Однако оставалось серьезное препятствие: Goldman хотел субсидируемую государством сделку. Следующим шагом было вернуться к Уоршу и спросить, готов ли Федрезерв субсидировать сделку, гарантируя самые проблемные активы Wachovia.
Во время затишья в переговорах Вайнберг взял перерыв и пошел по коридору этажа правления. Когда он проходил мимо портретов глав фирмы, он остановился у портрета Сидни Вайнберга, его деда. Сидни Вайнберг, который стал партнером Goldman в 1927 году, был воплощением старой Уолл-стрит – бизнеса, который стоял на личных отношениях и полном доверии, а не на заемных средствах и запутанных финансовых интригах. Мир его деда был уничтожен в течение последнего десятилетия, поскольку компании стремились стать публичными и начать использовать деньги акционеров для того, что оказалось слишком рискованной игрой.
Джон Винкельрид, сопрезидент Goldman, увидел Вайнберга, задумчиво глядящего на портрет.
– Мир и правда поставлен с ног на голову, – глубокомысленно произнес Винкельрид.
* * *
В воскресенье, когда ему позвонил Байрон Тротт, вице-президент в Goldman Sachs, Уоррен Баффет был дома в Омахе. Баффет не любил большинство банкиров Уолл-стрит, но обожал Тротта, кроткого человека со Среднего Запада. Полсон познакомил их годы назад, и теперь Тротт был единственным инвестиционным банкиром, которому Баффет по-настоящему доверял. «Он понимает Berkshire гораздо лучше[693], чем любой другой инвестиционный банкир, с которыми мы говорили, и – мне больно говорить об этом – зарабатывает деньги», – написал Баффет в годовом отчете Berkshire Hathaway в 2003 году. Для Баффета более щедрой похвалы не существовало.
Тротт звонил Баффету с предложением. Последние несколько недель он тщетно пытался убедить Баффета инвестировать в Goldman, но сейчас придумал нечто новое. Он раскрыл Баффету, что Goldman ведет переговоры о покупке Wachovia с помощью правительства, и хотел знать, заинтересован ли Баффет в инвестициях в объединенный Goldman – Wachovia.
Баффет не был уверен, что правильно понял Тротта. Государственная помощь? В сделке Goldman?
– Байрон, это пустая трата времени, – сказал он. – Сегодня ночью правительство поймет, что не может предоставить капитал для сделки, которая совершается бывшим работодателем секретаря казначейства и компанией отставного вице-президента Goldman Sachs и бывшего заместителя секретаря казначейства. Никоим образом. Они проснутся и поймут, что, даже если это лучшее предложение в мире, они не могут это сделать.
* * *
Джон Мак узнал многообещающие новости воскресным днем: было похоже, что Mitsubishi на самом деле сделает значительные инвестиции в Morgan Stanley. Для Мака был организовано селекторное совещание, чтобы поговорить с исполнительным директором компании Mitsubishi Нобуо Курояняги. Они обсуждали детали, когда позвонил Полсон.
– Джон, ты должен кое-что сделать, – сурово сказал Полсон.
– Что именно? – спросил Мак, объясняя, что он только что узнал, что японцы намерены заключить сделку. – Вы были так благосклонны, когда сказали – мы можем пройти через это.
– Я знаю, – сказал Полсон, – но вы должны найти партнера.
– У меня есть японцы! Mitsubishi собирается инвестировать, – повторил Мак, словно Полсон не расслышал.
– Да ладно. Мы знаем японцев. Они не собираются этого делать. Они никогда ничего не делают быстро, – сказал Полсон и предложил сосредоточиться на сделке с китайцами или с JP Morgan.
– Нет, я их знаю. Я не согласен с вами, – рассердился Мак. Он пояснил, что Mitsubishi была тесно связана с фирмой, использовала Morgan Stanley в качестве консультанта[694] во время агрессивной заявки на участие в Union Bank в Калифорнии в начале года. – Японцы редко идут на враждебное поглощение. Они наняли нас, они пошли до конца и получили эту сделку, так что они придут и к нам.
– Они не сделают этого, – вздохнул в ответ Полсон.
– Мы с вами не договоримся, – пробормотал Мак, пообещал держать его в курсе и повесил трубку.
* * *
Вызвав Кевина Уорша с заседания, Гэри Кон по телефону рассказал ему о предварительных условиях сделки Goldman – Wachovia. Они согласились, чтобы сделка прошла по цене закрытия рынка в пятницу – по 18,75 доллара, и, учитывая, что акции Wachovia прыгнули в тот день на 29 %, Кон назвал это щедрой уступкой.
А потом заговорил о главном: для завершения сделки, сказал он, Goldman нужна правительственная гарантия, защита всего портфеля ипотеки Wachovia с регулируемой ставкой – на все 120 млрд долларов.
Уорш прервал Кона на полуслове. «Мы не готовы, – сказал он. – Мы не можем выглядеть так, будто просто даем карт-бланш». Уорш, который все еще отстаивал идею слияния, объяснил, что им нужно думать о том, как сделка будет выглядеть со стороны. Он предположил, что, если они структурируют сделку так, что Goldman примет на себя первые убытки, как JP Morgan принял первый миллиард потерь Bear Stearns, прежде чем вмешается Федрезерв и гарантирует следующие 29 млрд, правительство сможет рассмотреть вариант поддержки.
* * *
Пока несколько членов совета директоров Wachovia слонялись по конференц-залу Goldman в ожидании реакции Стила, Джозефу Нойбауэру, президенту и главному исполнительному директору ARAMARK Holdings Corporation, позвонил Полсон.
Нойбауэр хорошо знал Полсона, Goldman был банкиром ARAMARK и помог Нойбауэру и фирме заработать миллионы. Но Полсон, думал он, не должен вмешиваться ни во что связанное с Wachovia и Goldman. А сейчас он звонил в разгар, возможно, самой главной сделки. Полсон звонил Нойбауэру накануне, чтобы оценить, будет ли сделка работать, но тот звонок был скорее разведкой. Теперь же переговоры достигли кульминации. Полсон мог оправдать звонок тем, что не обращался непосредственно к Стилу, но Нойбауэра волновало, что практически это было не так уж важно.
– Дело не только в Goldman Sachs, – сказал Полсон. – Я беспокоюсь за Wachovia. А вы нет?
Полсон не сказал Нойбауэру, что получил разрешение отдела этики заниматься вопросами, связанными с Goldman. Вместо этого он продолжал уговаривать его серьезно обдумать предложение Goldman, потому что совет Wachovia не оценил серьезность ситуации в мировой экономике. «Думаю, надо действовать быстро», – сказал Полсон.
Нойбауэр положил трубку и посмотрел на членов правления: «Не поверите… Это был Хэнк».
Не нужно было объяснять сюрреалистичность этого звонка. Присутствующие понимали – министр финансов только что приказал им слиться с Goldman.
* * *
В казначействе Джим Уилкинсон, глава администрации Полсона, практически спал на ходу. Полсон только что сообщил ему новости о переговорах Goldman – Wachovia и попросил совета. Должно ли правительство помочь? Уилкинсон в оцепенении ответил, что это выглядит разумно.
Но через полчаса, выпив кофе, Уилкинсон передумал. Он понял, что такая сделка – пиар-кошмар в самый неподходящий момент, во время попытки пробить TARP. Полсон потеряет всякое доверие, его обвинят в набивании карманов друзей в Goldman, теория заговора о «правительстве Sachs» будет процветать.
Уилкинсон бросился в офис Полсона с Мишель Дэвис.
– Хэнк, если вы сделаете это, вас убьют, – отчаянно сказал Уилкинсон. – Это сумасшествие.
* * *
Бен Бернанке по громкой связи разговаривал с собравшимися в конференц-зале Гайтнера Джестером и Нортоном из казначейства, Терри Чеки, Мэг Мак-Коннелл и Уильямом Дадли из Федерального резервного банка Нью-Йорка.
Уорш рассматривал новые условия соглашения Goldman – Wachovia. Стил и Кон вернулись к нему с пересмотром предыдущего предложения, которое заставляло Goldman Sachs взять первый миллиард убытков на себя, как и предлагал Уорш. Кон и Стил сказали, что намерены завершить сделку в этот же день, если правительство согласится оказать помощь. Советы директоров обеих компаний замерли в ожидании.
Собравшимся нравилась сделка, она давала Goldman стабильную депозитную базу и предоставляла Wachovia мощный инвестиционный банк и первоклассный менеджмент.
Но Гайтнер указал на недостатки. «Не станет ли Goldman выглядеть слабее, чем он есть на самом деле?» – задал он тот же вопрос, который ранее задавал Бланкфейн. Гайтнер также поинтересовался, должен ли именно Федрезерв ссужать деньги, ведь регулятором Wachovia была Федеральная корпорация страхования вкладов (FDIC).
Чеки не мог поверить в запрос Goldman. «Они ведут эти переговоры, как будто у них есть рычаги давления», – сказал он. Но он выступал против слияния и по другой причине: он был озабочен тем, что ни у одной из сторон не было достаточно времени, чтобы принять продуманное решение, это была «свадьба по принуждению».
