Он вышел в дверь. В шлёпках на босу ногу (кирза ведь тяжела, а босиком двигаться легче).
Ночь была тёплой, одна из ночей бабьего лета. В тамбуре, на входе во взвод никого не было. Зато на входе в роту, в тамбур выставили сразу двоих. Наверняка, для пущей надёжности.
— Где дедушки гуляют? — Спросил Олег одного из шубистов.
— В учебном классе, где политинформацию читают.
— Это где? Я здесь не был.
— Как зайдёшь. Услышишь. Не ошибёшься… Орут как мамонты…
И правда, едва Олег перешагнул порог казармы, сразу же догадался, где идёт гульбище. Шум, состоящий из отборного мата, хохота тут же выявил дверь, за которой всё это развивалось. Дверь учебного класса была приоткрыта, однако, не изолировала находящихся там, а в частности, их разгульные голоса.
Олег тронул дверь и она, скрипнув, поддалась вперёд, открывая взгляду суть происходящего за ней. В нос шибанул с табачным дымом запах чего-то сладко-кислого, вероятно, пойла, которым заправлялись старослужащие. Головной аккуратно прикрыл за собой дверь, отмечая враз, как с его появлением голоса поумолкли. «Поляна» накрытая на трёх сдвинутых столах выглядели более чем шикарно, особенно для глаз первогодок. Большой чугунный казан, ещё недавно был полон прожаренной картошки. Аппетиствовали, похоже, с лучком и чесночком; и там, и здесь валялись на столе разбросанные ломтики, а отсутствие онной картошечки в чугунке, говорилось о том, что трапеза завершилась совсем недавно, быть может, полчаса назад (запах прожарок ещё витал в воздухе). Как обрамление стола, всюду по тарелкам были разложены сладости. Более десятка вскрытых банок сваренной сгущёнки, килограммы печенья, вафли, пряники, а ещё располосованный арбуз и едва начатая дыня.
— Ба-а! Кто к нам пожаловал! — Как всегда ёрничая, заговорил Нос. — Гроза местных дембелей и дедушек, господин Бурый, не иначе…
— Здорово, Бурый…
— Ты нас бить не будешь?
— Э, осади с шутками, да?! Глянь, какой злой… Ща в торец залепит…
— Молчу, молчу…
Хмельные, масленые лица, кривые улыбочки, но взгляды, в общем-то, больше любопытные, чем злые. Сытые, пьяненькие деды, подустав от задроченных гусей, решили поразвлекаться с «зубастым» салабоном. Головной угрюмо осматривался, пытаясь определить примерное количество людей и всё же, терялся в догадках. Пятьдесят? Сорок? Только за столом не менее три десятка, а сколько их мельтешит перед глазами… Даже для довольно просторного учебного помещения их казалось очень много. Страх неожиданно подобрался к сердцу, заставляя его стучать, как молот, быстро и гулко.
«Толпой возьмут на раз-два. — Вязко повисли мысли. — Какие на хрен приёмы… Скопом свалят и спьяну напинают по башке»…
Ротные деды перемешались с взводными, таращились на Олега и продолжали скалить зубы.
— Гляди, как шарами бычит…
— Бля, зачем позвали? Это же монстр… Ща всех под столы загонит…
— Точно! А-ха-ха-ха-ха…
— Бурый, выпить хочешь!
— Да, он голодный… Пусть похавает…
— Проходи, Бурый! — Сверкал жёлтой коронкой, махнул рукой Дождь. — Подвиньтесь, дайте пацану место…
Деды сдвинулись, кто-то встал, а Олег с трудом оторвался от спасительной стены и подошёл к их «поляне». Напряжённо встал у стола, в неуверенной позе. Ему не хотелось верить в дружелюбие «стариков». Сладкий чёс по ушам, а между тем… Спина открыта для удара.
— Садись, садись… Братуха! — Ровным тоном произнёс Дождь и, ухмыльнувшись, добавил, словно заглянул в его голову:
— Никто тебя не будет бить со спины. Зуб даю…
Олег присел на освободившееся место, как-то сразу обмякнув, но, наверное, всё-таки, интуитивно поверив словам каптёрщика. Скажи ему «садись» кто-нибудь другой, ни за чтоб, не подчинился.
Дождь закурив, выпустил первую струйку дыма и широко улыбаясь, спросил:
— Есть хочешь? Ты не стесняйся… Бери, что ближе к тебе… А может, выпьешь?!
Головной взял печенюшку и небрежно макнул её краем в сгущёнку, так же небрежно надкусил, стараясь этими движениями снять внутренне напряжение.
— Чай, не за этим позвали. — Жуя, произнёс он.
— Почему не за этим? За этим! — Уверяюще мотнул вихрастой головой Дождь. — У нашего корефана днюха сегодня! Круглая дата между прочим… Да, Рюха?!
— Есть такое дело! — С улыбкой ответил здоровенный крепыш, прогуливающийся с сигаретой вдоль столов.
— Юбиляр, кстати, питает уважуху к тебе и захотел видеть тебя на своём празднике. Так ведь, Рюха?! Я не гоню?
— Точняк стопудовый! — Пробасил сзади именинник.
— Бля, Бурый… — Загудел над его головой Рюха. — Ты красавец по жизни! Я тя хотел сначала порвать, а потом гляжу… Нормальный пацан. — Рюха пьяно икнул, обдавая Олега сивушными парами, и громко похлопал по спине. — Молодчик! Бля, Дождь… Не прессуйте его… Нормальный пацан…
— Да, кто прессует?! Сидим, базарим… — В отличие от Рюхи, Дождь выглядел как стёклышко. Он улыбнулся своей шикарной улыбкой и продолжил тему. — Вот так-то, Бурый… Рюха, Сазон, Лопата… Тут много дедов, что торчат от тебя. Но есть и другие товарищи… Эти тебя с говном съедят. Да, Мирон?!
— А чё я?! — Огрызнулся Мирон откуда-то справа. — Толяна спроси… Ему морду били…
— Толя-ан! — Позвал громко Дождь. — Чё молчишь?
— А чего я должен говорить?! — Недовольно пробурчал Толян, тот самый, с кем Олег не поделил стол в столовой. — Вы тут, все его любите, уважаете…
— Не об этом базар, Толян! — Оборвал его Дождь. — Я, конкретно по теме… Ты с ним бодался в столовке, ты имеешь право с него получить! Реально это так… Только смотри, Толян, «решать» будешь по-честному… Размажешь его. — Тут Дождь указал подбородком в сторону Головного. — … Значит твоя правда! За тот стол он больше сядет. А если он тебя уронит… Я лично прослежу, чтобы никто не «подписывался» в ваше «махалово». Как? Принимаешь расклад?
Звуки и голоса замерли, в ожидании ответа на поставленный вопрос. Но Толян помявшись, сломался на пятой секунде тишины.
— Я вам чё, гладиатор, бля?! На хер этот цирк нужен? Я буду с гусём бодаться, а вы тут, как в кино будете сидеть?
— А ты как хотел?! — Взорвался вдруг Дождь. — Зассал, что ли?! Так и скажи, зассал!
— А чё сразу зассал…
— А чё нет?! Нет, вы, что тут все думаете… — Дождь сменил мирный тон на агрессивный. — Ща придёт Бурый. Мы тут всем коллективом его попинаем. Где-то что-то ему поломаем… И пусть увозят в госпиталь, да? Это есть справедливо? Это «решение», да?!
Неожиданно разговор стал принимать острый характер. В разрез Дождю, вставил голос, не менее авторитетный Сава, высокий рослый дед из роты, с пшеничными усами.
— Ты не перекручивай, Дождь! — Так же горячо заговорил он. — Хочешь гуся поднять, говори прямо! А вот пургу про справедливость не надо гнать!
— Чё-о-о?!
— Во-о чё-о! — С вызовом привстал Сава. — Вот, пацаны сидят! Каждый из них огребал по полной… Все «летали» и каждый думал… Считал день за днём, когда он встанет и выпрямит спину! А тут приходит штрих-кадр какой-то. И хочет с одного прыжка запрыгнуть на олимп. Это, по-твоему, справедливость?!
Словно по команде загудели деды, словно рассерженный улей, растревоженный пасечником. Сава ловко поддел их чувства, освежая память былых унижений. Возмущенные реплики наклонили чашу весов в обратную сторону, грозя выкинуть Олегу фатальную карту.
— Правильно Сава толкует! Дедовщина и так с каждым годом слабеет… И если каждый будет расшатывать…
— Я летал, у меня спина была всегда мокрая…
— Да все мы шуршали, мама не горюй…
— У нас деды были, не забалуешь, а этот сидит как в гостях…
Голоса раздавались всё яростей, и Головной уже пожалел, что отошёл далеко от стены. Спиной к ней отбиваться легче… Тучи над ним явственно сгущались, но всё же в криках этих было разномнение.
— Ещё немного, и каждый гусь болт забьёт, да ещё по морде даст…
— Кто тебе даст?! Эти задрочки? Они пёрнуть без приказа боятся…
— Получается, и мы задрочки были?!
— Получается…
— Э, слышь, да?! Базар притуши такой! Пока я тебя не уработал!
— Кого ты уработать хочешь, чёрт?!
— Чё-о?! Да я…
— Тихо! Ну-ка остыли…
— Пацаны-ы! — Переорал всех Дождь. — Всё, тишина! Кончай бузить! Ща во всём разберёмся! Не хватало, нам меж собой бодаться. Рюхе праздник попортим…
— Да и, правда… Кончайте, а? — Вставил своё резюме Рюха.
— Всё, тишина! — Веско отрезал Дождь. — Значит, так… По поводу нашего призыва. Кто-то тут сказал, что наши деды были крепче… Не-а-а! Мы были слабже. Версана помните?! Он с дедами через день месился и что? А к нему ведь «пресс» был жёсткий… А он выбил челюсть Хорвату и от него отстали. Помните? Ходил как Бурый… Не летал, во всём чистом и расстегнутый…
— Ну и где теперь этот Версан? — Спросил Сава, с долей иронии.
