«Наш Юг» тоже писал о необходимости скорейшего «объединения всей демократической России». И провозглашал: «От германского правительства и от украинских империалистов — к русской демократии!.. Это наша интернациональная и вместе с тем национальная платформа». В другом номере газеты напрямую указывалось на тот факт, что Юг России, входя в состав УНР, не является свободным: «Рано еще поворачиваться спиной к России и из — за Красной армии, из — за комиссаров не видеть русской революционной демократии!.. Судьба Юга далеко еще не предопределена… Ее освобождение еще должно совершиться вместе с освобождением России!»[1122].
А «Южный Край» даже предлагал превратить Украину в федеративное государство, которое станет основой для скорейшего возрождения единства России: «Чем быстрее будет идти дело превращения украинского государства в федерацию областей и народностей, тем больше шансов на восстановление прочных государственных связей между всеми частями бывшей России»[1123].
Наивных надежд на то, что Украина (особенно Украина гетмана Скоропадского) станет основой для «собирания Земли Русской», тогда высказывалось немало. Харьковская пресса даже призывала официально провозгласить этот курс: «Пусть Киев призовет к единству и за Украйной пойдут, тогда ей выпадет славная доля вождя… Украина и Россия — свободные и слиянные, вот к чему мы должны стремиться»[1124].
Эти же тезисы привезла в Киев на встречу с правительством УНР обширная делегация промышленников, аграриев и финансистов Харькова во главе с главой ССГЮР Н. фон Дитмаром. Встреча должна была состояться 24 апреля, но была перенесена из — за споров делегации с представителями киевского бизнеса по поводу наличия в проекте декларации следующего пункта: «Мы верим в возрождение России… Может быть, судьбой суждено Киеву быть не только центром Украины, но и вновь взять на себя собирание земли Русской, на этот великий исторический путь Украинскому народу надлежит твердо встать, на этот путь создания новой Великой России для счастья всех ее народов». Киевляне настаивали на исключении этого пункта, а харьковцы во главе с Дитмаром убеждали в необходимости его сохранить[1125].
За скорейшее восстановление единства с Россией в те дни высказывались и общественные учреждения. К примеру, на упомянутом заседании Харьковского уездного земства, состоявшемся 21 апреля, докладчик получил порцию критики за «шовинизм» в связи с тем, что проявил «спокойное отношение к факту отделения Украины от России». Делегаты «под шумные аплодисменты» аудитории заявили: «Мы не должны отделяться от России, родственной нам по кресту»[1126].
Собственно, в то, что Украина после Гражданской войны сольется с Россией, не сомневались и немцы. Известный германский философ Курт Рицлер, служивший тогда в германской дипломатической миссии в Москве, докладывал 4 июня 1918 г. прусскому министру Диего фон Бергену: «Способствовать восстановлению России, которая может вновь стать империалистической, — не очень приятная перспектива, но эта опция может быть неизбежной, так как, учитывая полную нестабильность Рады (это все видят тут), любая идея о длительной независимости Украины представляется сейчас лишь фантазией… Украина должна пасть вместе с большевиками. Свершившийся факт существования династии в Киеве [видимо, автор имеет в виду династию Скоропадского. — Авт.] может слегка продлить жизнь этого искусственного государства, но не более того». С этим соглашался и посол Германии в Москве Вильгельм Мирбах. 25 июня (за две недели до своего убийства) он сообщал в Берлин: «Позитивная политическая аксиома заключается в том, что перманентное отделение Украины от остальной России должно быть объявлено невозможным». Создание же Украины Мирбах относил к «мероприятию военного времени»[1127].
Да что там немцы! Даже отдельные министры Украинской державы открыто признавались: «“Через самостийность к федерации” — такова была в то время, при создавшейся ситуации, единственно возможная программа медленного, постепенного воссоздания бывшего Российского Государства на федеративных началах. Такой путь и намечали наиболее зрелые и авторитетные представители украинского движения»[1128].
Если верить многочисленным свидетельствам лидеров Белого движения, ту же позицию кулуарно высказывал и сам гетман Скоропадский. Генерал Лукомский, которого марионеточный лидер Украины пытался привлечь на свою сторону, так вспоминал беседу с ним: «После завтрака гетман пригласил меня к себе и в кабинет и очень горячо стал мне объяснять, что… он не «щирый украинец», что вся его работа будет идти на создание порядка на Украине, на создание хорошей армии и что, когда Великороссия изживет свой большевизм, он первый подымет голос за объединение с Россией; что он отлично понимает, что Украина не может быть «самостийной», но обстановка такова, что ему пока необходимо разыгрывать из себя “щирого украинца”»[1129]. Конечно, трудно сказать наверняка, кого гетман Скоропадский и подобные ему деятели Украинской державы образца 1918 года больше разыгрывали из себя: украинцев перед немцами или русских — перед деникинцами. Вряд ли история когда — нибудь даст однозначный ответ на этот вопрос.
БЕСКОНЕЧНЫЕ СПОРЫ О ГРАНИЦАХ
Пока на территориях, оккупированных немцами, велись дискуссии о будущем Украины и России, сама Россия продолжала дискуссию о том, какие территории входят в состав Украины, а какие являются неотъемлемой частью Российского государства. Можно с абсолютной точностью утверждать, что в 1918 году советская Россия ни разу официально не подтвердила факт ликвидации Донецкой республики и не признала земли, входившие в ее состав, частью Украины. Мало того, в ходе споров, которые Москва продолжала вести с Киевом и Берлином, не раз выдвигался тезис о незаконности оккупации некоторых регионов, включая Донбасс.
4 мая 1918 г. в селе Коренево (Курская губерния) Россия и Германия заключили перемирие. Об отношении к противнику и значимости этого договора со стороны немцев можно судить по составу делегации, подписывавшей документ: майор фон Розенберг, ординарец и адъютант. Принципиально важно подчеркнуть, что договор ни словом не оговаривал границы между Украиной и Россией, а лишь установил временную демаркационную линию между советскими и оккупационными австро — германскими войсками. По этой линии устанавливалась 10–километровая нейтральная зона — и не более того. Как пишет генерал Деникин, эта демаркационная линия определялась по расположению германских аванпостов и никто при ее определении не считался «ни с этнографическими, ни с историческими признаками», учитывая лишь необходимость немецкого контроля над важнейшими железнодорожными узлами[1130].
Карта Украины согласно меморандуму УНР в адрес правительства США
Ни Германия, ни тем более Россия не соглашались с притязаниями УНР на обширные территории Дона, Кубани, Крыма, Центральной России, Польши и даже будущей Чехословакии. Согласно меморандуму, представленному от имени УНР правительству США, в состав Украины должны были быть включены Львов, Брест — Литовский, Пинск, Новозыбков, Белгород, Валуйки, Бирюч, Ровеньки, Новохоперск, Таганрог, Ростов, Новочеркасск, обширные территории Области Войска Донского и вся Кубань вплоть до Майкопа включительно. Аппетиты были настолько велики, что, рисуя для правительства США украинскую карту, ее авторы даже не смогли вырисовать юго — восточные границы Украины — места не хватило[1131].
Немцы неоднократно в официальных нотах подчеркивали: «Окончательное установление границы между Россией и Украиной должно иметь место в русско — украинском мирном договоре». На этом немцы как бы умывали руки. Их дальнейшие действия сводились лишь к тому, что они формально рассылали различные послания Москве и Киеву с призывом быстрее сесть за стол переговоров и договориться о границах. При этом Берлин постоянно подчеркивал, что сам считает вопрос размеров Украины спорным вопросом, настаивая в своих нотах: «Заключенный русско — украинский мирный договор должен разрешить также и все сомнительные вопросы относительно размеров украинской территории»[1132].
В то же время ни Москва, ни Киев договариваться друг с другом не очень — то и торопились. 11 апреля 1918 г. Чичерин жаловался Берлину: «Возложенная на нас Брестским договором обязанность заключить мир с Киевской Радой остается невыполненной по причине, не зависящей от Русского Правительства»[1133].
Христиан Раковский