лицо – ваша служанка, Элиза Дидон. Вы говорите по-английски, мисс Мельмотт.
Мари объявила, что она говорит по-французски.
– И по-английски, – добавил джентльмен. – Полагаю, вам лучше настроиться на возвращение в Лондон. Я буду вас сопровождать.
– Ah, Didon, nous sommes perdues![15] – воскликнула Мари.
Дидон, ненадолго собрав все свое мужество, заявила, что они с хозяйкой не совершили ничего незаконного. У них обеих есть право быть в Ливерпуле. У них обеих есть право сесть в кэб со своим багажом. Ни у кого нет права их задерживать. Они ничего не нарушили. За что их задержали? Кому какое дело, называют они себя Мельмотт или Расин?
Джентльмен понимал французскую речь, но не взял на себя труд ответить на том же языке.
– Вам лучше довериться мне, право слово, лучше, – сказал он.
– Почему? – спросила Мари.
Тут джентльмен заговорил очень тихо:
– По чеку, который вы взяли в доме своего отца, были получены деньги. Не сомневаюсь, что отец, когда вы к нему вернетесь, вас простит. Но чтобы благополучно доставить вас назад, мы можем – если вы нас к тому вынудите – арестовать вас из-за чека. Мы, безусловно, не позволим вам сесть на пароход. Если вы отправитесь со мной в Лондон, то избежите лишних неудобств.
Помощи ждать было неоткуда. Трудно сказать, чего больше доставил телеграф – удобства или неудобств; быть может, джентльменов, потративших государственные деньги без разрешения, следовало наказать с особой суровостью, а не прощать за принесенное обществу благо. Кому стало лучше от телеграфа? Газеты теперь совсем не такие интересные, как раньше, интриги не осталось вовсе. Бедняжка Мари, когда она узнала про свою участь, охотно повесила бы мистера Скудамора.
После того как джентльмен произнес свою речь, она больше не возражала, только глянула на Дидон и в слезах опустилась на сундук. Тем временем Дидон принялась очень громко отстаивать собственные права. За что ее задержали? Что она сделала? Почему она не может ехать куда вздумается? Ее собираются арестовать за кражу чьих-то денег? Если да, то пусть поберегутся. Она знает законы. Она пойдет, куда захочет. Говоря это, Дидон потянула за ремень свой дорожный сундук, как будто намеревалась собственными силами уволочь его с вокзала. Джентльмен заглянул в телеграмму, заглянул в другой документ, который держал в руке, чтобы предъявить, если потребуется. Элиза Дидон не совершила ничего противозаконного. На плохом французском джентльмен посоветовал ей вернуться вместе с хозяйкой, однако Дидон лишь заскандалила еще громче. Нет, она отправится в Нью-Йорк. Она отправится, куда пожелает – в любой город мира. Никто ее не остановит. Затем, пустив в ход свой скудный запас английских слов, она обратилась к полудюжине кэбменов, с удовольствием наблюдавших за сценой. Они должны немедленно забрать ее сундук. У нее есть деньги, и она может заплатить. Дидон двинулась к ближайшему кэбу, никто ее не остановил.
– Но шкатулка у нее в руках моя, – сказала Мари, которая даже в эту горькую минуту не забыла про свои безделушки.
Дидон отдала шкатулку с драгоценностями и, не попрощавшись, уселась в кэб; ее сундук взгромоздили на крышу. В следующий миг она укатила с вокзала – и навсегда исчезла из нашей истории. У нее была двухместная каюта первого класса до Нью-Йорка, но, как сложилась ее дальнейшая судьба, не нам спрашивать.
Бедняжка Мари! Нам известно, каким неблагородным рыцарем оказался сэр Феликс. Доберись мисс Мельмотт до корабля, она бы час в мучительной тревоге высматривала жениха и отплыла в Нью-Йорк без него. Поэтому мы можем сказать, что ей повезло. Опять-таки зная, что он за человек, мы все еще надеемся, что она избежит этого несчастливого брака. Однако сейчас ее можно было только пожалеть. Ей предстояла встреча со взбешенным отцом, и… и когда она вновь увидит возлюбленного? Бедный, бедный Феликс! Что он испытает, узнав, что плывет в Нью-Йорк без нее? Одно, впрочем, Мари решила твердо. Она останется ему верна, хоть бы ее резали на кусочки. Да, она говорила это раньше и повторит снова. Тем не менее время от времени у нее мелькала мысль о другом средстве, куда более действенном. Что, если выброситься из вагона и погибнуть? Разве это не лучше нынешней тоски? Можно ли вернее отомстить отцу? Но что тогда будет с бедным Феликсом? «Я даже не знаю, правда ли он меня любит», – сказала она себе.
Джентльмен был очень с ней ласков, как будто вовсе ее не осуждает. На подъезде к городу он дал Мари небольшой совет:
– Постарайтесь думать, что все к лучшему, и не унывайте.
– Я и не собиралась унывать.
– Ваша матушка будет счастлива, что вы вернулись.
– Не думаю, что ей есть до меня дело. Это все папенька. Я снова убегу завтра же, если только смогу.
Джентльмен посмотрел на нее. Он не ждал такой решимости.
– Обязательно убегу. Почему девушка должна выходить замуж в угоду кому-то другому? Я не сдамся. И очень низко говорить, будто я украла деньги. Я всегда беру что хочу, и папенька никогда не возражал.
– Двести пятьдесят фунтов – большая сумма, мисс Мельмотт.
– Для нашей семьи это ничто. Дело не в деньгах. Дело в том, что папенька хочет выдать меня за другого – а я не хочу. Очень подло было посылать телеграмму, чтобы меня задержали у всех на глазах.
– Иначе бы вы не вернулись.
– Конечно не вернулась бы, – ответила Мари.
Джентльмен с дороги телеграфировал на Гровенор-сквер, и на вокзале их встретил один из Мельмоттовых экипажей. Мари должна была ехать в нем, а дорожный сундук погрузили в кэб и сказали кэбмену подъехать к дому чуть позже, чтобы на Гровенор-сквер не узнали, что произошло.
– Вы тоже едете? – спросила джентльмена Мари.
Джентльмен ответил, что его просили проводить мисс Мельмотт до дома.
– Все будут гадать, кто вы, – со смехом заметила Мари.
Джентльмен подумал, что мисс Мельмотт сумеет преодолеть все свои неприятности.
В доме ее сразу отправили в комнату мачехи, где она застала отца, одного.
– Так вот что ты задумала, да? – спросил он, оглядывая ее.
– Да, папенька. Ты меня вынудил.
– Ты дура! Ты собралась в Нью-Йорк, так ведь?
Мари не ответила.
– Как будто я все не выяснил. Кто должен был ехать с тобой?
– Если ты все выяснил, то сам знаешь, папенька.
– Конечно я знаю. А вот ты, идиотка, всего не знаешь.
– Конечно, я идиотка и дура. Ты всегда так говоришь.
– Где, по-твоему, сейчас сэр Феликс Карбери?
Мари широко открыла глаза и глянула на отца.
– Час назад он был в постели в
