Для этой цели посланником в Болгарию был назначен германский военный атташе в Турции полковник Генерального штаба Э. фон Лейпциг. Это было сделано в том числе и потому, что Фердинанд Болгарский недолюбливал его предшественника доктора Г Михаэлиса. Возмущенный придирчивостью этого представителя Берлина, царь сказал В. Радославову: «Убирайтесь со своими немецкими евреями. Почему вы не достали мне доброго французского золота?»22. Итальянский коллега Э. фон Лейпцига в Софии описал задачу, стоявшую перед немецким посланником, весьма точно – примирить Турцию с Болгарией под покровительством Германии. Полковник решил ее, подготовив договор, предусматривавший передачу части оспариваемых владений Османской империи в пользу Болгарии. Уступка внешне выглядела скромно: предусматривалась передача болгарам около 1500 кв. км, в том числе Димотика, Кара-Агач и половина Адрианополя. Однако это была стратегически важная территория. Особенно значительной потерей для турок был участок железной дороги София – Дедеагач длиной около 70 км. Теперь болгары, не владея портом, контролировали его перевозки23.
Соглашение между Турцией и Болгарией стоило его автору жизни. 28 июня 1915 г. он был убит по дороге в Константинополь, куда вез текст договора с целью его ратификации24. Э. фон Лейпциг был найден мертвым с пулевым ранением в голову в зале ожидания на небольшой железнодорожной станции во Фракии – Узункиопрю. По донесениям русской агентуры в Болгарии, убийцей являлся чауш (переводчик) немецкого военного дипломата – Хасан. Германия не настаивала на расследовании, с единственного случайного свидетеля события – корреспондента Kolnishe Zeitung Генриха
Штюрмера была взята клятва: свидетельствовать о том, что все, увиденное им, стало результатом чистейшей воды несчастного случая25.
Германское посольство предложило и версию инцидента: полковник якобы случайно ранил себя в голову из револьвера, переодеваясь из мундира в штатский костюм. Версия была явно надуманной, к тому же произошла утечка информации – телеграмма, излагавшая официально рекомендованный взгляд на события, стала достоянием общественности26. Впрочем, это не помешало немцам дисциплинированно придерживаться данной версии и во время, и даже после окончания войны. Ее, кстати, разделял и мушир О. Лиман фон Сандерс, вообще не симпатизировавший сотрудникам атташата: «Эти господа никогда не видели турецкой армии, кроме краткосрочных инспекционных поездок Энвера, и не имели представления о реальном внутреннем состоянии новой турецкой армии, ее нестабильности и особенно о ее офицерском корпусе»27. Впрочем, судьба Э. фон Лейпцига была уже не важна – дело сделано.
Предчувствуя близость завершения переговоров с Турцией, В. Радославов решил сыграть в привычную для себя игру – предупредить страны Антанты о будущем соглашении, дав этому документу собственное объяснение. В конце июня 1915 г. он дал пространное интервью софийскому корреспонденту газеты Temps, сказав следующее: «Главная тенденция внешней политики Болгарии не изменилась за последние месяцы. Правительство убеждено, что в интересах Болгарии – сохранять нейтралитет, принятый согласно с желанием Тройственного согласия. Может ли такое положение длиться бесконечно? Думаю, что нет, но чтобы привести нас в состояние движения, необходимо предложить нам положительные выгоды, компенсирующие нас за жертвы, которые выпадут на нашу долю. Если мы вмешаемся в конфликт, то это произойдет только при условии нашей уверенности в том, что наши национальные стремления будут удовлетворены. Болгарский народ единодушен в требовании Македонии, этой болгарской Эльзас-Лотарингии. Чтобы решиться на новую войну, после того как две уже стоили так дорого, Болгария должна знать, что она получит. Болгария в настоящее время ведет переговоры только с Четверным согласием, а также с Турцией по вопросу о Фракийской железной дороге»28.
13 (26) августа 1915 г. В. Радославов встретился с русским посланником и сообщил ему, что турки готовы уступить долину реки Марица и часть железной дороги София – Дедеагач, проходившей по их территории. «Эти уступки, которые Радославов называл своей idee fixe, – сообщал А. А. Савинский, – сделаны, по его словам, за нейтралитет Болгарии, без всяких обязательств со стороны последней, политических или по провозу военных припасов. Договор должен быть подписан на днях в Софии… Он выразил при этом надежду, что страны Согласия отнесутся сочувственно к этому мирному приобретению болгар»29. Естественное, В. Радославов не упомянул о том, что этому соглашению будет предшествовать договоренность с Германией.
24 августа (6 сентября) 1915 г. в Софии был подписан германо-болгарский договор сроком действия до конца 1920 г. По его условиям Берлин выделял Софии помощь в размере 200 млн левов. К договору прилагалась тайная конвенция, в которой эта помощь проходила в качестве военного займа. Согласно этому документу Германия гарантировала Болгарии приобретение спорной и бесспорной зоны в Македонии по отношению к договору 1912 г., а также часть пограничной сербской территории. В случае нападения Румынии на Болгарию, Австро-Венгрию или Турцию Германия гарантировала Болгарии возвращение потерянных по Бухарестскому миру территорий, то же относилось и к Греции30. Это было обещание почти максимально удовлетворить территориальные претензии Софии.
В сентябре 1915 г. Дж. Бьюкенен довольно точно описал причину сомнительного политического облика руководителей Болгарии: «Неудивительно – все их совращали деньгами»31. Думается, несправедливо объяснять успех действий противников России исключительно практикой подкупа. «Несмотря на свою грубость, – отмечал А. А. Савинский, – немцы нашли и слабую сторону в сущности здоровой и практической болгарской натуры; они поняли, что мегаломания – уязвимое место болгар, и не упускают случая, чтобы играть на этой слабой струне»32. Эта игра приводила к немалым успехам. Продолжением германо-болгарского союза стала военная конвенция между Болгарией, Германией и Австро-Венгрией, заключенная в тот же день, 6 сентября 1915 г., в германской главной квартире.
Э. фон Фалькенгайн вспоминал: «Конвенция была заключена в Плёсе между генералом Конрадом фон Гётцендорфом, а также подполковником Ганчевым, Турции было предоставлено право присоединиться к ней в полном объеме. Согласно конвенции, Германия и Австро-Венгрия каждая с шестью дивизиями в течение 30 дней, Болгария по крайней мере с четырьмя дивизиями в течение 35 дней должны были быть готовы на границе Сербии к оперативным действиям… Германия хотела, если бы предприятие получило желанный ход, расположить в Варне и Бургасе смешанную пехотную бригаду и позаботиться о проведении подводных лодок в Черное море для защиты, в пределах возможного, болгарских берегов. Этим путем надеялись благоприятно повлиять на те круги населения, которые держались относительно русских недостаточно устойчиво»33.
В Константинополе было уже пять немецких подводных лодок: четыре с ограниченным мореходным запасом – UB-8, UB-7, UC-15, UB-14 и одна большая субмарина U-21. На них и надеялось болгарское правительство. Его собственные военно-морские силы – один учебный корабль и шесть миноносцев водоизмещением по 100 тонн – не могли обеспечить защиту болгарских берегов. Какое внимание уделялось этому вопросу, может продемонстрировать тот факт, что в Варне военное положение было введено уже со 2 сентября: вход с моря в порт только в светлое время суток, с восьми часов утра до шести часов вечера. На болгарские радиостанции в Софии и Варне был назначен германский персонал34. Крайним сроком болгарского выступления было определено 11 октября, а начало мобилизации планировалось с 21 сентября. Для сравнения: в 1912 г. мобилизация была объявлена 17 (30) сентября, а в общем вместе с перевозками войск к границе закончилась ко 2 (15) октября35.
Немцы почти мгновенно перешли к подтверждению на деле своих обещаний территориального передела Балкан в пользу Болгарии. 25 августа (7 сентября) 1915 г., то есть на следующий день после заключения германо-болгарского договора и военной конвенции в Плёсе, была заключена и конвенция об исправлении границы между Турцией и Болгарией36.
7 сентября Пауль Вейтц, корреспондент Frankfurter Zeitung, весьма важная персона в германской колонии в Константинополе, «полудипломат», как его назвал Г Моргентау, сообщил американскому послу, что в ночь с 6 на 7 сентября советник германского посольства в Турции барон К. фон Нейрат завершил работу Э. фон Лейпцига подписанием документа. «Германия, – сказал П. Вейтц, – выиграла Болгарию, сделав то, что Антанта не была в состоянии и не хотела сделать»37. Этот договор стал значительным успехом германской дипломатии, которого удалось достигнуть в тяжелейших условиях, в атмосфере почти полного недоверия сторон друг к другу.
