— Оба-на, — шаман сел напротив нас. Теперь между мною, пленницей и Головастиком оказался костер. — Предполагалось, в первоначальном плане, что ты знаешь, как работать с собственными бенефитами.
— Когда шестидесятый апну — я тебе морду разломаю, — недобро посмотрел я на Головастика.
— Если апнешь, — беззлобно поправил тот. — Расфокусируй взгляд, когда будешь смотреть на нее. Если достаточно мимо посмотришь — проступит панель существа. Там должно быть значение с прогресс баром. Самая нижняя — персональное отношение. У меня — ненависть.
Пленница вдруг заплакала. Она совсем не прятала лицо, уставившись куда-то прямо перед собой. От горя девушки у меня самого в груди тесно стало.
Я расфокусировал взгляд, уже памятуя ситуацию с фазами. Запах гари и сознание случившейся беды сильно мешали, пока, наконец-то, под принадлежности фракции не проступил зеленый прогресс бар с надписью «враждебное».
— Что она сделал? — спросил я, не желая слышать ответ.
Девушку звали Кристджана. Первый уровень. Клан Фредлишемана.
— Он… он…
— Я спалил ее деревню. Вырезал всех, кроме девчонки. Ходил между пылающих домов и сеял смертью.
Страшнее всего, что понять было нельзя — шутит Головастик или нет.
— Мне срезали репутацию без шанса ее вернуть — чего рассусоливать? — совершенно серьезно проговорил шаман. — Они вкусили внутреннего демона.
— Ты не шутишь? — опешил я.
— Он убил всех… Всех… — всхлипнула Кристджана и сорвалась на гневный вопль. — Что мы вам сделали? Что?
Крик пленницы разбудил лагерь. Народ подскочил, просыпаясь. Стас спросонья схватился за лютню. Олег за топор. Я за голову.
— Какого хера? — прорычал наш бронемишка.
— Какого хера? — эхом спросил я у Головастика.
— Мне нужен был пленник. Я вошел в деревню. На меня напала охрана. Я убил ее. На меня напали остальные.
Головастик говорил спокойным голосом, уверенным. Убежденным.
— Я убил и остальных, — с нажимом продолжил он. — А потом я убил всех. Потому что вошел во вкус. Иногда надо выпускать пар.
Я не понял, как оказался рядом с ним. От удара кулака с Юры слетала маска и, черт возьми, под нею шаман улыбался. Сердце застучало часто-часто, швейной машинкой. Язык онемел.
Бац! Бац! Голова Юры дергалась под ударами, и каждый выброс злобы в живое тело, пусть и оцифрованное, наполнял меня силами. Шаман отступил под натиском, грохнулся на землю. Меня скрутили боевые товарищи. Справа Олег, слева Игнат. Стас вклинился между нами.
— Егор!
— Ты больной… — сплюнул я, прожигая Головастика взглядом.
— Проверь репутацию, — посоветовал тот, потирая скулу. Поднялся. — Пробуем вариант — будь врагом врага. Пока я готов помогать тебе в этом, Егор. Если это имеет смысл?
— Ты блядь ради этого сжег их? Там ведь и дети были?
— Упаси Господь, Егор. Женя правду говорил о страшных тараканах в твоей голове? Какие дети в компьютерной игре?
Головастик все еще улыбался. Однако кровью сплюнул.
— Это ведь программы, Егор, — добавил он.
Я рванулся вперед.
— Отпустите его, — приказал Юра. Встал передо мною, выставив вперед лицо. — Давай, Егор!
Удар сапога пришелся ему в промежность. Шаман изумленно всхлипнул, упал на колени и поймал челюстью второй удар.
— Это… слишком… — пропыхтел он. — Дайте паузу.
Меня вновь скрутили.
— Вы оба чиканутые, — прокомментировал это Олег.
— Смотри на нее. Смотри, — сказал отдувающийся Юра. Махнул рукой в сторону Кристджаны. С кряхтнием поднялся. — Смотри!
Прогресс бар уменьшился. В глазах девушки кроме слез замерцала призрачная надежда.
— Ниже пояса не колоти, ладно? — Головастик поднялся, воткнул в землю пульсирующий тотем лечения.
Я вложил ему в челюсть хороший хук, избавляясь от накопленного напряжения. Каждый попадание облегчало душу. Было совсем не важно — за что прилетает Головастику. Сам процесс делал счастливым. Злость такие вещи снимают только в путь. Мне и доктор советовал, да.
Избиение шамана подняло мою репутацию с Кристджаной до нейтральной.
— Смори на нее почаще, — прохрипел после очередного тумака Головастик. И оказался прав. Насилие перестало работать. Бешенство сменилось усталостью. Возмущение — пониманием. Это действительно программы. У них есть свой алгоритм. Личность подчиняется цифрам. Я отстал от шамана и, опустошенный, плюхнулся рядом с Кристджаной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Он говорил, что его прислал Серый Человек, что пришло время конца всего, — сказала мне девушка. — Он убил всю мою семью. Он убил всех, кого я знала с самого детства. Он смеялся!
Грань осознания реальности стала хрупкой. Они боты. Они действительно боты. Несмотря на все матрицы к ним прикрученные. Почему я вообще решил, что в них есть нечто большее? Во мне зрело разочарование. Накатывалось лавиной, круша хрупкие стены детской снежной крепости.
Мои сопартийцы с изумлением наблюдали за происходящим вокруг костра, но больше не вмешивались. Головастик со стоном сел у огня. Подбросил ветку в пламя. Поймал мой взгляд.
— Чего сидишь? Пробуй дальше.
Я устало повернулся к Кристджане. Буркнул:
— Один мальчик раскачивался на табуретке, упал и сломал все шесть ножек.
Ответом был звон сверчков. И неуверенный смешок Кренделька, через паузу. Оглушительный в ночи и одинокий.
Репутация дрогнула, увеличившись. Божечки-кошечки… У нее только что погорела жизнь, а внутренний алгоритм качает репутацию на черный юмор.
— Ну, держись, — сказал я Кристджане. — Здравствуйте, это ваш ребенок? Нет? Я доем?
Багнутая харизма работала. Я добил до дружелюбия за пять шесть шуток, затем и это остановилось. Однако мое отношение уже изменилось. Они боты. Я поражался их реалистичности, но они боты. На них можно воздействовать вопреки. Просто потому что это где-то там внутри прошито.
Танцы и ужимки у костра подняли репутацию еще выше. Затем отработали комплименты. Потом снова шутки.
Потом Кристджана вдруг выпрямилась, глядя на меня расширившимися глазами:
— Что… что ты со мною делаешь? Что со мною?…
— Что-то не так? — спросил я.
— Прекрати, пожалуйста. Не надо, — тихо попросила она. — Это не я. Это не я!
О, такое тоже в нее программно запихали? Триггер-точка? Кат-сцена? Если репутация на десять очков меньше обожания, выдать такую вот фразу?
— Чувство черного юмора — как ноги, — медленно сказал я. — У кого-то есть, а у кого-то нет.
Шкала заполнилась. Рот девушки приоткрылся.
— Хозяин… — прошептала она. Лицо расслабилось, будто исполнившись счастья.
Я поднялся с бревна, провожаемый ее восхищенным взглядом.
— Доволен? — спросил Головастика. Уже светало.
— Дело за малым, Егор. Теперь ты должен тоже самое провести со своими викингами. Я хочу быть уверен, что они не исчезнут с тем, что я заработал за эти месяцы.
— Утром, — сказал я. — Хочу спать.
— Я могу что-то сделать для тебя, хозяин? — тихо спросила Кристджана.
— Меня зовут Егор. Иди домой, — отмахнулся я.
— Но у меня…
— Иди куда-нибудь! Принеси весть о явлении моем, — буркнул я. Видеть сломанного энпися не хотелось совершенно. Он будто стал символом разочарования. Ей ведь теперь глубоко до фени на то, что еще вечером у нее была семья. Ее больше не смущал пропахший гарью разрушитель ее деревни.
Она просто подчинялась внутренней установке репутации. Грубой, жестокой.
Кристджана медленно встала на ноги и неуверенно, постоянно оглядываясь, ушла из лагеря. Я лег на свое место, отвернувшись от костра. В душу будто вылили годовое содержание септика. Из головы не шли последние слова северянки перед тем, как репутация достигла капа.
Вдруг это, все-таки, не код? На людей ведь тоже можно влиять. Нейролингвистическое программирование, всяческие Карнеги. Улыбайтесь и бегите от мрачных типов, чтобы не отравлять свой внутренний, мать его, ветер.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Просто у людей программный код сложнее. И все намного гибче в настройках.
* * *
