Снизу, с первого этажа, тоже слышалась интенсивная стрельба. Серые фигуры падали и поднимались, ползли и снова падали. Три немца подползли совсем близко и пустили в ход ручные гранаты, однако они не долетели до окна и разорвались у стены дома, не причинив никакого вреда. Рикетт подстрелил всех троих одной очередью.
Остальные серые фигурки, казалось, застыли на месте. На мгновенье наступила тишина, неподвижные, как бы задумавшиеся над чем-то фигуры замерли посреди двора. Потом они повернули и побежали прочь.
Ной с удивлением наблюдал за ними. Ему никогда не приходило в голову, что они могут не добежать до дома.
— Давай, давай! — кричал Рикетт, судорожно перезаряжая винтовку. — Бей фрицев! Бей их!
Ной взял себя в руки и тщательно прицелился в одного из вражеских солдат, бежавшего как-то странно, неуклюже прихрамывая. Сумка с противогазом била его по бедру, винтовку он отбросил в сторону. Ной зажмурился и в тот момент, когда солдат заворачивал за сарай, мягко нажал на спусковой крючок, чувствуя тепло металла под пальцем. Солдат неуклюже взмахнул руками и упал. Он больше не двигался.
— Так их, Аккерман, так их! — радостно закричал Рикетт. Он был снова у окна. — Вот как надо действовать!
Проход между сараями опустел, если не считать серых фигур, которые больше уже не двигались.
— Они отступили, — тупо сказал Ной. — Их больше там нет. — Тут он почувствовал, как что-то мокрое прильнуло к его щеке. Это Бернекер целовал его. Он плакал, смеялся и целовал Ноя.
— Ложись! — закричал Рикетт. — Прочь от окна!
Они нырнули вниз. Через какую-то долю секунды над их головами послышался свист. Пули застучали по стене, ниже «Нормандии».
«Очень мило со стороны Рикетта, — спокойно подумал Ной, — просто удивительно».
Открылась дверь, и вошел лейтенант Грин. У него были воспаленные, красные глаза, а челюсть, казалось, отвисла от усталости. Он медленно, со вздохом сел на кровать и положил руки между колен. Грин медленно раскачивался взад и вперед, и Ной боялся, что он вот-вот упадет на кровать и заснет.
— Мы остановили их, лейтенант, — радостно закричал Рикетт. — Мы здорово им всыпали. Так им, собакам, и надо.
— Да, — сказал лейтенант Грин своим пискливым голосом, — мы хорошо поработали. У вас никого здесь не задело?
— Нет, в этой комнате никого, — ухмыльнулся Рикетт. — Здесь у нас бывалые ребята!
— А в другой комнате Моррисон и Сили, — устало сказал Грин. — А там, внизу, Фаину прострелили грудь.
Ной вспомнил, как Фаин, огромный детина с бычьей шеей, говорил ему в госпитальной палате во Флориде: «Война не будет длиться вечно, и потом ты сможешь подобрать себе друзей по вкусу…»
— Однако… — Грин внезапно оживился, словно готовясь произнести речь. — Однако… — Он мутными глазами обвел комнату. — Ведь это «Нормандия»? — спросил он.
— Да, «Нормандия», — ответил Ной.
Грин глупо улыбнулся.
— Я, пожалуй, закажу на нее билет, — сострил он.
Никто, однако, не засмеялся.
— Между прочим, — сказал Грин, протирая глаза, — когда стемнеет, попытаемся отсюда прорваться. Внизу почти не осталось патронов, и, если они опять полезут, мы погибли. Они сделают из нас жаркое с подливкой, — добавил он тихо. — Как стемнеет, действуйте самостоятельно. По два, по три, по два, по три, — визгливо пропел он, — рота будет выходить группами по два-три человека.
— Лейтенант, это приказ капитана Колклафа? — спросил Рикетт, все еще стоявший у окна, откуда он, чуть высунувшись, вел наблюдение.
— Это приказ лейтенанта Грина, — ответил лейтенант. Он хихикнул, но тут же опомнился и снова придал своему лицу строгое выражение. — Я принял командование, — объявил он официальным тоном.
— Разве капитан убит? — спросил Рикетт.
— Не совсем так, — ответил Грин. Он вдруг повалился на белое покрывало и закрыл глаза, но продолжал говорить. — Капитан временно ушел в отставку. Он будет готов к вторжению в будущем году. — Грин снова хихикнул. Он продолжал лежать с закрытыми глазами на неровной перине. Затем он внезапно вскочил на ноги. — Вы что-нибудь слышали? — спросил он возбужденно.
— Нет, — ответил Рикетт.
— Танки, — сказал Грин. — Если до наступления темноты они пустят в ход танки, жаркое с подливкой обеспечено.
— У нас есть «базука» и два снаряда, — сказал Рикетт.
— Не смеши меня. — Грин отвернулся и стал глядеть на «Нормандию». — Один мой приятель как-то плавал на «Нормандии», — сказал он. — Он был страховым агентом из Нового Орлеана в Луизиане. Между Шербуром и Амброзским маяком его по очереди обработали три бабы… Обязательно, — серьезно добавил он, — пустите в ход «базуку». Ведь она именно для этого и предназначена, не так ли? — Он опустился на четвереньки и пополз к окну. Потом осторожно приподнялся и выглянул наружу. — Я вижу четырнадцать убитых фрицев. Как вы думаете, что затевают оставшиеся в живых? — Он горестно покачал головой и отполз от окна. Ухватившись за ногу Ноя; лейтенант медленно поднялся. — Целая рота, — оказал он, и в его голосе прозвучало удивление, — целая рота погибла за один день. За один день боя. Невероятно, а? Вы, конечно, думаете, что это можно было предотвратить, да? Помните же, как только стемнеет, действуйте самостоятельно и постарайтесь прорваться к своим. Желаю удачи.
Он пошел вниз. Оставшиеся в комнате переглянулись.
— Ну что ж, хорошо, — угрюмо сказал Рикетт. — Мы еще пока не ранены. Вставайте к окнам.
Внизу, в столовой, Джеймисон стоял перед капитаном Колклафом и кричал на него. Джеймисон находился рядом с Сили, когда того ранило в глаз. Они были земляками из небольшого городка в штате Кентукки, дружили с детства и вместе вступили в армию.
— Я не позволю тебе этого, проклятый гробовщик! — бешено кричал Джеймисон на капитана, который сидел за темным столом в прежней позе, безнадежно опустив голову на руки. Джеймисон только что услышал, что если ночью они попытаются вырваться из окружения, Сили придется оставить в подвале вместе с другими ранеными. — Ты завел нас сюда, ты и выводи отсюда! Всех до единого!
В комнате было еще трое солдат. Они тупо смотрели на Джеймисона и капитана, но не вмешивались.
— Да вставай же ты, сукин сын, полировщик гробов! — орал Джеймисон, медленно раскачиваясь взад и вперед над столом. — Какого черта ты здесь уселся? Вставай, скажи что-нибудь. Ведь ты здорово разглагольствовал в Англии! На словах-то ты был герой, когда никто в тебя не стрелял, паршивый бальзамировщик трупов! А еще собирался стать майором к четвертому июля! Эх ты, майор с пугачом!.. Да сними ты эту чертову игрушку. Видеть те могу твоего разукрашенного пистолета!
Не помня себя от гнева, Джеймисон перегнулся через стол, выхватил из кобуры капитана украшенный перламутром пистолет и швырнул его в угол. Он попытался сорвать и кобуру, но она не поддавалась. Тогда он выхватил штык и свирепыми, неровными ударами отрезал ее от ремня. Он бросил блестящую кобуру на пол и стал ее топтать. Капитан Колклаф не пошевелился. Остальные солдаты продолжали безучастно стоять у резного дубового буфета.
— Мы должны укокошить больше фрицев, чем кто-либо другой в дивизии, ведь так ты нам говорил, кладбищенская собака? Ведь за этим мы и прибыли в Европу? Ты ведь собирался заставить всех нас внести свой вклад, не так ли? А сколько, немцев ты сам убил сегодня, сукин ты сын? А ну, давай, давай поднимайся, поднимайся! — Джеймисон схватил Колклафа за плечи и поставил на ноги. Капитан продолжал оцепенело смотреть вниз, на стол. Когда Джеймисон отступил назад, — Колклаф медленно соскользнул на пол. — Вставай, капитан! — в исступлении кричал Джеймисон, стоя над Колклафом и изо всех сил пиная его ногой. — Произнеси речь. Прочитай нам лекцию о том, как можно потерять целую роту за один день боя. Произнеси речь о том, как оставлять раненых немцам. Расскажи, как надо читать карту, поболтай о воинской вежливости. До смерти хочется тебя послушать. Иди-ка в подвал и прочти Сили лекцию о первой помощи, а заодно посоветуй ему обратиться к священнику насчет осколка в глазу. А ну, давай говори, расскажи нам, как обеспечивать фланги в наступлении, расскажи нам, как мы хорошо подготовлены, расскажи нам, что мы экипированы лучше всех в мире!
В комнату вошел лейтенант Грин.
— Убирайся отсюда, Джеймисон, — сказал он спокойно. — Возвращайтесь все на свои места.
— Я хочу, чтобы капитан произнес речь, — упрямо твердил Джеймисон. — Одну небольшую речь для меня и для ребят, что там, внизу.
— Джеймисон, — повторил лейтенант Грин пискливым, но властным голосом, — возвращайся на свое место. Это приказ.
В комнате воцарилась тишина. Снаружи застрочил немецкий пулемет; и было слышно, как пули с жалобным свистом застучали о стены. Джеймисон ощупал предохранитель своей винтовки…
— Ведите себя как подобает, — сказал Грин тоном школьного учителя, обращающегося к ученикам. — Идите и ведите себя прилично.