рву.
– Это твоих рук дело, – прошипел священник, тыча в меня пальцем. Его лицо было перекошено от ярости. Уставший, изможденный битвой с карешцами, Клавер словно черпал силы из какого-то глубокого омута черных энергий.
Я глупо помотала головой, бездумно отрицая его обвинения, и попятилась. Без меча в руке и без рычащего рядом Генриха я почувствовала себя совсем беззащитной.
– Отойди от нее! – рявкнул сэр Радомир.
Клавер резко обернулся. Шериф и Брессинджер встали на ноги и подняли мечи. Рядом с ними на полу кричал храмовник, которого ранила я. Он безуспешно пытался дотянуться до застрявшего в нем дирка, а часовню тем временем наполнял отчетливый смрад дерьма и крови.
Клавер выставил перед собой руку так, словно направил на них арбалет.
– Что вы сделали? – с вызовом спросил он их. – Зачем явились сюда? – Несколько секунд он разглядывал их и наконец заметил сюрко с символом Храма. – Лазутчики. Мерзавцы. Правосудие послал вас убить меня, да? Ты… – Он указал на Брессинджера. – Ты его слуга. Я узнал тебя. Это ведь ты, дерзкое ничтожество, пытался помешать мне сжечь еретиков из Рилла. Вижу, кому-то почти удалось прикончить тебя.
Брессинджер зарычал, бросился вперед и замахнулся мечом. Клавер произнес одно-единственное слово, после чего произошло нечто странное. Воздух как будто сгустился, звуки приглушились, а в часовне стало темнее. Как и в храме Савара, клинок ударился о незримый щит, окруживший священника. Брессинджер вновь потерял равновесие и неуклюже пролетел мимо Клавера. Священник уперся обеими руками ему в спину, а затем с силой оттолкнул.
– Проклятье вам тоже не снять, – уже снисходительно сказал Клавер. Казалось, он наслаждается своим могуществом. – Вашему господину это известно. Все кончено. Позвольте ему умереть. Подчинитесь мне. Узрите свет нашей…
– Да закрой же ты пасть, – прорычал сэр Радомир и тоже бросился на священника. Тот вновь изрек то же самое слово, и острие меча остановилось в дюйме от его сердца, словно застряв в деревяшке.
Клавер расхохотался, как будто удивленный и довольный собственной силой. Однако его прервали, когда дверь часовни вновь распахнулась. На пороге стояли несколько храмовников, в одном исподнем и перемазанные сажей.
– Милорд! – задыхаясь, позвал один из них.
– Что? – гневно спросил Клавер.
– Пожар, он в святилище! Книги…
Лицо Клавера вытянулось. Воздух снова сгустился вокруг него, будто он притянул его своим гневом. Стало трудно дышать, трудно видеть. Клавер, трясясь, заорал:
– Так потушите его!
Храмовник не сдвинулся с места. Он только теперь окинул взглядом часовню: разбитые скамьи, кровь на полу, стонущего, умирающего собрата в проходе.
– Милорд… Вам нужна помо…
– Тушите! – Клавер заорал так громко, что казалось, будто он вот-вот сорвет голос. – Тушите! Тушите! Тушите!
Храмовники убежали с ведрами в руках.
– Мразь! – Клавер резко повернулся ко мне. – Я размажу тебя по Разбитой Тропе…
Он замолк, когда Брессинджер набросился на него сзади и сшиб с ног. Вновь пристав и сэр Радомир сцепились со священником, сначала попытались зарубить его мечами, которые не смогли рассечь сгустившийся воздух, а затем схватили его за горло и зажали рот, отчаянно стараясь задушить и заставить замолчать.
Все было тщетно; высокомерие Клавера оказалось заслуженным. Сэра Радомира и Брессинджера отшвырнуло прочь, и они вновь приземлились среди скамей. Клавер поднялся на ноги и двинулся на них, а около его рук затрещали сверкающие искры.
Вдруг меня осенило. Я вытащила из-под сюрко «Кодекс изначальных духов» и, раскрыв книгу, стала лихорадочно листать страницы. «Кодекс» развернулся в том месте, где его открывали чаще всего. Я думала, что это будет страница, где описано, как призвать Муфрааба, однако, судя по рунам и рисункам, здесь рассказывалось о том, как создать автоматонов, вроде тех, что патрулировали Керак.
Тексты были написаны на высоком саксанском… но среди них я заметила и строки на том загадочном, мертвом языке, которому Вонвальт начал учить меня, чтобы я могла прочесть «Гримуар Некромантии». Охваченная отчаянием, я дрожащим пальцем провела по заклинанию и проговорила строки вслух, стараясь пропустить их через себя и прочувствовать их смысл.
Едва последнее слово заклинания слетело с моих губ, мне почудилось, будто я проглотила пламя и меня одновременно ударили кулаком по лицу. Мой рот наполнился кровью. Мои внутренности скрутило внезапной невыносимой болью. Глаза наполнились слезами, взор затуманился. Все мое тело вдруг покрылось мурашками. Меня словно подожгли. Ошеломленная, я подняла глаза, желая посмотреть, получилось ли у меня хоть что-нибудь…
– Боги, – выдохнула я.
Воздух в часовне исказился. Прозрачный эфир реальности… растянулся, словно его пытались прорвать с другой стороны.
Клавер резко обернулся; на его лице были написаны ужас и гнев. Он глянул на книгу в моих руках, затем на меня.
– Нет… – выдохнул он, широко распахнув глаза.
Я тоже опустила взгляд на книгу, а затем вновь уставилась на рябь и мерцание, повисшее в воздухе. Его кто-то раздирал, кто-то с когтями. Длинные пальцы отчаянно пытались вонзиться в прорехи, возникшие в ткани реальности там, где мое нечеткое, неумелое заклинание истончило ее. За прорехами я узрела проблески адского мира – клубящуюся хаотичную тьму, на которую было невыносимо больно смотреть.
Сэр Радомир и Брессинджер попятились. Даже Клавер, казалось, обмер.
– Хелена… что ты натворила? – спросил сэр Радомир.
– Разбитая Тропа… – неожиданно для самой себя пробормотала я. Не знаю, откуда взялись те слова и что они значили. Из моего рта вновь потекла кровь… нет, не кровь. А блестящая черная эктоплазма. Я яростно утерлась, случайно ударив себя при этом рукой.
Казалось, что «Кодекс изначальных духов» пылает в моих руках. Вокруг прорех в реальности затрещали тонкие, как нити, розовые молнии. Мы все ахнули, когда с другой стороны вдруг вырвались руки; было похоже, будто демоническое дитя пытается вылезти из нечестивых родовых путей. Казалось, что вся часовня дрожит. Снаружи в небе грянул гром. Где-то начали пробуждаться непостижимые для нас силы.
Я попятилась к двери. Затем из прорехи показалась голова, и я завопила.
Кровь богов, что это была за голова. Безглазая, похожая на череп, с бешеным оскалом, занимавшим почти все лицо. К моему горлу подкатила тошнота, когда я осознала, что именно эту тварь вселили в тело монахини, которую я убила в уборной. Но теперь она не была скована человеческой плотью. Я настолько извратила заклинание, что демона больше не связывали никакие узы.
И теперь он освободился. Стал неуправляемым.
Тварь издала кошмарный визг, сотрясший мой рассудок. Мой кишечник и мочевой пузырь сразу же опорожнились.
– Дай мне книгу, – сказал Клавер, уже отошедший в дальний конец зала. Он говорил настойчиво, но спокойно, стараясь не привлечь внимания существа. – Заклинаю тебя кровью Креуса, девчонка, отдай мне книгу, пока мы все не погибли, –
