день не слыхал. Я предполагал, что командарм с[о] своим автомобилем застрял где-нибудь по дороге из Михайловки в Сенновский. Я выслал из Сенновского к хутору Большому всадников, и в то же время по моему распоряжению т. Петров выслал всадников из Михайловки к Большому — командарма нигде не обнаружили. В Сенновский на протяжении всего дня 18 июня без конца тянулись обозы, всадники и беженцы — никто по дороге из Михайловки в Сенновский командарма не встречал. Прошел почти целый день 18 июня. Сотрудники штаба, особенно ответственные сотрудники, находились в крайне подавленном состоянии духа. За этот день имелись две версии о командарме. По одной версии он вместо прямого пути на Сенновский поехал в совершенно противоположенную сторону в немецкую колонию к хутору Медведевскому за продуктами (с ним это часто случалось). Была и другая версия. Шофер Матвеев, который прежде возил командарма и которого командарм Всеволодов 16 июня сместил, сообщил мне, что командарм 17 июня утром приказал приготовить машину для поездки вечером обозревать Арчединские позиции (к югу от Михайловки). О таких своих предположениях командарм ничего не сообщал Реввоенсовету. Для меня было вполне ясно, что командарма в Михайловке нет и что он находится вне штаба и вне дивизий. У меня стало складываться определенное убеждение, что командарм Всеволодов либо предатель, либо если не предатель, то аферист и негодяй, который в поисках продуктов оставляет целые сутки армию без управления. 18 июня в 17 часов ко мне явились с докладом начальник полевого штаба, начальник оперативного управления и начальник оперативного отделения. В этом докладе они обрисовали обстановку, в которой находится штаб, оторванный от командарма, от штаба Южного фронта, от тылового штаба в Балашове и от дивизий и обреченный на безделье, и предложили переехать штабу в Елань в целях немедленного установления связи с[о] штабом Южного фронта, с тыловым штабом армии в Балашове и попытаться оттуда установить телеграфную связь с дивизиями. Я в последний раз отправился на телеграф — по-прежнему не было связи с Еланью и штаюжем[1190] и прервана была связь с дивизиями. Повстанцы в районе Сенновского нападали на наши обозы. При таких условиях я согласился с доводами начальника штаба, начальника оперативного управления и начальника оперативного отделения армии и приказал штабу двигаться на Елань, а дивизиям были указаны линии отхода соответственно теми директивами, которые в свое время были даны командармом Всеволодовым. 18 июня около 19 часов штаб армии, прождавши безрезультатно командарма Всеволодова почти сутки, двинулся на Елань, куда прибыл 19 июня в 22 часа. Здесь, в Елани, я узнал, что после нашего отъезда из Сенновского туда прибыл командарм Всеволодов. На несколько часов была установлена связь Сенновского с Еланью, и командарм Всеволодов успел передать в Козлов Реввоенсовету Юж[ного] фронта телеграмму, в которой сообщал, что Реввоенсовет и штаб от него уехали, а он воюет с повстанцами. Я пытался связаться с Сенновским, но это не удалось. После телеграммы Всеволодова телеграфная связь между Сенновским и Еланью была прервана и больше не восстановлялась. Я продолжал оставаться при убеждении, что командарм Всеволодов — негодяй, ибо я не мог устранить того факта, что мы его сутки ждали в Сенновском, в Михайловке его не было, с дивизиями он также не имел связи и, следовательно, где-то путался по делам, ничего общего с управлением армией не имеющим. 20 июня в 12 часов я из Елани вызвал к аппарату членов Реввоенсовета Юж[ного] фронта т.т. Мехоношина и Сокольникова, подробно обрисовал им обстановку и настаивал на немедленном отстранении Всеволодова от командования армией. Реввоенсовет Юж[ного] фронта, в лице т.т. Мехоношина и Сокольникова, мне, тоже члену Реввоенсовета Юж[ного] фронта, ответил, что я и Реввоенсовет 9 занимаемся интрижками и не исполняем своего долга — находимся где-то в тылу, тогда как командарм сражается с повстанцами (смотрите документ № 1). Мои предостережения не были приняты во внимание. Я пытался их обосновать теми версиями о путешествии командарма Всеволодова не то в Медведевский за продуктами, не то обозревать Арчединские позиции — мне не давали говорить. Так я этого и не сказал. Одновременно Реввоенсовет Юж[ного] фронта в лице т.т. Сокольникова и Мехоношина нашел возможным 20 июня обратиться к предреввоенсовета республики т. Троцкому с телеграммой, в которой сообщалось, что я, не дождавшись задержавшегося на фронте командарма Всеволодова, бежал со штабом, издав панический приказ, а после нашего бегства в Сенновский прибыл Всеволодов, продолжающий командовать армией (см. документ № 3). Я обвиняю Реввоенсовет Юж[ного] фронта в лице т.т. Сокольникова и Мехоно-шина в том, что они сообщили предреввоенсовета т. Троцкому неверные сведения, будто Всеволодов 17–18 июня задержался на фронте. На фронте его не было. Приказ мой был не панический, а точно рисовавший обстановку — прошу это проверить путем опроса знакомых с обстановкой лиц и с документами. Приказ подписал я потому, что командарма не было, с заместителем командарма Степиным связи не было, наштарм Преображенский находился в Балашове, и связи с ним тоже не было. Мне оставалось либо дать штаб и все стоящие в осажденном повстанцами хуторе Сенновском наши армейские учреждения и обозы в руки повстанцев, как это случилось с 14-й дивизией, либо вывести их оттуда. Я избрал последнее. Конечно, если бы я знал, что командарм приедет в Сенновский — я бы ждал еще. Но в течение суток я никаких сведений о командарме Всеволодове не имел и не мог получить, несмотря на все принятые мною меры. Я считал (и не только я — таково было общее убеждение), что Всеволодов уже скрылся. Я не мог оставаться бездеятельным в такой обстановке. Меня можно обвинить в формальных правонарушениях. Но в той обстановке, в какой находился штаб 9[-й] армии, всякий сознающий свою ответственность человек действовал бы так, как действовал я. Реввоенсовет Юж[ного] фронта был так ослеплен телеграммой Всеволодова из Сенновского, что не обратил даже внимания на то место телеграммы, где Всеволодов сообщал, что отводит дивизии на реку Бузулук (на северо-восток), а сам направляется в сторону Михайловки (на юго-запад), что являлось уже совершенно непонятной несообразностью. Я на это обратил внимание Реввоенсовета Юж[ного] фронта, но и эти мои указания остались без внимания. В тот же день 20 июня я пытался в телеграмме на имя Реввоенсовета Юж[ного] фронта (документ № 2) снова обрисовать обстановку — Реввоенсовет Юж[ного] фронта и этой телеграмме не внял. 20 июня вечером я сообщил Реввоенсовету Юж[ного] фронта положение на фронте зеленых и запрашивал, где размещаться штабу 9[-й] армии, в ответ на что Реввоенсовет Юж[ного] фронта
