Когда она вышла из туалета, врачи уже дожидались ее. Они забрали мочу, удовлетворенно кивая головами.
— А это и есть аллу, о которых вы писали так много? — спросил один из них, пробуя шпору на ощупь. Джуна поморщилась и отвела его руку.
— Да, это они, доктор, но, пожалуйста, будьте осторожны — они очень чувствительны.
— Можете показать нам, как они функционируют? — спросил тот же врач.
— Конечно, — ответила она.
С подносика с медицинскими инструментами Джуна взяла скальпель и сделала длинный разрез на тыльной стороне руки.
От неожиданности у врачей и сестер перехватило дыхание, и они бросились к ней.
— Спокойней! — прикрикнула она, протягивая к ним раненую руку. Кровь, лившаяся сначала ручьем и стекавшая каплями на пол, вдруг потекла медленнее, а потом и совсем остановилась. Один из врачей успел схватить чашку Петри и собрать немного крови для анализа. Джуна соединила края раны и почувствовала, как они срастаются.
— Доктор, будьте добры, смойте с моей руки кровь.
Он повиновался. Все, что осталось от раны, была тонкая белая линия. Врачи столпились, чтобы рассмотреть залеченную рану.
— Я прочел все, что вы писали об этих шпорах, — заметил один из них, — но видеть, как они работают, — дело совсем другое.
Полюбовавшись зажившей раной, врачи занялись дотошным и утомительным физическим осмотром. Они взяли образцы всего — кожи, крови, фекалий, слюны, мазки из влагалища, пункции костного мозга, биопсию ткани в месте контакта ее кожи с кожей, наращенной туземцами, — снаружи и изнутри. Все это показалось Джуне изнурительным и даже унизительным, а расход энергии на заживление нанесенных ей повреждений просто истощил ее.
В животе Джуны бурчало. Она была голодна, а дело шло к вечеру.
— Неужели вы еще не кончили с анализами? — спросила она. — Доктор Бремен обещал мне горячую трапезу и горячую ванну. Я долго была лишена и того, и другого. Кроме того, залечивание этой раны потребовало от меня больших энергетических затрат. Мне нужно поесть, чтобы компенсировать их.
— Все остальные анализы мы возьмем позже, — согласились врачи.
— Благодарю вас, — вздохнула она с облегчением, окрашиваясь в цвет лаванды.
Один из врачей подошел к телефону и что-то произнес.
— Я сообщил камбузу, что вы готовы ужинать, — сказал он, вешая трубку. — Повар говорит, что ваш ужин будет готов через полчаса.
— А когда кончится мой карантин? — спросила Джуна.
— Это зависит от результатов анализов. Надеемся, скоро.
Врачи забрали свои инструменты и материалы для анализов и вышли, оставив Джуну одну. Она чувствовала себя невероятно одинокой, и ей было жутко неуютно в этой стерильной и пустой комнате. А тенду были так далеко…
— Так, — сказала она пустоте. — Таким вот образом.
В углу комнаты послышалось какое-то шебуршение. Это была белая мышь в проволочной клетке. Джуна смотрела, как та крутится в своем колесе. Колесо вертелось, тихонько потрескивая. Джуна улыбнулась. Теперь она была не одна.
Она притронулась к прутьям клетки и что-то ласково прошептала мышке. Она очень надеялась, что та благополучно перенесет карантин. Ведь мышь была тут только затем, чтобы проверить, не является ли присутствие Джуны смертельно опасным для других существ.
Джуна долго и со вкусом принимала душ. Он был восхитителен — такой горячий, какой она только могла выдержать. К сожалению, мыло жгло ее чувствительную «туземную» кожу, так что пришлось ограничиться тем, чтобы отскрести грязь просто мочалкой. Вытершись насухо, она надела новую чистую одежду. Нет, все-таки как хорошо вернуться, подумала она, улыбаясь. Все, что ей сейчас нужно, это хороший плотный ужин, а уж тогда она будет готова ко всем другим процедурам. И как будто в ответ на ее желание, раздалось деликатное жужжание. Когда над дверью зажглась зеленая лампочка, Джуна открыла ее. Внутри воздушного шлюза стояла тележка с накрытым салфеткой подносом на ней. Джуна вкатила тележку в комнату, поставила поднос на стол, села и сняла салфетку.
Ужин был сервирован на белоснежном столовом белье и отличном фарфоре. Филе лосося, от которого еще шел пар, под укропом и сметанным соусом, в сопровождении свежих оранжевых лисичек, маринованной мелкой моркови и шпината, сервированных в японском стиле — в виде туго скатанных рулончиков, разрезанных на тонкие ломтики. Все самое любимое. Глаза Джуны увлажнились.
Лосось был объедение. Джуна зажмурилась, наслаждаясь его тонким ароматом. Затем потянулась за бутылкой вина, завернутой в салфетку, чтобы она не скатилась с подноса. Когда Джуна сняла салфетку, оттуда выпала записка. Джуна схватила ее.
Там стояло: «С возвращением. Я не могла пропустить этот полет, а потому записалась на него коком. Будешь возле камбуза, заходи. У меня есть новости о семье. Алисон».
Слезы опять обожгли глаза, мешая разглядеть знакомый почерк. Алисон здесь! Конечно же, это она протащила на корабль отцовское вино!
Джуна взяла бутылку шардоне и прочла знакомую этикетку. И тут же увидела крепкую мозолистую руку отца, показывающего, как и где надо обрезать лозы, услышала его спокойный голос, раскрывающий перед ней тайны виноградарства.
Она откупорила бутылку и налила стакан отцовского вина. Оно имело тот же резковатый и чистый вкус, который так крепко запомнился ей, но теперь она ощутила еще и множество других тончайших оттенков букета, которых раньше не замечала. Она сделала еще глоток, вспоминая виноградники, начинавшиеся прямо за крошечным, тщательно распланированным хозяйственным двором. Ни единого дюйма свободной от винограда земли. Даже столбы крыльца и те оплетены виноградной лозой. Она вспомнила и отца, сидящего на своей любимой качалке с камышовым сиденьем, — с копной снежно-белых волос, с кожей, загорелой докрасна от многих лет, проведенных на солнце. Теперь ему почти девяносто, что давало повод для беспокойства: увидит ли она его по возвращении живым? Будем надеяться, что новости у Алисон хорошие.
В животе громко заурчало. Она со смехом сморгнула слезу. Ее дивный ужин остывает. Джуна схватила вилку и начала есть. Окончив, подвезла тележку к двери, открыла ее, втолкнула тележку в шлюз и включила дезинфекционный цикл для неживой материи. У нее есть еще пятнадцать минут до встречи с аналитической группой.
Потом подошла к клетке и посмотрела на мышь. Та пытливо уставилась на Джуну. Выглядела мышь вполне здоровой и шустрой — признак, безусловно, хороший. Обычно подопытные животные умирают через несколько часов после соприкосновения со здешней атмосферой. Если мышь будет жива и завтра, можно будет попытаться взять ее в руки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
