Придя в сознание, он сказал, что владелец шхуны был подкуплен турками и собирался подорвать один из фрегатов. Воздев руки к небу, матрос поклялся именем пророка, что говорит правду.
— Почему же ты, мусульманин, пошел против единоверцев? — задали ему вопрос.
— Русские не делали мне зла, а турки зарубили отца и деда, — сказал он.
Встревоженно поглядев по сторонам, матрос спросил переводчика, не ушла ли еще эскадра. Ему сказали, что она в порту. Тогда матрос потребовал отвести его к начальнику русских кораблей.
Андрей, за которым послал Войнович, записал показания матроса:
«Если плыть от Баку все время к югу, то в море покажется остров. На сто локтей поднимается он над водой. Раньше этот остров никто не встречал, хотя изредка в те края заходили рыбаки. Появился он после бури, какой еще не знал Хазар. Грохот стоял такой, словно горы сталкивались лбами. Огонь в море взметнулся до самого неба, а на берегу по засохшему руслу реки вдруг побежала к Хазару нефть. Потом нефть снова ушла в землю, но в море долго светились скалы. Двое шиховских гребцов отважились подойти на киржиме к острову, но, обнаружив на нем дворцы и башни, повернули назад. Шейхи под страхом смерти запретили правоверным приближаться к острову. «Шайтан-абад» — «Чертово городище» назвали они его. Однако он, матрос Музаффар, у которого нет ни дома, ни жены, ни детей, решил попытать счастья. Уже смеркалось, когда он подплыл к Шайтан-абаду.
Он с большим трудом вскарабкался по камням наверх. То, что предстало его глазам, ошеломляло. Казалось, он видит сон. Одна из дверей дворца была открыта, и там виднелись слитки серебра, слоновая кость, оружие… И огромные изогнутые, как девичий стан, сосуды. Внезапно земля затряслась под его ногами, покачнулись скалы. Он бросился к лодке и налег на весла. А за его спиной долго слышался неясный, глухой шум.
Он, Музаффар, убежден, что ему, как мусульманину, Шайтан-абад недоступен из-за проклятия шейхов. А у русских другая вера, им нечего бояться заклинания. Если они, выйдя в поход, посетят Шайтан-абад и увезут оттуда сокровища, то пусть дадут малую часть ему, Музаффару. Он готов показать русским дорогу к острову».
— Что скажете, капитан-поручик? Истина или брехня? — Войнович уставился на Андрея.
— Трудно сказать, — задумчиво произнес Андрей. — Уж больно похоже на сказку. Хотя, когда мы были с Гмелиным в южных ханствах, слыхали о прежде знатных островах Абесгуне и Сабаиле, которые затонули. Были на тех островах богатые города. Довелось самим стать свидетелями того, как вулканы под водой гудят. Еще сказывали нам о землях, что вслед за извержением над волнами вырастают.
— Ладно, представится случай, проверим…
Войнович вышел на палубу, где стерегли перебежчика. Постукивая носком сапога, капитан сказал:
— Поедешь с нами. И смотри, если что не так, вздерну на рее!
Боцмана бомбардирного корабля, на который поместили Музаффара, Войнович предупредил:
— С нехристя глаз не спускать.
Осматривая грузы, Войнович наткнулся на ящик с надписью «Томский железоделательный».
— Чей? — раздраженно спросил он.
— Капитан-поручика Михайлова… — доложил боцман.
Позвав Андрея, Войнович дал понять, что не допустит негоциации, пятнающих честь флота. Он явно подозревал Андрея в том, что тот взял с собой контрабандный товар. Андрей поднял с палубы ломик, оторвал верхнюю доску ящика.
Войнович увидел не товары для торга в чужих землях, как ожидал, а очертания какой-то странной машины.
— Так вы алхимик… — Он пытался скрыть свое смущение.
Однако замешательство капитана длилось недолго. Скривив губы, Войнович сказал, что машина не значится в реестрах и он не возьмет в плавание сомнительный груз.
— О машине светлейшему князю известно. — Андрей решился на ложь.
Войнович вскинул брови. Он был почти уверен, что капитан-поручик врет, и удивлялся его дерзости. Войновича позабавило, что кто-то пытается его заворожить именем Потемкина. Однако, будучи авантюристом по натуре, граф оценил находчивость Михайлова. Да и одумавшись, Марк Иванович счел лишним восстанавливать против себя инженера и его друга, натуралиста. Это были нужные люди. Притом на офицеров эскадры инцидент с ящиком мог произвести невыгодное впечатление. И Войнович пошел на уступку:
— Пусть машина остается. Но опыты с ней в плавании запрещаю.
Андрей был недоволен собой. Он всегда требовал от других правды и вдруг поступился ею. И никакими высокими интересами оправдать свой поступок не мог.
…На третьем фрегате Войновичем был поднят брейт-вымпел, и ровно в двенадцать корабли пустились в море. Попутный ветер надул паруса, и Астрахань осталась позади. Андрей стоял на корме до тех пор, пока не исчез берег. С Катей и сыном он простился дома, думал, что так ей будет легче. В дорогу с собой Андрей взял эмалевый медальон с портретом Кати. Крепостной художник из Томска тонко передал черты ее лица.
Сняв медальон с груди, Андрей положил его на ладонь. Катя смотрела на Андрея с эмали своими большими лучистыми глазами, и мягкая, чуть лукавая улыбка трогала ее губы.
Когда он теперь вернется домой? И где его дом? В Петербурге, Томске или Астрахани?
Ветер свежел, и волны убегали на север.
Остров Огурчинский. Тайна Шайтан-Абада
Стояли молча, охваченные тоскливым ожиданием. Глаза напрасно ощупывали тьму — она была непроницаема, как черный бархат.
Кто-то сказал:
— Темно, как в брюхе акулы.
И вдруг разом крикнули несколько человек:
— Вон! Смотрите! Смотрите!
А. Новиков-Прибой, «Морской пожар»
Плоские горы Мангышлака были унылы и скудны. Казалось, они покрыты грязным мартовским снегом. Одиночные, сверкавшие белизной холмы напоминали глыбы соли. Даже море у этих берегов выглядело белесым.
Серые обрывистые берега перешли в пологие, и нескончаемая вьюжная степь плыла рядом с кораблями. Мелководье и ветер заставили эскадру уйти в открытое море; пурпурный кряж Балхана едва угадывался в туманной дымке. Норд-ост крепчал, потянуло прохладой, и верилось, что пустыня отступит.
Брали пробы воды: она была противно горькой и соленой. Нет, река здесь не впадала в море.
— То ли дело Каспий у Астрахани! Там на десяток верст — подсвежка, хоть воду из моря пей, — говорили матросы.
К Огурчинскому шли медленно, боясь обмануться в своих ожиданиях. Бросив якорь в проливе, утешали себя мыслью, что за угрюмыми ущельями встретят родники и сады. Длинная, вытянутая по краям полоска земли напоминала формой огурец. Видимо, поэтому туркменский остров Айдак на картах был назван по-русски — Огурчинским. По другим слухам, остров славился плодородием, и на нем испокон веков сажали огурцы.
