в лице т.т. Мехоношина и Сокольникова ответил телеграммой на мое имя, что штарму без приказа командарма из Елани уходить только под выстрелами противника и что всякое иное действие будет рассматриваться как позор и дезертирство (см. документ № 4). Это был ответ на простой запрос, где разместиться штарму. Я не знаю, что дало основание Реввоенсовету Юж[ного] фронта в официальных документах говорить таким языком со мной, членом Реввоенсовета Юж[ного] фронта и 9[-й] армии, который вместе с армией прошел 500 верст гужом и пешком, деля с армией все страдания и лишения, — пусть в этом разберется партийный суд. На эту телеграмму я ответил своей телеграммой, в которой указывал, что при создавшейся атмосфере я не могу сохранить душевное равновесие, столь необходимое для ответственной работы, и просил прислать мне заместителя, чтобы я имел возможность отправиться в одну из дивизий.
Я считаю, что Реввоенсовет Юж[ного] фронта все сделал для того, чтобы окончательно подорвать престиж Реввоенсовета 9[-й] армии. На мои предостережения и опасения он ответил: «Вы занимаетесь интрижками; берите пример с командарма, который сражается, а вы отдыхаете в тылу». На наш простой запрос, где размещаться штабу, он ответил: «Сидите в Елани, всякий иной образ действий будет рассматриваться как дезертирство». Реввоенсовет 9[-й] армии и, в частности, я до дна испили чашу оскорблений и унижений. Партийный суд установит, имел ли Реввоенсовет Юж[ного] фронта право и основания создавать такую атмосферу недоверия к нам. Гораздо важнее политические последствия такого отношения: командарм Всеволодов пользовался непререкаемым авторитетом в глазах Реввоенсовета Юж[ного] фронта, и наши попытки приподнять завесу были парализованы в самом начале.
Мне могут поставить в вину то обстоятельство, что я не отправился из Елани в Сенновский, как только узнал, что там находится командарм. Но я этого сделать не мог по следующим причинам. Как только я прибыл в Елань (19 июня 22 часа), я узнал, что в районе Елани действуют зеленые. 19 июня в 23 часа меня из Самойловки вызвал к аппарату комиссар конского запаса 9[-й] армии и сообщил, что 19 июня в 20 часов зеленые напали на Самойловку (20 верст от Елани у самой железной дороги), захватили ветеринарный лазарет конского запаса и увели его в Еловатку по другую сторону железной дороги в 18 верстах от Елани. Сам комиссар с[о] своими людьми только что отбил нападение зеленых на ст[анции] Три Острова (20 верст от Елани). Через два часа ко мне явились председатель Ревтрибунала 9[-й] армии т. Поспелов и комиссар инспектора артиллерии армии т. Нехаев и сообщили, что весь район Еловатка — Красавка занят зелеными, штаб которых находится в Красавке. Я решил немедленно принять меры к охране Елани. Мы вооружили винтовками имевшихся в нашем распоряжении артиллеристов, взяли у трибунала всю его команду (20 красноармейцев), выставили от станции Елань охранения в сторону Самойловки и Еловатки и рано утром приступили к формированию отряда под командой т. Поспелова для подавления зеленых в районе полотна железной дороги Елань — Балашов. Отряд выполнил возложенную на него задачу. Заявляю, что без этого железная дорога была бы перерезана. В эту же ночь мы получили от Реввоенсовета Юж[ного] фронта телеграмму, в которой на Реввоенсовет 9 возлагалось руководство подавлением мятежа зеленых. В Елани в это время, кроме меня, не было ни одного ответственного лица 9[-й] армии. Я должен был немедленно связаться с[о] штабом обороны Балашовского района, находившимся в Балашове, с начальником штаба 9[-й] армии Преображенским, находившимся там же, и с уполномоченным ВЧК Благонадеждинским, находившимся в Родничке (на Благонадеждинского Реввоенсоветом Юж[ного] фронта была возложена задача подавления зеленых). В Елани в это время собрались все учреждения 9[-й] армии, сотни ревкомов чуть ли не со всей Донской области с огромным имеющим большую военную ценность имуществом, десятки тысяч беженцев и бесконечное множество обозов. Происходило нечто совершенно непостижимое. Я один должен был все регулировать, направлять, отдавать распоряжения. В такой обстановке я провел двое суток 20 и 21 июня. Положение было таково, что уйди я из Елани — сразу оборвались бы все нити, которые передать тогда некому было. Только 22 июня вечером, когда мы установили в Елани и районе некоторый порядок, я получил возможность отлучиться из Елани и немедленно с отрядом всадников отправился для установления связи с командармом. 23 июня около 11 часов я вблизи хутора Секачев встретил 23[-ю] дивизию, с которой, по имеющимся сведениям, должен был следовать командарм Всеволодов. Я пропустил мимо себя всю 23[-ю] дивизию, командарма при дивизии не было. От начальника дивизии т. Голикова и политкома дивизии т. Артамонова я узнал, что 20 и 21 июня при командарме находился член Реввоенсовета т. Михайлов, выехавший 21 июня около 17 часов из Сенновского с 14[-й] дивизией по направлению на хутор Бухгурминский. Командарм Всеволодов, по сообщению т.т. Голикова и Артамонова, должен был 22 июня утром выехать из Сенновского с 14[-й] дивизией по направлению на Елань. Я тотчас же отправил разъезды по всем путям отхода 14[-й] дивизии — командарма нигде не оказалось. Я вернулся в Елань 23 июня в 23 часа, и здесь мне была вручена телеграмма члена Реввоенсовета т. Михайлова из 14[-й] дивизии, в которой сообщалось, что командарм Всеволодов находится при 23[-й] дивизии и с ней направляется в Елань. В этот же вечер был получен еще ряд странных сведений о месте нахождения командарма. Не медля ни минуты, я вызвал к аппарату Реввоенсовет
Юж[ного] фронта и передал все имевшиеся у меня сведения о командарме. Три дня Реввоенсовет Юж[ного] фронта никак и ничем не реагировал на мое сообщение, продолжая верить, что Всеволодов находится при дивизиях. А в это время 9[-я] армия продолжала оставаться без командования и управления.
Документы №№ 7, 8, 9, 10 и 12 дают представление о поведении Всеволодова в последние моменты его пребывания на нашей стороне.
Резюмирую изложенное:
1) Условия, поставленные Всеволодовым при назначении его на должность командующего 9[-й] армией, и та легкость, с какой Реввоенсовет Юж[ного] фронта пошел на уступки ему, нанесли тяжкий удар морально-политическому престижу Реввоенсовета не только Юж[ного] фронта, но и 9[-й] армии.
2) Телеграмма Реввоенсовета Юж[ного] фронта на имя командарма Всеволодова и Реввоенсовета 9, приказывавшая приступить к работе, была крайне оскорбительна для Реввоенсовета 9, ибо последний работал безостановочно и никаких претензий не заявлял. Ходатайствую перед Центральным Комитетом Р. К.П. и предреввоенсовета республики т. Троцким о расследовании действий Реввоенсовета Юж[ного] фронта, без всякого основания нанесшего оскорбление Реввоенсовету 9, и в частности мне как члену Реввоенсовета.
3) Командарм Всеволодов должен был выехать из
