— Итак, — сказал лейтенант Грин, — нет смысла больше откладывать. Кто хочет пойти первым?
Никто не пошевелился, никто даже не поднял головы.
— Будьте осторожны, — продолжал лейтенант Грин, — когда доберетесь до наших линий. Не обнаруживайте себя, пока не убедитесь абсолютно точно, что они знают, что вы американцы. Кому охота получить пулю от своих? Так кто пойдет первым?
Опять никто не пошевелился.
— Мой совет, — снова начал лейтенант Грин, — выходить через кухню. Там есть сарайчик, который может служить прикрытием, а до изгороди оттуда не больше тридцати ярдов. Вы, надеюсь, понимаете, что я больше не приказываю вам. Решайте сами. А сейчас кому-то надо идти…
По-прежнему никто не двигался с места. «Это невыносимо, — думал Ной, сидя на полу, — просто невыносимо». Он поднялся.
— Хорошо, — сказал он, потому что ведь кто-то должен был это сказать. — Я пойду. — Он чихнул.
Встал и Бернекер.
— Я тоже иду, — сказал он.
Встал и Райкер.
— А, черт с ним, пойду и я.
Встали Каули и Демут. По каменному полу зашаркали ботинки.
— Где эта проклятая кухня? — спросил Каули.
«Райкер, Каули, Демут, — подумал Ной… — Памятные имена… Ну что ж, сейчас мы можем начинать бой сначала».
— Хватит, — сказал Грин. — Для первой группы достаточно.
Все пятеро вышли в кухню. Никто из оставшихся даже не посмотрел им вслед, никто не сказал ни слова. Люк в кухонном полу, ведущий в подвал, был открыт. Из подвала сквозь пыльный воздух пробивался слабый свет свечи. Оттуда доносились клокочущие звуки и хриплые стоны умирающего Фаина. Ной решил не смотреть в подвал. Лейтенант Грин очень осторожно приоткрыл кухонную дверь. Она издала резкий скрип, и солдаты замерли. Сверху все еще доносились автоматные очереди. «Это Рикетт, — подумал Ной. — Он ведет войну на свой страх и риск».
Ночной воздух был насыщен сыростью и запахами деревни; из полуоткрытой двери доносился терпкий, тяжелый запах коровника.
Ной тихо чихнул в кулак. Он оглянулся, как бы извиняясь.
— Желаю-удачи, — сказал лейтенант Грин. — Итак, кто идет?
Люди, собравшиеся на кухне среди медных кастрюль и больших молочных бидонов, глядели в приоткрытую дверь на бледную полоску ночного неба. «Это невыносимо, — снова подумал Ной, — просто невыносимо. Нельзя больше так стоять». Он решительно шагнул к двери мимо Райкера.
Ной глубоко вздохнул, говоря себе: «Только не чихать, только не чихать». Потом пригнулся и шмыгнул за дверь.
Осторожными шагами, сжимая обеими руками винтовку, чтобы, не дай бог, она не стукнулась о что-нибудь, Ной начал красться к сараю. Он не прикасался к спусковому крючку, так как не мог вспомнить, опущен предохранитель или нет. Он надеялся, что идущие за ним позаботились поставить свои винтовки на предохранитель, так что они не подстрелят его, если даже споткнутся.
Ботинки Ноя хлюпали по жидкой грязи, расстегнутые ремешки каски били по щекам у самого уха, и этот слабый звук казался ему невыносимо громким. Когда Ной в непроглядной тьме добрался до сарая и прислонился к пахнущим коровами бревнам, он первым делом застегнул ремешки каски под подбородком. Темные тени одна за другой отделялись от кухонной двери и двигались через двор. Дыхание подходивших солдат казалось Ною необыкновенно громким и тяжелым. Из подвала дома послышался протяжный крик, и эхо его далеко разнеслось в вечернем безветренном воздухе. Ной плотно прижался к стене сарая, но все было тихо…
Потом он лег на живот и пополз по направлению к изгороди, смутно выделявшейся на фоне неба. Где-то очень далеко были видны слабые вспышки артиллерийских выстрелов.
Вдоль изгороди тянулась канава. Ной соскользнул в нее и замер. Он старался дышать легко и ровно. Шум, который производили двигавшиеся за ним люди, казался очень громким, но не было никакой возможности сделать им знак быть потише. Один за другим все доползли до канавы и, скользнув в нее, залегли рядом с Ноем. Сбившись в кучу на мокрой траве на дне канавы, они так громко дышали, что казалось, противник сразу обнаружит их местонахождение. Они лежали, не двигаясь, навалившись друг на друга, и Ной понял, что каждый ждет, чтобы кто-то другой пошел первым.
«Они хотят, чтобы это сделал я, — с негодованием подумал Ной. — А с какой стати?»
Однако он все-таки поднялся и посмотрел через изгородь в сторону артиллерийских вспышек. По другую сторону изгороди было открытое поле. В темноте Ной смутно различал какие-то движущиеся тени, но не мог сказать, люди это или коровы. Одно было ясно: бесшумно пробраться через изгородь невозможно. Ной дотронулся до ноги ближайшего солдата, давая ему знать, что он двинулся дальше, и пополз по дну канавы, вдоль изгороди, все больше удаляясь от фермы. Один за другим остальные солдаты ползли за ним. Ной полз медленно, останавливаясь через каждые пять ярдов и внимательно прислушиваясь; он чувствовал, что обливается потом. Кустарники, образовавшие живую изгородь, росли вплотную друг к другу. Их листья тихонько шептались в порывах ветра, шелестевшего над головой. Иногда он слышал шорох: какой-то маленький зверек в страхе убегал в сторону; однажды раздался глухой звук хлопающих крыльев: потревоженная птица вспорхнула с ветки. Никаких признаков немцев пока не было.
«Быть может, — думал Ной, пока полз, вдыхая затхлый запах глины со дна сырой канавы, — быть может, нам все-таки удастся прорваться».
Его рука натолкнулась на что-то твердое. Он напрягся и замер. Лишь правая рука медленно ощупывала предмет. «Что-то круглое, — размышлял он, — что-то металлическое — это…» Тут его рука наткнулась на что-то мокрое и липкое, и Ной понял, что перед ним лежит мертвец. Ощупав каску и затем лицо, он понял, что пуля попала прямо в лоб.
Ной чуть подался назад и обернулся.
— Бернекер, — прошептал он.
— Что? — Голос Бернекера слышался откуда-то издалека, и Ною казалось, что он задыхается.
— Впереди меня мертвец.
— Что? Я тебя не слышу.
— Здесь труп. Мертвец.
— А кто он?
— А черт его знает, — раздраженно прошептал Ной, возмущаясь тупостью Бернекера. — Откуда, черт возьми, я знаю? — Он чуть не рассмеялся, вдруг осознав всю нелепость этого разговора. — Передай об этом по цепочке, — еще раз прошептал он.
— Что?
В этот момент Ной ненавидел Бернекера всеми фибрами своей души.
— Передай по цепочке, чтобы они не наделали каких-нибудь глупостей, — сказал Ной несколько громче.
— Ладно, — сказал Бернекер. — Сейчас передам.
Затем Ной услышал позади отрывистый шепот.
— Все в порядке, — сообщил наконец Бернекер. — Все поняли.
Ной медленно переполз через мертвое тело. Его руки задержались на сапогах убитого, и он сразу понял, что это немец, так как американцы не носят сапог. Он чуть было не остановился, чтобы сообщить об этом открытии другим. Стало как-то легче на душе от сознания, что труп был чужой. Потом он вспомнил, что американские парашютисты тоже носят сапоги, и подумал, что это мог быть один из них. Продолжая ползти, он ломал голову над этой загадкой, и умственное напряжение помогало ему забыть усталость и страх. «Нет, — решил он, — у парашютистов сапоги со шнурками, а эти были без шнурков. Нет, это был немец. В канаве лежал мертвый фриц». Он должен был понять это по форме каски, хотя, продолжал рассуждать он, все каски очень похожи одна на другую, а ему никогда раньше не приходилось притрагиваться к немецкой каске.
Он дополз до конца поляны. Канава и изгородь изгибались под прямым углом и тянулись по краю поля. Ной осторожно пошарил рукой впереди себя. В изгороди было небольшое отверстие, а там, по другую сторону ее, проходила узкая дорога. «Все равно придется пересекать эту дорогу, почему же не сделать это сейчас?» — размышлял Ной.
Он повернулся к Бернекеру.
— Послушай, — прошептал он, — сейчас я перелезу через изгородь.
— Хорошо, — ответил шепотом Бернекер.
— Там с другой стороны есть дорога.
— Хорошо.
В эту минуту они услышали шаги людей и металлическое позвякивание снаряжения. Кто-то осторожно шел по дороге. Ной зажал рукой рот Бернекера. Они прислушались. Насколько можно было судить по звукам, по дороге шли три или четыре человека. Переговариваясь друг с другом, они медленно прошли мимо. Это были немцы. Хотя Ной не знал ни слова по-немецки, он слушал, в напряжении подняв голову, как будто все, что ему удастся услышать, будет иметь для него величайшее значение.
Немцы прошли неторопливой спокойной походкой, как ходят часовые, которые скоро снова вернутся назад. Голоса постепенно затерялись в шорохах ночи, однако Ной еще долго слышал звук шагов.
Райкер, Демут и Каули подползли к тому месту, где, привалившись к стенке канавы, их поджидал Ной.
— Давайте пересечем дорогу, — прошептал Ной.
— К черту, — услышал Ной голос Демута, хриплый и дрожащий. — Если хочешь идти — иди. А я остаюсь здесь. Вот в этой самой канаве.
