10 (23) сентября 1915 г. командующий Черноморским флотом издал директиву, в которой определял новые условия для действий своих подчиненных: 1) избегать вооруженных столкновений с болгарами, причем особенно нежелательным признавался обстрел берега; 2) действовать разрешалось только в ответ, но при этом весьма решительно; 3) болгарские суда и воды более не признавались нейтральными; 4) русским кораблям предлагалось по возможности не топить болгарские пароходы и парусники, а препровождать их в наши порты; румынские воды и суда по-прежнему оставались нейтральными, но в случае военной контрабанды их предлагалось захватывать, а вне румынских вод при невозможности захвата – топить, сняв предварительно с них команду76. Уровень противостояния достиг весьма опасной отметки. На Балканах были собраны войска, которые могли разрушить баланс, созданный противоборствующими сторонами за год войны.
После мобилизации армия Болгарии насчитывала 307 дружин (батальонов), 56,5 эскадрона, 214 батарей – 559 тыс. человек (294 тыс. активных штыков). Кроме того, под ружье было поставлено ополчение: 71 дружина, 10 эскадронов и 10 батарей. Всего под знамена были призваны 763 584 человека – 27 возрастов, включая ополчение первого и второго разрядов77. Это была весьма значительная сила, но окончательной уверенности в том, что она останется послушной до конца, у В. Радославова, судя по всему, не было. В отличие от своей политической элиты болгарский народ сумел сохранить здравомыслие. Именно это делало внутреннее положение Болгарии далеко не идеальным с точки зрения ее правительства. Трезвость болгар в этот период не удивительна. Фердинанд Кобург совсем недавно уже привел страну к катастрофе. Люди устали от войн и их провальных завершений, а потому об общенациональном подъеме, которым сопровождалась подготовка к Первой Балканской войне, не могло быть и речи.
Энтузиазма не было, в отличие от случаев неподчинения, которые подавлялись государством78. Даже в Софии, по свидетельству французского журналиста, состоялась небольшая демонстрация русофильских чувств. Около 40 мобилизованных крестьян пришли поклониться памятнику императора Александра II. Их разгоняли проходившие мимо обер-офицеры – представители наиболее германофильски настроенной части общества79. Русская разведка сообщала: «В Софии, Татар-Базарджике и Тырнове были случаи, когда запасные в виде протеста против мобилизации кричали «Да живие Россия». Во многих деревнях военнообязанных приводят жандармы. Среди запасных распространяются манифесты оппозиции, призывающей к ниспровержению короля. Мобилизация ополчения продвигается очень медленно: например, в Македоно-Одринском районе не было сформировано ни одного полка»80. Сразу же после объявления мобилизации без одобрения парламента был ужесточен закон о военных преступлениях: увеличено количество статей, применявших смертную казнь81.
Неудивительно, что даже в те дни, когда все уже было решено и когда болгарская армия собиралась на границах Сербии, болгарский премьер продолжал убеждать лидеров оппозиционных партий, что проводится политика строго вооруженного нейтралитета и нет никаких соглашений, обязывающих Болгарию выступить на стороне Турции или Германии82. Уверенность генерала Н. Жекова в том, что Болгария пойдет вместе с Турцией, поддерживали далеко не все. Болгар и турок в прошлом, и причем не только далеком, разделяло очень многое. В Первой Балканской войне, по свидетельству иностранных наблюдателей, болгары – и военные, и представители гражданского населения, попавшие в руки турок, вынуждены были пройти через самые жестокие мучения83. Однако этим проблема не ограничивалась – значительная часть болгарского общества еще не отошла от катастрофических последствий Второй Балканской войны и опасалась (как оказалось, совершенно справедливо) потерять даже то, чем еще владела София.
Уже 15 марта 1915 г. группа оппозиционных политиков вместе с генералом Н. Ивановым обратилась к царю с призывом к сотрудничеству с Антантой84. Во второй половине августа 1915 г. 49 представителей болгарской интеллигенции подписали обращение к народу с призывом воспрепятствовать присоединению страны к Тройственному союзу. Это была реакция на соглашение со Стамбулом, содержащая пророческое предупреждение: «Граждане! Болгария находится над бездной!»85. Попытка отпечатать этот текст в начале сентября привела к конфискации тиража и преследованиям подписавшихся, изъят был и выпуск газеты «Прапорец», пытавшейся разместить на своих страницах обращение, а сама газета закрыта «на неопределенный срок»86.
29 августа 1915 г. все лидеры оппозиционных партий собрались на совещание и единодушно доверили руководителю Земледельческого народного союза Александру Стамболийскому найти возможность добиться встречи с царем Фердинандом. Письмо с просьбой о предоставлении аудиенции было подписано Александром Малиновым (он считался сторонником русской ориентации), Александром Стамболийским, Иваном Гешевым, Найчо Цановым и Стояном Даневым87. 17 сентября 1915 г. эта встреча состоялась. На следующий день французский посол в этой стране сообщал о некоторых ее подробностях: «Представитель крестьянской партии выступил очень враждебно по отношению к личности короля и объявил ему, что, если болгарские крестьяне, составляющие большинство населения, простили ему его инициативу 16 июня 1912 г. (то есть начало Второй Балканской войны. – А. О.), они не простят ему другой подобной инициативы»88.
К сожалению А. Стамболийского, чувство народа к России не исчезло. «Это скорбно, но это факт», – отметил лидер болгарских аграриев, добавив, что в народе не исчезло ужасное ощущение от пережитого погрома Второй Балканской войны, что он потерял веру в правительство. Эта речь завершалась следующими словами: «И наиболее важно, что вера его (то есть болгарского народа. – А. О.) в Вас, Ваше Величество, окончательно поколеблена и убита. В его глазах, в глазах народа, после погрома 16 июня 1913 года Вы потеряли реноме тонкого дипломата»89. С точки зрения Фердинанда, эта речь была непростительной дерзостью, и он закончил аудиенцию следующей фразой: «Не жалейте мою голову, я стар. Подумайте о Вашей, которая молода»90. А. Стамболийский рисковал – после Второй Балканской войны он публично заявил: «Если в этой стране есть справедливость, Фердинанд должен быть повешен перед Народным собранием»91.
Слова А. Стамболийского довели царя «до бешенства»92. Сразу после этой встречи последовали репрессии: А. Малинов был заключен под домашний арест, а А. Стамболийский отправлен в тюрьму и приговорен к смертной казни, позже замененной пожизненным заключением93. По отношению к рядовым подданным Кобурга репрессии применялись широко и гораздо более решительно. В 22-м полку, формировавшемся в избирательном округе А. Стамболийского, начались волнения, которые были подавлены, и расстреляны 20 солдат94. До конца сентября 1915 г. военно-полевые суды вынесли 1120 приговоров по делам об антивоенной пропаганде и нарушении дисциплины95. По оценкам русского командования, болгарская мобилизация шла быстро, а единства в вопросе о нападении на эту страну не было. Министерство иностранных дел в лице С. Д. Сазонова было категорически против этого шага и до конца не верило, что Габсбург решится открыто выступить против России96.
12 (25) сентября в сербской Верховной команде возникла идея превентивного удара по Болгарии силами 8–9 дивизий (около 180 тыс. человек) при условии поддержки со стороны союзников. Под таковыми подразумевались не только англичане, французы и русские, но, как надеялись сербы, также греки и румыны, союзники по Второй Балканской войне97. Эти предложения сербских военных получили поддержку со стороны русского командования. В тот же день в разговоре с представителем сербской армии в Ставке военным агентом Сербии полковником Брониславом Лонткиевичем генерал М. В. Алексеев обратил его внимание на необходимость задержать болгарскую мобилизацию, даже путем нападения на Болгарию98. Взаимопонимание военных было полным, но оказать материальную помощь сербам в этот момент не мог никто из союзников Белграда. Ресурсы собственно Сербии были недостаточны для реализации плана превентивной войны.
Перенапряжение сил полностью проявилось еще в июне – августе 1915 г., когда сербская армия оказалась не в состоянии выступить против австро-германских сил на своем фронте, значительно ослабленных после переброски лучших частей на русский и итальянский фронты. Летом эта группировка насчитывала в своих рядах 177 тыс. человек при 500 пулеметах и 1100 орудиях, но при этом полевые части составляли только 10 австро-венгерских и девять германских батальонов – все остальное было представлено ландштурмом из солдат старших возрастов с весьма слабым офицерским и унтер-офицерским составом99. Сербская армия насчитывала 240 тыс. человек, из которых 210 тыс. пехоты. Эти силы должны были прикрывать почти 900 км фронта и границ. Увеличить их не представлялось возможным по причине отсутствия винтовок и патронов100. Даже в самые тяжелые для собственной армии дни летне-осеннего отступления Россия продолжала оказывать помощь Сербии и Черногории: поставки боеприпасов, пороха и столь необходимых для русской тяжелой артиллерии 9-дюймовых снарядов не прекращались. Для этого пришлось потревожить даже запас Владивостокской крепости101.
