— Оди-ин! Один… Бля, где один?! Я долго буду ждать одного?!
Как и тогда, молодые растерянно скукожились, в надежде ожидая, что среагирует сосед. Переглядки затянулись, а на крик никто не побежал. В силу вступал пункт «б».
— Э, так не пойдёт… Ну-ка, подъём! Построиться всем! Резче… Резче я сказал!
Построившуюся десятку «новых», взяла на инструктаж тройка авторитетных дедов: Нос, Мирон, Змей.
— Встали смирно! Руки по швам…
Послышались глухие плотные удары. Под крепостью кулака, молодые пятились на шаг-два, и снова возвращались на линию строя. Удары были не больные, скорее условные, дабы молодой трезво уяснил: он теперь в армии, а не в деревне у бабушки.
— Кричат «один» — подрываются все! Хоть один «зашарит» — огребут все… Ясно?!
Молодые стоически подставляли грудь для очередного наставления, и, пожалуй, стали втягиваться в предлагаемую игру. Для Олега стало очевидно: стерпел раз, стерпит и второй и третий… А терпение и покорность, есть визитная карточка. Переписать её потом сложно, боязно… Да, и чревато, конечно. Всё очень просто. Каким тебя увидели, таким и запомнили.
После профилактических мер, гусей проверили на усвоение урока. Теперь на призыв «один» с кроватей слетали все без исключения, кроме «подстаревших» на неделю.
— Во-о! Другое дело… — Удовлетворённо кивали дедушки.
Новым очень быстро раздали прозвища; вобщем-то по первым впечатлениям, а некоторым — по похожести их, на «дедов» самих дедов.
— О! Это Нельсон! Один к одному… — Радостно орали, крутясь возле габаритного крепыша. — Копия! Понял, да?! Будешь — Нельсон!
Ещё бы он возражал…
Другой, маленький вояка с острыми чертами лица, напомнил им ихнего каптёрщика, вероятно еврейчика.
— Мойша! Вылитый Мойша! — Дружно восторгались сходством «старые». — Ну ка, прищурь левый глаз вот так! А-а… Ну, точно он!
Клички остальных были равновероятны и до конца не определены. А один военный пришёл, с готовой погремухой, видимо данной ему своими сопризывниками. Он был бел лицом, с нежно молочной кожей, ещё не осквернённой бритвой, с длинными тонкими пальцами.
— Почему Пионер? — Допытывались у него о происхождении клички. — Ленина любишь?
— Не знаю. — Полудетским голоском мямлил тот. — Пацаны назвали…
— Тебе восемнадцать-то есть? Тебя в армию, с какого класса забрали? С пятого?
Как горох посыпались смешливые реплики.
— Где твой галстук, Пионер?
— Пионер без галстука, как конь без яиц…
— Да нет, какой это пионер! Их сто лет, как отменили…
— Так это последний из них…
— Ага, значит ты последний в своём роде… — Задумчиво произнёс Нос. — Ну, ничего… Не переживай! Специально для тебя, мы возродим пионерские традиции. И галстук подберём. Дело Ленина не умрёт, веришь?
Пионер, судорожно сглатывая ком в горле, кивнул.
— Пионер! Будь готов! — Заорал Мирон.
— Всегда готов! — Испуганно вскинул рукой парень, видимо изображая салют.
— Молодец! — Гордясь, похвалил его Нос, уважительно опустив руку на его плечо. — Мало нас осталось, брат, очень мало. Но мы им покажем!
Он, изобразив гнев, погрозил кулаком в сторону дальних ярусов.
— Песню то, помнишь? Нашу… Пионерскую…
— «Взвейтесь кострами»?
— Её родимую… Уважь дедушек. Спой, пожалуйста! Пробуди наши воспоминания!
— Я только один куплет помню…
— Мне бы твою память, брат! Я ни одного не помню… Давай! Валяй… Тихо-о!!! Пионер исполняет марш пионеров!
В казарме стихли разгульные голоса стариков. Все уставились на щуплую фигурку салажонка, внешне, действительно, смахивающего на пятиклассника.
— Давай, Пионер! Слушаем…
— Понеслась…
— Тихо…
Пионер робко затянул, по ходу пения прибавляя в голосе:
— Взвейтесь, кострами
Синие ночи-и!
Мы пионе-еры
Дети рабочих
Близится эра светлых годо-ов
Клич пионера: Всегда будь готов!
Клич пионера…
Он вновь глотнул в себя, и выдохнул, заканчивая:
— Всегда будь готов!
Тут же раздались оценки слушателей.
— Ништяк… Почти в точку…
— Неубедительно… Чего-то не хватает…
— Барабана не хватает! И галстука…
— Слышал? — Доверительно приобнял его Нос. — Лично мне понравилось твоё исполнение. За душу задел… Ещё б немного и слезу пустил… Но ты слышал, чё кричат войска? Без галстука, ты не пионер, а расп…яй в трусах и майке. Завтра подойдёшь к Дождю, и попросишь красной материи на галстук. Скажешь, Нос просил для пионерской организации. Понял? А сейчас, иди, отбивайся…
Нос громко обратился к своим, перекрикивая шум казармы:
— Слышь, войска! Пионеру даём отбой! Он обещал нам послезавтра исполнить марш при галстуке, маршируя! А ща, пусть спит! Никто не возражает!
Деды во мнениях были единодушны.
— Пусть спит…
— Отбой, Пионер… Про галстук не забудь…
— Давай, Пионер, марш в постельку! — Дружески подтолкнул паренька Нос.
И тут же изменился в лице, изображая комсомольскую строгость.
— Только смотри! — Он погрозил пальцем. — Будь готов!
— Всегда готов! — Вскинул локоть Пионер и, пятясь, налетел на табуретный ряд.
— Тихо! Не убейся! — Прикалываясь, стебался Нос.
— Ха-ха-ха… — Ржали остальные. Вид незадачливого пионера-ленинца, определенно вызывал приступы смеха.
Приглушённо хихикали «старые» гуси, наблюдая в своих постельных нишах, телезанятное шоу. Сегодня им довелось прибывать в роли зрителя, и само по себе, мытарства и унижения себе подобных, выглядело со стороны презабавнейшим спектаклем. Неучастие в нём, приумножало удовольствие и делало зрелище смачным, кайфовым…
— Так! Ну, а здесь у нас чё? — Нос подошёл к Мирону, который любовно окучивал словно грядку, задранные к верху ноги остальных новичков.
— Бля, Мирон… Ты притомил своей яйцесушкой!
— Чего?
— Да ничё! С фантазией у тебя бедновато! У Дождя гуси и поют и пляшут в прямом эфире… А у тебя чё? Голимое порно…
Он пнул крайнюю стойку, роняя её, и нарушая хореографию общей картины.
— Отставить демонстрацию задниц! — Заорал Нос — Подъём, войска! Какие песни знаем?!
Вскоре, группа гусей, стоящих в исподнем белье (трусы и майка) при скудном освещении дежурной лампы, затянула подобие песни. Пели вразнобой, уныло глотая слова:
— В нашей жизни всё быва-а-ет
И под солнцем лёд не тае-ет…
— Стоп! — Остановил их Нос. — Я что просил покойника отпевать?! А ну, бля, поём нормальные песни! Живые темы… Типа там, эскадрон моих мыслей…И вы, трое… Нет, четверо… Вы не поёте! Вы подтанцовка!
Олег вышел в тамбур покурить, а когда зашёл в казарму, там творилось небывалое. Четверо изображали коней и всадников. Нельсон придерживал на спине Мойшу, который олицетворял будёновскую кавалерию; размахивал руками, изображая стать сабельного клинка. Вторая пара: всадник-конь, тоже отличались живостью воплощения и скакали в унисон зажигательной песне:
— Мои мысли мои скакуны!
Словно искры зажгут эту ночь…
Команда поющих уже не выглядела обречённой на заклание отарой блеющих овец. Песня шла горлом. Громко, слаженно… Нагревая слушающую аудиторию.
— Обгоняя безумные ветром ночных
Эскадрон моих мыслей шальны-ы-ых!
Напоследок, один из гусей экспрессивно крутанул «колесо» и исполнил газамановский шпагат, чем вызвал безусловный всплеск новых рукоплесканий.
— У-ва-уф… — Орали деды, свистели и улюлюкали. А Нос, вдвойне гордый за успешную реализацию режиссёрской идеи, торжественно произнёс:
— Вот что значит вовремя раскрыть творческий потенциал. А ты, Мирон, со своими яйцами…
«Да уж, — зарываясь лицом в подушку, подумал Олег, — похоже, год назад Нос не любил сушить яйца, но уже тогда тянулся к эстраде. Интересно, сам-то, он какие песни пел?»
Во всём этом, несмотря на кажущийся внешний позитив, он усматривал одно. Подневолие… Гусям хочется спать, а их них делают артистов. Головной не сомневался, что в будущем он увидит знаменитый «дембельский» поезд. Впрочем, эти истории повторяются из года в год, и обижаться на кого либо, просто глупо. Тут сплошное де жавю…
Веки стали наливаться тяжестью. Предсонное состояние туманом окутывало сознание, отключая реальность, давая волю фантазиям. Голоса и звуки ещё не ушли, но они служили только фоном для сползания в Сон. Олег крепче сжал под подушкой, припасенный не Случай, обломок заточенного электрода, прикрыл глаза и представил на миг, что он в интернате на Лесной. Каруселью замелькали лица пацанов, их улыбки, только реплики были не оттуда:
— Нельсон, напугай дедушку!
— Ну-ка построились…
— Один… Курить!
— Масло съели день прошёл…
— Пионер! Будь готов!
— Ты как мне китель подшил, тормоз?
