мне претит моя работа, и я издергался, как сукин сын, потому что я нервничаю, а нервничаю я не часто.
Антонио. Продолжайте. Только поменьше темперамента.
Филип. Он говорит, — это Макс говорит, хотел бы я знать, где он сейчас, этот чертов Макс, — что он обнаружил одно место, один наблюдательный пункт, понимаете? Там смотрят, куда попадают снаряды, и сообщают, если неверно, понимаете? Ну вот, один такой пункт. И он говорит, что туда приходит командир артиллерийской части, которая обстреливает город, немец, и с ним один бесподобный politico. Понимаете, настоящий музейный экземпляр. Тоже приходит туда. Вот Макс и думает. А я думаю, что он спятил. Но он умеет думать лучше меня. Я думаю быстрее, но он лучше. Что мы можем захватить эту пару. Теперь вы, пожалуйста, слушайте меня очень внимательно, mi coronel, и в случае чего тут же поправляйте меня. По-моему, это все очень уж романтично. Но Макс говорит, — а он немец и очень практичен, и ему отправиться к фашистам в тыл все равно что другому сходить в парикмахерскую. Так вот, он говорит, что это вполне можно сделать. И я решил. Я сейчас совсем пьяный, оттого что так долго ничего не пил. Что, если мы пока отложим другие задания и попробуем доставить вам эту пару? От немца нам едва ли будет много проку, но его можно выгодно обменять, и потом, это почему-то очень уж нравится Максу. Но за того politico вы нам скажете спасибо, mi coronel. Потому что это страшный человек. Я серьезно говорю, страшный. Понимаете, он — вне города. Но он знает тех, которые в городе. И вам стоит только заставить его говорить — и вы тоже будете знать тех, которые в городе. Потому что они все держат с ним связь. Я слишком много говорю, да?
Антонио. Филип!
Филип. Да, mi coronel?
Антонио. Филип, идите сейчас к Чикоте, выпейте как следует и потом делайте свое дело. А в случае чего сейчас же дайте мне знать, лично или по телефону.
Филип. А как мне говорить, mi coronel, по-английски или по-американски?
Антонио. Как хотите. Не говорите только глупостей. Ну, а теперь уходите, потому что хоть мы и друзья и я вас очень люблю, но у меня еще много дел. Слушайте, это все верно, про этот наблюдательный пункт?
Филип. Абсолютно.
Антонио. Тогда это интересно.
Филип. Но очень фантастично, правда? Ужасно фантастично, mi coronel.
Антонио. Вам пора, Филип, идите.
Филип. Значит, все равно, как говорить, — по-английски или по-американски?
Антонио. Довольно разговоров. Идите.
Филип. Тогда я лучше буду говорить по-английски. Черт, по-английски мне гораздо легче лгать, даже обидно.
Антонио. Идите. Идите. Идите.
Филип. Слушаю, mi coronel. Спасибо за поучительную беседу. Я сейчас прямо к Чикоте. (Отдает честь, смотрит на часы и выходит.)
Антонио за столом, смотрит ему вслед. Затем звонит.
Входят два штурмгвардейца и отдают честь.
Антонио. Приведите арестованного, которого вы отсюда взяли. Я хочу поговорить с ним с глазу на глаз.
Занавес Акт II, сцена 2
Угловой столик в баре Чикоте. Это первый столик справа от двери. Дверь и окно на три четверти забаррикадированы мешками с песком. За столиком сидят Филип и Анита. К столику подходит официант.
Филип. Осталось еще виски?
Официант. Только джин остался.
Филип. Хороший джин?
Официант. Желтый, от Бута. Самый лучший.
Филип. И пива дайте.
Анита. Больше не любишь?
Филип. Нет.
Анита. Большой ошибка эта большой блондинка.
Филип. Большой блондинка?
Анита. Длинный, большой блондинка. Высокий, как башня. Большой, как лошадь.
Филип. Золотистая, как пшеничное поле.
Анита. Ошибка. Большой женщина. Большой ошибка.
Филип. С чего ты взяла, что она такая большая?
Анита. Не большой? Большой, как танк. Подожди, когда будешь сделать ей ребенок. Не большой? Как грузовик «студебеккер».
Филип. Как у тебя хорошо выходит «студебеккер».
Анита. Да, самый лучший английский слово. «Студебеккер». Красиво. Почему не любишь?
Филип. Не знаю, Анита. Понимаешь ли, все меняется. (Смотрит на часы.)
Анита. Я не менялся. Раньше тебе нравился.
Филип. Знаю.
Анита. Раньше нравился. Опять понравился. Надо только стараться.
Филип. Знаю.
Анита. Когда есть что-нибудь хороший, не надо уходили. Эта большая женщина — много хлопот. Я знаю. Я сама долго был такой.
Филип. Ты умница, Анита.
Анита. Может быть, это потому, что люди меня ругал. Зачем я кусал мистер Вернон?
Филип. Нет. Конечно, нет.
Анита. Я бы много дал это не делать.
Филип. Об этом уже давно забыли.
Анита. Ты знаешь, почему я кусал? Все знают, я кусал, а никто не спросит почему?
Филип. Ну, почему?
Анита. Он хотел взять из моей чулок триста песет. Что мне делать? Говорить «да, да, бери, пожалуйста»? Нет, я кусал.
Филип. Правильно.
Анита. Ты так думаешь? Правда?
Филип. Правда.
Анита. Ты хороший. Слушай, ты теперь не будешь делать ошибки с большой блондинка?
Филип. Знаешь, Анита, — боюсь, что буду. Боюсь, что в этом-то вся беда. Мне ужасно хочется сделать колоссальную ошибку. (Он подзывает официанта, смотрит на свои часы. Официанту.) Который час на ваших?
Официант (смотрит на стенные часы над стойкой и на ручные часы Филипа). Ваши верны.
Анита. Вот и будет колоссальный.
Филип. Ты ревнуешь?
Анита. Нет. Только ненавижу. Вчера вечером я старался любить. Я говорил о'кей, все товарищи. Идет большой стрельба. Может всех убивать. Надо все со всеми товарищами. Трубка мира. Не думай о себе. Не будь эгоист. Люби врага, как себя. Все эти глупости.
Филип. Да, это было ужасно.
Анита. Такой глупости только можно до утра. А как проснулся, я сразу — ненавидеть эта женщина.
Филип. Не надо, Анита.
Анита. Что ей нужно от тебя? Она брать мужчина, как цветы рвать. От скука. Просто рвать цветы и поставить в комната. Ты ей нравился, потому что ты тоже большой. Слушай, мне ты нравился, даже если карлик.
Филип. Ну, ну, Анита. Не увлекайся.
Анита. Слушай хорошо. Ты мне нравился, все равно, если больной. Все равно, если старый и урод. Все равно, если горбатый.
Филип. Горбуны — счастливые.
Анита. Ты мне нравился, если несчастный горбун. Ты мне нравился, если нет деньги. Тебе нужно деньги? Я буду тебе давать.
Филип. Вот, кажется, единственное, чего я не пробовал на этой работе.
Анита. Я не в шутку. Я серьезно. Филип, не надо блондинка. Ты приходи назад, где для тебя о'кей.
Филип. Боюсь, что не выйдет, Анита.
Анита. Попробуй. Ничего не менялся. Раньше нравился, опять понравится. Всегда так, когда мужчина — настоящий мужчина.
Филип. А я, вот видишь, переменился. Я и сам не рад.
