…Но сейчас он почему-то засомневался в этом. Впрочем, любой бы засомневался, стоило лишь взглянуть на то, как разительно изменилось лицо Первого Консула. Казалось, все черты его заострились, обозначившись резче и четче, обычно улыбающиеся губы сжались в тонкую жесткую — и жестокую — линию. Между нахмуренными бровями легла глубокая складка, разом состарившая Кристиана на несколько лет, а глаза… Элли довелось побывать на Старой Земле, и он видел, как стремительно меняется море, когда налетает шторм. Лучшего сравнения было не подобрать: ясные аквамариновые глаза Кристиана Норта внезапно словно потемнели, приобретая тусклый свинцово-серый оттенок, взгляд сделался пронизывающе колючим, холодным, как северный штормовой ветер. К этому Кристиану невозможно было подойти, как обычно, дотронуться до руки…
И снова это слово — «штурм». Элли понял — штурм будет. Первый Консул отдал приказ, и никто не посмеет ослушаться. Что же, ему нет дела до всех тех, кто сгрудился за полицейским оцеплением, до боли в глазах вглядываясь в окна торгового центра? И до тех, кто заперт в этом проклятом магазине? И — Элли снова бросил короткий взгляд на Кристиана — отдал бы он такой приказ, если бы… если бы в заложниках оказался кто-то, кто был бы ему дорог? (Надо отметить, что думая так, Элли вовсе не имел в виду себя. Так далеко его мечты не простирались.) Отдал бы, понял Элли, непременно отдал бы. Потому что прежде всего он — глава государства, и только потом — живое существо, обладающее чувствами.
Элли, воспользовавшись тем, что никто не обращал на него внимания, тихонько выскользнул из кабинета. Оставаться рядом с этим новым, чужим Кристианом ему было просто страшно…
…Как ни странно, штурм, проведенный почти без подготовки, прошел удачнее, чем можно было вообразить. Вернер изобрел великолепный отвлекающий маневр: он приказал привезти Салли Мердока и сам вышел с ним под окна торгового центра. И минут десять препирался с бандитами относительного того, когда они отпустят заложников: после того, как Мердок войдет в здание, или до того. Идиотизм этого диалога был очевиден, но когда Вернер был в ударе, могло пройти и не такое. А поскольку бандиты никак не могли определиться, Вернер, получив условный знак, что отряды готовы к штурму, просто пристретил Мердока… и сам чудом избежал хорошего заряда из бластера.
Дальнейшее заняло от силы минут пять, хотя рассказ об этом растянулся бы на добрый час. В здании что-то взорвалось: как впоследствии выяснилось, там и в самом деле все было заминировано, но, по счастью, сработало отчего-то только одно взрывное устройство… Крик, шум, выстрелы… Вскоре все было кончено. Двоих бандитов удалось взять живыми. Из ста девяноста трех заложников в живых осталось сто пятьдесят шесть, из них сорок один пострадавший от взрыва, шальных пуль и осколков стекла, много тяжелых. Многие, особенно дети — в шоковом состоянии.
Новости с места событий шли сплошным потоком. Рыдающие люди, едва сдерживающий натиск обезумевшей толпы полицейский кордон, насмерть перепуганные дети из числа заложников, раненые и убитые крупным планом… Элли переключал каналы, пытаясь услышать хоть что-нибудь путное. Ну вот, федеральный канал, хроника с места событий. Разумеется, по мнению обозревателя, штурма нужно было избегать любой ценой и то, что он состоялся, свидетельствует о преступном пренебрежении жизнями граждан со стороны властей. Нужно было договариваться и…
Следующий канал. Амойский. Выпуск ведет лично Кайл Ли. Элли уставился на экран, как завороженный. Кайл Ли, как всегда, выбрал нужный тон. Он не говорил ни о штурме, ни о заложниках, ни о трех с лишним десятках погибших… Нет, он ровным, спокойным тоном оглашал «послужной список» тех, кто участвовал в захвате заложников. Всех десятерых, и самого Мердока в том числе. Видеоряд был подобран соответствующий: такие же «хроники с места событий». Взрыв пассажирского рейсового катера. Погибло пятьдесят человек. Авария газопровода. Погибло и изувечено несколько десятков рабочих. И так далее, беспристрастно, холодно — только факты, только то, что было известно наверняка. Включая убийство заложников, взятых ради выкупа — и выкуп за которых уже был получен…
Выключив телевизор, Элли долго еще сидел, не в силах собраться с мыслями. Перед глазами стояли кадры окровавленных, изувеченных тел, покореженные куски металла, огонь и черный пепел… И это — люди?! Это так они борются за какую-то там свою свободу? И кто-то еще смеет обвинять в бесчеловечности того же Первого Консула за отданный им приказ о штурме? А он… что думал и что чувствовал при этом он сам? Или правда, что человеческие чувства чужды Блонди?…
«…Тридцать семь убитых. Сорок один раненый, причем почти все тяжело. Остальные — в шоке. Но живы, и то хорошо. Но — тридцать семь убитых… — Кристиан опустил голову на скрещенные руки. — Если бы мы отпустили этого Мердока, было бы их меньше? Вряд ли. Скорее всего, они, уходя, подорвали бы здание, чтобы скрыться под шумок. Уходить, кстати, собирались как раз через канализацию, катер им был нужен для отвода глаз… Перестань заговаривать себе зубы, Кристиан Норт! У тебя на совести тридцать семь человеческих жизней, а может, и больше, если кто-то из раненых умрет! Как ты намерен с этим жить?… Только тридцать семь. Могло быть больше. Целых тридцать семь!.. Не думай об этом, если не хочешь сойти с ума! Не смей забывать об этом, иначе ты превратишься в ту самую циничную бессердечную скотину, какой тебя всегда и представляют… И Элли…»
Удивительно, но это было больнее всего: тот взгляд, который бросил на Кристиана Элли, незаметно — как ему казалось — выскальзывая за дверь. Точно так же — Кристиан помнил — Элли смотрел на своего недоброй памяти дядюшку. Со страхом и какой-то безнадежностью и обреченностью… Лучше бы с ненавистью — как на убийцу, лучше бы с отвращением — как на палача, лучше бы с презрением — как на предателя. Но только не так… только не так…
«А чего ты хотел? — усмехнулся про себя Кристиан. — Он наконец-то разглядел твое настоящее лицо. Неудивительно, что он при этом испугался, ты и сам пугаешься порой, глядя в зеркало… Такова жизнь, можешь ты сказать в свое оправдание, — но как же это мерзко звучит!»
…Чуть приоткрыв дверь, Элли осторожно заглянул в кабинет. Кристиан, понятно, был на месте. Казалось, он даже не переменил позы с того момента, как Элли видел его в последний раз. Так же напряженны сжаты руки — под перчатками не видно, как побелели костяшки пальцев. Так же сжат в суровую жесткую линию рот и мрачны глаза, между бровями по-прежнему лежит морщинка. И по-прежнему невозможно даже подумать о том, чтобы подойти поближе, доронуться до руки, разжать намертво стиснутые пальцы…
Подумать, может, и невозможно. Да и что тут раздумывать…
Кристиан вздрогнул от прикосновения, взглянул на Элли с таким неподдельным удивлением, будто думал, что никогда больше его не увидит… Привычно притянул к себе, взъерошил ладонью волосы — Элли только успел заметить, что глаза у него вновь живые, не тускло-свинцовые, как пару часов назад…
«Я теперь знаю, каково ваше лицо — настоящее… Я знаю. Это очень больно, господин Кристиан, — знать такое. Только мне все равно. Потому что я вас люблю…»
Кристиан взглянул поверх головы Элли на свое отражение в блестящей поверхности терминала. Это не зеркало, конечно, черты лица плыли и смазывались, превращаясь в фантастическую маску…
«Хотел бы я знать, какое мое лицо — настоящее…»
Ограбление по-…
…— Мы сделаем это, не будь я Уильям Глатт! — От удара кулаком по столу бутылка опрокинулась, и ее содержимое (то есть весьма скудные его остатки) растеклось по столу.
— Ты идиот, Уилл, — лениво ответил на это один из собутыльников вышеозначенного мистера Глатта, поднимая бутылку и оценивая степень причиненного ущерба. — Тебе сто раз было сказано — это не-воз-мож-но!!!
— Нет ничего невозможного, Ленни, — заявил Уилл, рослый темноглазый парень. — Помнится, ты говорил, что взять ювелирку на улице Первопоселенцев тоже невозможно! Однако же мы ее взяли!..
— Ага, и при этом едва унесли ноги, а товар не могли сбыть ровнехонько два года, потому что за нами вся полиция Танагуры гонялась во главе с этим их начальничком, — вставил третий, темнокожий мужчина средних лет с курчавыми волосами, заплетенными во множество толстых коротких косичек. — А когда все-таки сбыли, то остались в таком убытке, что не стоило всего этого и затевать…
Однако Уилла было не так-то легко смутить.
— Если бы вы меня тогда послушались и в тот же день слиняли с Амои, мы сейчас были бы богачами, — заявил он. — А не ты ли, Полли, предложил… — Тут Уилл скорчил рожу, в его представлении напоминающую физиономию темнокожего Полли, и прогундосил: — «Залечь на дно и подождать, пока суматоха уляжется»? Не ты, нет?
