– Правильно. Зачем торчать в гостинице в чужом городе? Хоть немного освежишься.
– Нет. Не поеду.
– Почему?
– Не могу оставить вас на два дня одну. Как-то не по-человечески.
– Послушай, Давид, у тебя нет никаких обязательств по отношению ко мне. У тебя своя жизнь, у меня своя. Ты молодой, живи своей жизнью…
Но я заметил, как в ее глазах сверкнула радость от мысли, что я, возможно, останусь. Ольга поняла, что я уловил ее взгляд, отвернулась и покраснела.
Мои дорогие женщины! Какие вы разные и какие похожие, чувствительные и ранимые! С какой благодарностью вы принимаете человеческое тепло и внимание!
– Впрочем, я пока не решила. Возможно, улечу в Севастополь.
– Как только решите улететь, я тут же сяду на поезд и поеду в Москву. Между прочим, я еще ни разу не был в Севастополе. Может, полетим вместе?
– Ты что, сумасшедший? Мы здесь один раз в театр сходили – и сразу столько слухов!
– Но, Ольга, у вас сейчас там никого нет. Могу остановиться у вас, могу в гостинице. Посмотрю, каков из себя Севастополь – город боевой славы российского флота. Познакомлюсь с условиями, в которых вы живете…
– Не ставь себя и меня в глупое положение. Это тема не обсуждается. Не заставляй меня быть резкой с тобой. Отдыхай, Давид. Послушай моего совета, езжай в Москву.
Повернулась и ушла. Но держалась чуть по-другому, чем обычно, – скованно и неестественно, чувствуя, что я взглядом слежу за ней.
Бедная взрослая девочка! Она, повидавшая сотни преступлений и человеческих трагедий, сейчас мало чем отличалась по поведению от двадцатилетней студентки. Но ведь это так естественно! Человек часто забывает о своем возрасте и социальном положении, думая, что его собеседник поступает таким же образом.
Ладно, пойду на главпочтамт, поговорю с Мари. А уже из номера позвоню родителям.
* * *
– Давид, ты с кем так долго болтаешь? Уже час, как мы с Марком пытаемся до тебя дозвониться.
– Фаина! Как хорошо, что ты позвонила! Я сам собирался искать вас. Говорил с родителями, с моим другом Рафой, которого вы по моим рассказам уже знаете, с другими друзьями. У них же время на час вперед. А после этого хотел позвонить вам. Хорошо, что ты меня опередила. Хотел спросить, могу я приехать на праздники в Москву, если, конечно, вписываюсь в ваши планы? Если нет – ничего страшного, погуляю, встречусь с Арамом, найду, чем заняться.
– У нас встречный план. Мы с Марком и Ниной хотели прокатиться к тебе. Дорога займет немногим более трех часов. А то родились и живем в России, но нигде, кроме Москвы и Ленинграда, до сих пор не были. Начнем хотя бы с Тулы, тем более что ты там. Возможно, другого такого случая и не представится. Как ты смотришь на это?
– Ребята, здесь нет ничего особенного, боюсь, вы разочаруетесь! Хотя вообще-то найдется на что посмотреть. Приезжайте. Я забронирую для вас номер в гостинице, чтобы ночью не возвращаться. Переночуете и утром спокойно поедете домой. Буду ждать вас первого мая с одиннадцати часов в гостинице «Москва». Она в центре города, вы ее легко найдете. Дежурный будет в курсе. На всякий случай запомни мой номер – триста сорок три.
Тут же позвонил Ольге, сообщил, что вопрос моего отъезда снят, так как друзья сами приедут сюда на машине, и предложил присоединиться к нам – ребята веселые и остроумные, очень начитанные, с ними будет интересно.
– Давид, вы ровесники, давно друг друга знаете. Я только помешаю вам чувствовать себя свободно, радоваться от души. Нет, не приду. Смысла не вижу.
– И все-таки я завтра утром зайду к вам, может, передумаете. Зачем сидеть дома в праздничные дни? Да и на улице делать нечего – всюду толпа, музеи и магазины закрыты.
– Посмотрим.
* * *
Была чудесная погода. На улице было шумно, слышались людские голоса, музыка из репродукторов. Как парадоксальна жизнь! Всего в километре отсюда на жутких рыночных задворках одни люди могли безжалостно убивать других людей. А ведь среди них были прошедшие войну, орденоносцы, офицеры… Убивали, бросали в подсобке, как мусор, как ненужную тушу, а потом, сидя рядом с завернутым в грязные тряпки трупом, устраивали застолье, пели фронтовые и народные песни… Как может все это укладываться в голове нормального человека?
Мы часто не ищем сложных ответов, ограничиваемся тем, что, возможно, убийцы – сумасшедшие, психически неразвитые люди. Так мы пытаемся себя успокоить, не углубляться в проблему. Может, ответ отчасти и верен, но это будет самый простой и легкий ответ из всех существующих. А как ответить на другой вопрос – почему есть люди, которые не способны без боли и жалости пройти мимо бездомного животного, даже курицу не могут зарезать? Может, и правда есть какая-то градация между человеческими существами? Скажем, одних роднит с людьми лишь внешний вид и умение говорить, а в остальном они еще не выросли из животного, хищнического мира, живут инстинктами, не достигли минимального уровня человеческого самосознания, главное для которого – естественная доброта ко всем живым существам, и в первую очередь к себе подобным? Может быть, придет время, и уровень развития технологий позволит обнаруживать таких приматов и изолировать их до того, как они совершат злодеяния?
Сложная задача. Цивилизация тысячелетиями создавала публичное право, суды, институт защитников и обвинителей, кассационные инстанции, прессу, возможность широкого обсуждения. А здесь непонятно, по какому принципу принимать вердикт, согласно которому данный человек – не человек, хищник, ошибка природы, опасное бешеное животное, каннибал или педофил, подлежащий изоляции, кастрации… И ведь сам технический прибор для проверки не может быть абсолютно совершенным. Вдруг ошибка? Что тогда ждет этих людей? Лишать их жизни или изолировать? По какой процедуре пересматривать первоначальное решение? И кто будет принимать решение о применении к тому или иному человеку такой проверки?
Погруженный в эти абсурдные размышления, я стоял у крыльца гостиницы, держа в руках куртку, и ждал Марка и девушек. Заметил я их еще издали – в коротких легких брюках чуть ниже колен, в цветастых свободных рубашках шли они мне навстречу. По внешности, по манере двигаться они заметно отличались от окружающих. Ничего не поделаешь, даже житель центрального района города отличается от жителя окраины того же города, тем более пригорода. Обрадованные встречей, мы обнялись, и я пригласил ребят зайти ко мне в номер – помыть руки, что-нибудь выпить или перекусить, а потом обсудить план дальнейших действий.
– Друзья, я хотел еще пригласить мою начальницу. Она очень достойная молодая женщина, не по-человечески получится оставить ее скучать одну в номере в такой прекрасный праздничный день!
– Опять ты, Давид, придумал какую-то причину, чтобы не попросить моей руки! – картинно надула губы Фаина.
– Дорогая Фаина, этот день все равно наступит. Но ты никак не захочешь выйти замуж за военного следователя, который еще не нашел себя в этой жизни, который не знает, что с ним случится через месяц, через два года, через три и так далее. И который, если все сложится благополучно, заставит тебя уехать на далекий солнечный юг и жить там по местным правилам, определенно отличающимся от московских!
– Ты меня небылицами не стращай! Я готова научиться скакать на коне, танцевать с кинжалом в зубах, а еще заворачивать долму!
– Поразительно! Как точно ты описываешь то, что тебя там ждет! – расхохотался я.
Опять кокетничаешь, Давид? Разве ты не знаешь, что даже в шутках есть большая-большая доля правды? Ты же сейчас думаешь о Мари, сравниваешь девушек, чтобы еще раз восхититься своей любимой. Как гармонично она, католичка, парижанка, вошла в твою семью, как ее любят твои обожаемые родители, с каким достоинством и естественностью она держалась у вас дома…
Что и говорить, есть какие-то генетические особенности, определяющие поведение людей. Сколько усилий должен приложить человек других традиций, даже самый цивилизованный, чтобы приспособиться к новой среде? Вот Фаина – отличная девушка, умная, интеллигентная, красивая, но ее принципиальность и максимализм не вписываются в мое понятие женственности. Она никому не согласится уступить в идеологическом или любом другом споре, даже моему отцу – хотя бы из вежливости, из уважения к старшему. А Мари? Ей не нужно ничего говорить. Она просто промолчит и постарается не подать виду, что не согласна с тобой.
* * *
Вот и номер Ольги.
– Давид, может, действительно, не нужно мне к вам приходить? Я хотела выйти в город и просто немножко прогуляться. Погода неплохая. Потом вернусь в номер, посижу с книжкой. Я привыкла к одиночеству.
«Дорогая моя Ольга, я же вижу, что ты оделась не для прогулки. На тебе то же платье, что было в театре. Как бы мне попросить тебя надеть что-нибудь другое, более простое и современное?»
Словно уловив мои мысли, она ответила:
