«Тревиш Катлер любит называть себя Озерным Королем, — сказал Ангус нынче утром, когда они выехали на Глэйвскую дорогу, — а его сыновья и вассалы именуют себя танами. Попомни мои слова: скоро старый Тревиш расплавит все золото, которое собрал в дань, и выкует себе корону. Большую, чтобы налезла на его распухшую башку».
— Легко отделались, — заметил Ангус теперь, когда Науз с Болликом уже не могли их слышать. — В прошлый раз мне пришлось отдать и кошелек, и седло.
— Я бы им вообще ничего давать не стал, — сказал Райф, раздраженный веселостью Ангуса. Тот вздохнул — не слишком тяжело.
— Тебе еще многому учиться надо, парень. Эти двое хорошо знают песню, которую поют. Они понимают, что мы хотим проскользнуть в город незамеченными, иначе мы бы ехали через Отмельные ворота. За это они с нас и содрали.
Райф промолчал, уверенный, что они запели бы по-другому, если бы Науз ткнул палкой Аш чуть сильнее.
— Давай поскорее отвезем Аш в безопасное место.
— Тебе придется привыкнуть к порядку, заведенному в городах, Райф, — строго произнес Ангус, — нравится тебе это или нет. Печные законы, право на проезд, уважительное отношение — все это исчезает, как снег в очаге, как только ты покидаешь клановые земли. Не думай, что двое дхунитов, согнавшие нас с дороги, поступили по-другому. Их пошлины хватит, чтобы Толстый Боллик целую неделю угощался пивом и колбасой.
Краска бросилась Райфу в лицо.
— Может, они ехали через ворота.
— Это кланники-то, вооруженные до зубов? Ни один стражник, стоящий своего жалованья, не пропустил бы в город двух одетых по-военному дхунитов, да еще когда в кланах творятся такие дела. Нет, парень, — Науз и Толстый Боллик растрясли их на славу, будь уверен.
Райф проехал вперед, не желая больше слушать. Он заново испытал тот позор, который пережил при встрече с дхунитами. Здесь так близко от клановых земель... до Ганмиддиша всего сутки быстрой езды. Говорят, что тамошний вождь, Краб Ганмиддиш, доплыв до островка под названием Пядь и поднявшись на свою сторожевую башню, хорошо видит вдали ночные огни Иль-Глэйва. Райф посмотрел на север. Небо над Горькими холмами уже потемнело, и на нем зажглись звезды.
— Вон в ту арку, Райф.
Показав кивком, что слышит, Райф направил Лося сквозь подпертую бревнами пробоину в стене и оказался в Иль-Глэйве. Сразу стемнело, и поздний закат превратился в глубокую ночь. Райф почти не смотрел по сторонам, подчиняясь редким указаниям Ангуса. Стар был город Иль-Глэйв, Здесь пахло минувшими веками, плесенью, сырым мясом и гнилью. Мощенные булыжником дороги редко бывали прямыми. Ветхие здания из песчаника стояли, подпертые кольями кровавого дерева, и из трещин сочился наружу дым и свет. Горбатые мостики соединяли укрепления с кольцевыми башнями и каменными казармами, а далеко на западе светились последним солнечным багрянцем свинцовые купола Озерного Замка.
Райфа не занимали виды города — все его внимание было приковано к сгорбленной фигурке за спиной Ангуса. Аш дышала все тяжелее, пока они пробирались по улочкам шириной с пару свиней. Райф, оказываясь близко, слышал, как клокочет воздух в ее горле. Ангус через некоторое время остановился и спутал ей руки веревкой. Райфу он ничего не сказал, но лицо его было мрачным, а движения резкими. Когда они снова тронулись в путь, руки Аш напряглись и задвигались в путах, натирая кожу докрасна. Райф прибавил ходу.
— Сюда, в железные ворота.
Райф, целиком поглощенный Аш, стал возиться с тяжелым засовом и цепью, производя много шума. За воротами виднелся тускло освещенный двор. У четвертой стены стоял узкий трехэтажный дом, покрытый пятисотлетними напластованиями птичьего помета и увитый сухим плющом. Его окна были плотно закупорены ставнями, а дверь окована железом — похоже, только за ним здесь и ухаживали. Ангус велел Райфу пройти вперед и постучать в эту дверь.
Райф, зажав амулет в руке, стал дубасить в нее. Он чувствовал себя неуютно в тесном пространстве двора.
Дверь отворилась бесшумно, повернувшись на хорошо смазанных петлях. Ослепленный тусклым светом фонаря, Райф попятился, невольно схватившись за меч. Миг спустя он разглядел согбенную фигуру дряхлой старухи. В синем шерстяном платье и чепце из толстого кружева она напомнила Райфу клановых вдов, обмывалыциц покойников, — они тоже так одевались. Ее подернутые бельмами глаза перешли с лица Райфа на рукоять его меча, и он, почувствовав себя глупо, отдернул руку.
— Сестра Ганнет. — Ангус, протиснувшись мимо Райфа с Аш на руках, кивнул старухе.
— Я уж сорок лет как не монахиня, Ангус Лок, и у меня нет права называться сестрой. — Старуха говорила сухо и строго, и ее рука, державшая фонарь, не дрожала. — Входите. Я вижу, вы привезли хозяину больную птичку.
Она провела их по темному коридору в заднюю часть дома и впустила в комнату, где усталым красным пламенем горел очаг. Ангус уложил Аш на коврик перед огнем, а Райф, став на колени, стал греть руки, чтобы не трогать ее холодными пальцами. Он не слышал, как старуха вышла.
— Это еще что такое? — В комнату вошел скрюченный человек с кривыми ногами, опираясь на две клюки. Окинув острыми зелеными глазами Райфа, он перевел взгляд на Ангуса и Аш. Его плечо с безобразно выпирающей костью дернулось. — Я гостей по ночам не принимаю. Грейтесь и уходите, больше вы тепла не получите.
— Геритас, это мой племянник Райф Севранс. — Райф никогда еще не слышал, чтобы Ангус говорил так напыщенно и многозначительно.
Геритас Кант, развернувшись, искривил шею и впился в Райфа пристальным взглядом. Райф в замешательстве отвел глаза, устремив их на бледную костлявую руку Канта. Две костяшки сместились и теперь смотрели вниз вместе с ладонью.
Выпрямившись, Райф поймал взгляд, которым обменялись Геритас и Ангус. Калека смотрел мрачно, Ангус же — просительно, как щенок, который приволок в дом какую-то дрянь.
— Вы небось на ужин рассчитываете? — язвительно осведомился Геритас. — В такую-то пору? Горячего не получите, так и знайте. Не стану я растапливать печь ради бродяги, кланника и больной девчонки. Придется обойтись парой ломтиков холодной баранины и корками, которые мне самому не по зубам. Женщина!
В дверях появилась монахиня.
— Подай ужин этим людям. Лишних свеч не трать и парадную посуду не ставь.
Старуха молча наклонила голову.
— И нечего шастать туда-сюда. Подай еду и уходи. Только ковер зря протираешь. И я не люблю, когда огонь загораживает кто-то один. — Это уже относилось к Райфу.
Райф сжал губы и отошел. Ему совсем не понравился этот скупердяй.
Как только старуха ушла, Кант проворно застучал палками по дощатому полу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
