Однако были и другие случаи. Когда в сентябре 1918 г. в Орловской губернии кто — то запустил слух, что какие — то ее уезды собираются присоединять к Украине, повсеместно начались стихийные сходы, которые стали выносить резолюции «Не хотим в Скоропадию!»[1154].
В конечном итоге, бесплодные споры Шелухина и Раковского закончились скандалом. Украинские власти, поняв наконец, что все эти месяцы у них под носом советские «дипломаты» занимались отнюдь не дипломатической работой, забыли об их дипломатическом статусе и начали обыски. Раковский, несмотря на его статус, в октябре 1918 г. был задержан в поезде на пути из Киева в Москву и обыскан. Освобожден он был в Бахмаче только после вмешательства немецких властей, ранее гарантировавших неприкосновенность советской миссии в Киеве. Затем поезд с уезжавшей миссией был задержан в Харькове, где начальник охраны станции заявил, что «председателя российской мирной делегации не следует выпускать живым с Украины». Налетам подверглись российские миссии в Харькове, Бахмаче, Киеве, консульство в Одессе. К 13 октября среди арестованных сотрудников этих миссий числилось до 70 человек, а 13–го были арестованы еще 53 человека (можно себе представить, сколько всего людей под видом «дипломатов» Москва отправила как бы на переговоры с Шелухиным)[1155]. Практически все арестованные были освобождены по приказу немецких властей — настоящих властей оккупированной Украины.
Но и на этом работа «дипломатической миссии» формально не прекратилась. В 20–е числа октября, по сообщению газеты «Беднота», некая группа белогвардейских добровольцев, активно вербовавшихся тогда в Киеве, совершила налет на гостиницу «Марсель», где по — прежнему проживали советские представители из Москвы. Белые якобы пытались обстрелять отель «пулеметным огнем, а председателя российской делегации, секретаря и генерального консула увезти за город и расстрелять». И снова — таки членов делегации защитил немецкий патруль, имевший власти гораздо больше, чем весь гетманский кабинет министров вместе взятый[1156].
Последнее обстоятельство прекрасно понимали в России. Потому вопросы принадлежности земель, входивших в ДКР, а особенно угольного Донбасса, старались решать с немцами напрямую. Пока Киев торговался с Москвой и Доном по поводу границ, советская Россия и страны Тройственного союза 27 августа 1918 г. в Берлине заключили Добавочный договор к Брестскому миру. Согласно этому документу, Германия обязывалась до 7 ноября вывести свои войска с территорий царской России, входивших в Область Войска Донского. Кроме того, Россия и Германия (без всякого участия Киева!) договаривались о совместной эксплуатации Донецкого бассейна, занятого немцами. Согласно Добавочному договору, немцы соглашались на то, что Россия получает донецкий уголь в обмен на поставки в Германию бакинской нефти и бензина. Мнение Скоропадского по этому поводу, судя по всему, мало кого интересовало[1157].
2 сентября нарком иностранных дел советской России г-н Чичерин отчитывался по этому поводу перед ВЦИК и заявил, что необходимость заключения Добавочного договора была вызвана не в последнюю очередь неопределенностью границ Украины[1158].
Мало того, Москва и Берлин торговались о возможности беспрепятственного получения Россией железной руды из Кривого Рога — «по меньшей мере половины всего производства», а также о «присоединении района Юзовки, Русско — Бельгийских и Донецко — Юрьевских каменноугольных копей к России». Даже не дожидаясь разрешения этих споров, Ленин уже предлагал Соединенным Штатам Америки обсудить возможность создания совместных российско — американских проектов по «развитию водных путей Донецкого бассейна» и финансированию тамошней угольной промышленности. Данные обстоятельства лишний раз подчеркивают тот факт, что Россия, официально признав Украинскую Народную Республику, а затем и гетманскую Украину, никогда в период германской оккупации 1918 года не признавала присоединение Донецкой республики или, как минимум, Донбасса к Украине[1159].
Потеря Донецкого бассейна представлялась в России временной. Один из советских лидеров Карл Радек (кстати, уроженец Лемберга — ныне Львов), докладывая в Москве об экономических последствиях Брестского мира, говорил об утрате Россией Польши, Литвы, Прибалтики, Украины и при этом подчеркивал временный характер утраты Донецкого бассейна[1160].
Да и представители украинской власти не спорили с тем, что вопрос принадлежности и эксплуатации Донбасса оставался спорным и во время, и после немецкой оккупации. Бывший товарищ министра торговли и промышленности Украины Владимир Тимошенко даже по состоянию на 1919 год признавал: «Вопрос Донецкого бассейна не разрешен. Этнографическая граница Украины и России проходит через эти угольные залежи. Украина и Россия могли бы легко, ради их жизненных интересов, достичь некоего понимания и договориться о границах»[1161].
Конечно, такая неожиданно возникшая «покладистость» бывшего урядника Центральной Рады объясняется тем, что слова эти писались в момент, когда за Донецкий бассейн боролся кто угодно (большевики, деникинцы, махновцы), но только не Украина. В связи с революцией в Германии и ее капитуляцией в Первой мировой войне 13 ноября 1918 года советский ВЦИК за подписью Ленина и Свердлова торжественно провозгласил: «Условия мира с Германией, подписанные в Бресте 3 марта 1918 года, лишились силы и значения. Брест — Литовский договор… в целом и во всех пунктах объявляется уничтоженным. Все включенные в Брест — Литовский договор обязательства, касающиеся уплаты контрибуции или уступки территорий и областей, объявляются недействительными».
В данном постановлении ВЦИК речь шла об Украине, Крыме и ряде других регионов, «освобождаемых от гнета грабительского договора», но уже не упоминалась Донецкая республика. Было сказано лишь: «Все оккупированные области России будут очищены. Право на самоопределение в полной мере будет признано за трудящимися нациями всех народов»[1162].
После этого большевики начали стремительное занятие территорий, оккупированных немцами. И в который раз выяснилось, что «многотысячные» армии самостийной Украины были не более чем мифом.
«ПРОСИТЬ т. СТАЛИНА… ПРОВЕСТИ УНИЧТОЖЕНИЕ КРИВДОНБАССА»
Да, пока Чичерин и Раковский публично доказывали, что Украина не вправе претендовать на земли, входившие в состав Донецкой республики, и особенно на Донбасс, в Кремле постепенно Украиной стали называть всю территорию, оккупированную австро — германскими войсками. Для ее освобождения готовили военные и идеологические кадры, создавали Компартию Украины и ее советское правительство в изгнании. Правда, и на данном этапе споры о том, считать ли Донецко-Криворожский бассейн составной частью будущей большевистской Украины или нет, продолжались.
По состоянию на начало июня 1918 г., когда Артем и ряд его коллег по правительству ДКР еще были в районе Царицына, представители областного комитета Донецко-Криворожского бассейна и Екатеринославского партийного комитета, оказавшиеся в России, начали самостоятельно, без киевских коллег, образовывать в Москве «группу для ведения партийной работы в Донецком бассейне и Криворожье». С этой группой, а также с одесситами, категорически отказывавшимися признавать себя частью будущей украинской Компартии, вновь начал борьбу неутомимый Скрыпник, возглавивший Организационное бюро по созыву конференции большевистских организаций оккупированной Украины[1163].
3 июня Оргбюро Скрыпника констатировало отсутствие у представителей большевиков Донецкой республики желания сотрудничать с украинцами и постановило: «Вновь предложить товарищам из партийного областного комитета Донецкого бассейна и Криворожья, живущим вне пределов Украины, послать своих представителей в Организационное бюро одного — двух — сколько они могут дать — для работы в Организационном бюро». Такое же предложение повторно было послано одесситам. Тем же постановлением решено было нажаловаться на коллег в Центральный комитет РКП(б): «Обратиться в ЦК партии с тем, чтобы он принял со своей стороны меры для устранения возникающей, благодаря образованию в Москве все новых групп, ставящих себе параллельные задачи, несогласованности работы по содействию из России партийной работе на Украине» (так в тексте)[1164].
Видимо, эти жалобы подействовали, так как в промежутке с 3 по 8 июня Скрыпник и Затонский провели в Москве встречу с представителями Донецкой республики Межлауком и Шварцем. После тяжелой дискуссии (видимо, не без нажима Центра) большевики ДКР согласились на создание «за пределами Украины лишь одного партийного центра», при этом оговорив себе право «допустимости образования за пределами Украины особых центров для отдельных областей Украины». На этом совещании Шварц попытался оспорить и необходимость создания Компартии Украины, однако, по словам Скрыпника, его переубедили[1165].
