противоположность искусству, то, что искусством исключается, то, чему искусство говорит «нет» — всякий раз, едва только самыми отдаленными признаками даст о себе знать нисхождение, оскудение жизни, разложение ее, — эстетический человек реагирует на это своим «нет». Безобразное воздействует депрессивно: это есть выражение депрессии. Оно забирает силы, обедняет, давит… Безобразное побуждает безобразное же; можно на собственной фантазии испытать, сколь существенно скверное самочувствие усиливает способности нашей фантазии по части безобразного. Меняется наш выбор — дел, интересов, вопросов: да и в сфере мышления есть наиболее родственное ему состояние — тяжесть мысли, тупость… Механически оно выражается в отсутствии прямой осанки: безобразное хромает, безобразное спотыкается: — прямая противоположность божественной легкости и ловкости танцующего…
Эстетическое состояние отличается изобилием средств сообщения, но одновременно и крайней восприимчивостью к внешним раздражителям и знакам. Это высшая точка сообщительности и соотносимости между живыми существами, — это исток языков. Языки имеют в нем свое горнило: языки звуков точно так же, как языки жестов и взглядов. Всякий феномен полнее в своих началах: наши нынешние окультуренные способности субстрагированы от куда более полных. Однако и сегодня еще человек слышит мускулами, даже читает мускулами.
Всякое зрелое искусство имеет в своих основах некую совокупность условностей, и в этом смысле оно есть язык. Условность есть предпосылка и условие большого искусства, а вовсе не препятствие ему… Всякое возвышение, улучшение жизни усиливает в человеке способность сообщения, равно как и способность понимания. Умение заглянуть в душу другого изначально отнюдь не особое моральное качество, а реакции на физиологическую раздражимость нашего восприятия: «симпатия» или то, что называют «альтруизмом», есть простые духовные проявления этого психомоторного отчета (induction psycho-motrice[80], как называет ее Ш. Фере). Мы никогда не сообщаемся мыслями, но только движениями, мимическими знаками, из которых уже потом вычитываем эти мысли обратно.
342. В отношении музыки всякое сообщение словами есть в своем роде бесстыдство; слово обедняет и оглупляет; слово обезличивает; слово все изумительное делает пошлым.
343. Есть исключительные состояния, которые предопределяют художника: это состояния, глубоко родственные или сросшиеся с проявлениями болезни: так что кажется, невозможно быть художником и не быть больным.
Психологические состояния, которые в художнике выпестованы почти до уровня «личностей», которые сами по себе в какой-то степени человеку вообще присущи:
1. опьяненность: повышенное чувство могущества; внутренняя потребность извлечь из вещей отражение собственной полноты и совершенства;
2. крайняя обостренность некоторых органов чувств: так, что они понимают совершенно иной язык знаков — и создают… — такая же обостренность, какая проявляется в связи с некоторыми нервными заболеваниями — крайняя подвижность, из которой проистекает крайняя сообщительность; желание высказать все, что умеет сообщить о себе знаками… потребность как бы «выговориться» знаками и жестами; способность, говорить о себе посредством множества разных языковых средств… взрывное состояние — это состояние сперва мыслится как принуждение, как позыв во что бы то ни стало, всеми видами мускульной работы и подвижности избавиться от этого комка внутреннего напряжения внутри себя; далее как непроизвольная координация этого движения, его преобразование (в образы, мысли, вожделения) — как своего рода автоматизм всей мускульной системы, подчиняющийся импульсу сильных раздражителей, действующих изнутри, — неспособность этой реакции воспрепятствовать; весь аппарат внутренних запретов как бы отключен; всякое внутреннее движение (чувство, мысль, аффект) сопровождается васкулярными изменениями и, соответственно, влечет за собой изменения цвета, температуры, секреции: суггестивная сила музыки, ее «suggestion mentale»[81].
3. невольная подражательность: крайняя возбудимость, при которой некий образец для подражания передается как зараза, «прилипает», — некое состояние угадывается по отдельным признакам и изображается… Образ, всплывающий из глубин души, воздействует уже как движение членов… в известном смысле отключение воли… (Шопенгауэр!) — своего рода глухота, слепота к внешнему — сфера допускаемых в себя раздражителей резко ограничена.
Это отличает художника от дилетанта (восприимчивого к искусству): для последнего апофеоз раздражимости в восприятии; для первого — в отдаче, в дарении — различие столь сильное, что антагонизм двух этих дарований не только естествен, но и желателен. Каждое из этих состояний имеет обратную по отношению к другому оптику, — от художника требуют осваивать оптику слушателя (критика), то есть обеднять себя и свою творческую силу… Это так же, как при разнице полов: от художника, который дает, нельзя требовать, чтобы он стал женщиной — чтобы он «воспринимал»…
Наша эстетика оставалась покуда женской эстетикой в том смысле, что в ней только «восприимчивые» к искусству люди сформулировали свои наблюдения о том, «что есть прекрасное?». Во всей философии до сегодняшнего дня отсутствует художник… Это, как явствует из предыдущего изложения, ошибка по необходимости; ибо художник, который снова попытался бы понять себя, наверняка бы промахнулся — ему не дано смотреть назад, ему вообще не дано смотреть, ему дано давать. — Это только к чести художника, если он не способен на критику… в противном случае он ни рыба ни мясо, он «современен»…
344. Я привел здесь ряд физиологических состояний в качестве примера полноценной и полноцветной жизни, хотя в наши дни привычно оценивать их как болезненные. Впрочем, мы уже разучились говорить о здоровье и болезни как противоположностях: речь идет о разных степенях того и другого, — мое же утверждение в данном случае заключается вот в чем: то, что сегодня принято называть «здоровьем», представляет из себя лишь низкую ступень того, что при благоприятных обстоятельствах могло бы здоровьем быть… то есть что мы относительно больны… Художник же принадлежит к еще более сильной расе. То, что нам вредно, что для нас болезненно — у него в самой его природе- Нам же твердят, что как раз оскудение механизма есть залог его более экстравагантной восприимчивости ко всякому внешнему возбуждению; доказательство — наши истеричные дамочки.
Преизбыток соков и сил может с тем же успехом повлечь за собой симптомы частичной несвободы, галлюцинаций наших органов чувств, ослабления реакций на внешние сигналы, как и оскудение жизни… раздражители обусловлены разными факторами, а реакции окажутся схожими… Однако не таким же окажется воздействие; крайняя степень разбитости всех хилых натур после их нервических срывов не имеет ничего общего с состояниями художника: этому не приходится расплачиваться за свои эскапады… Он достаточно богат и может быть расточительным, не впадая в бедность…
В наши дни «гения» можно определить как одну из форм невроза, точно так же, как, наверно, и суггестивную силу художника, — наши артисты и впрямь слишком уж сродни истерическим дамочкам! Но это свидетельствует против «наших дней», а не против «художников»…
Нехудожественные состояния: состояния объективности, отражения, отключенной воли… скандальное заблуждение Шопенгауэра, который толкует искусство как мост к отрицанию жизни…
Нехудожественные состояния: страдальцы, пораженцы, нытики, под взглядом которых чахнет
