Тереза молча глядела в разложенные карты. Жозефина наконец не выдержала и прошептала:
— Ну?
— Плохи дела, — сказала мрачно Тереза. Потом она опять долго молчала.
— Вижу дорогу, — сказала она наконец.
— Конечно. Ведь император возвращается из России. Он идет пешком, но он же в дороге, — проронила Полетт.
Тереза покачала головой.
— Вижу не эту, другую дорогу. Это путь по воде. Путешествие на корабле.
Молчание было долгим.
— Какова же будет его судьба? — не выдержав, опять спросила Жозефина.
— Трефовая дама не будет вместе с императором. В твоей судьбе изменений не вижу. Только денежные затруднения. Но в этом нет ничего необычного.
— У меня опять долги Рою, — промолвила Жозефина задумчиво.
Тогда Тереза подняла руку, призывая к вниманию.
— Вижу разлуку с червонной дамой.
— Это Мари-Луиза, — шепнула мне Полетт.
— Но эта разлука не предвещает ничего хорошего. И вообще я не вижу ничего хорошего, — Тереза говорила теперь взволнованно. — Что может обозначать червонный валет? Червонный валет лежит между ним и валетом треф. Валет треф — это Талейран…
— В прошлый раз это был Фуше, — заметила Гортенс.
— Червонный валет, может быть, маленький король Римский? — предположила Жозефина.
Тереза смешала карты и быстро разложила их вновь.
— Опять путешествие морем, денежные затруднения и… измена червонной дамы.
— Измена червонной дамы? — почти задохнулась Жозефина.
Тереза кивнула.
— А я? — Жозефина задыхалась от волнения.
— Не понимаю… Между императором и трефовой дамой нет никого, и все-таки… все-таки он не с ней, я, право, не понимаю, дорогая Жозефина. А вот опять червонный валет. Рядом с императором, все время рядом с императором. Нет, это не король Римский, это не ребенок, это взрослый мужчина, но кто?
Озадаченная, она бросила взгляд вокруг. Мы не знали, что ответить.
— Это может быть даже и не мужчина, а молодая женщина из нашего круга. Женщина, которую император не считает взрослой и серьезной. Это кто-то, кто сопровождает императора всю жизнь, и который его не покинет и не возненавидит никогда, даже если…
— Дезире! — закричала Полетт. — Конечно, валет червей — это Дезире!
Тереза смотрела на меня, не понимая. Жозефина задумчиво покачивала головой.
— Это вполне может быть. Подруга юности. Молодая девушка из прежних молодых лет. Я думаю, что действительно это Ваше королевское высочество.
— Прошу вас, не вмешивайте меня в эти дела, — живо сказала я и почувствовала себя смущенной, особенно перед графом Розеном.
Жозефина поняла.
— Довольно на сегодня, — сказала она, подходя к графу. — Мне кажется, дождь перестал. Пойдемте, граф, я покажу вам свои розы.
Вечером мы возвращались в Париж. Опять шел дождь.
— Боюсь, что вы очень скучали, граф Розен. Но мне хотелось представить вас самой красивой женщине Парижа.
— Императрица Жозефина действительно была очень хороша, — ответил молодой человек вежливо.
«Она постарела за одну ночь», — подумала я. Я тоже постарею когда-нибудь, несмотря на то, что мои веки будут покрыты золотой пудрой. Надеюсь, что это не случится за одну ночь, но это уже будет зависеть от Жана-Батиста.
— Дамы в Мальмезоне очень отличаются от наших стокгольмских дам, — заметил Розен. — Здесь не стесняются рассказывать о себе и своих любовных авантюрах.
— А разве в Стокгольме не бывает любовных похождений?
— О, конечно! Но об этом не говорят.
Глава 40
Париж, 19 декабря 1812
С тех пор, как я была в Мальмезоне, дождь льет не переставая. Но, несмотря на дождь, люди собираются на улицах, читают бюллетень номер 29, газеты и пытаются представить себе, как их сыновья умирают от холода в России. На всех перекрестках вы можете услышать одни и те же разговоры. Все чего-то ожидают. Я не знаю ни одной семьи, где бы не было бы кого-нибудь в России.
Во всех церквах идут службы.
Вчера вечером мне не спалось. Я бродила из одной комнаты в другую. Старый дом Моро был холодным и неуютным и очень велик для меня одной. Наконец я набросила соболью накидку, подарок Наполеона, на капот и села к бюро в маленькой гостиной, чтобы написать Оскару.
Мари в уголке комнаты вяжет серое кашне. Когда она услышала о леденящих морозах в русских степях, она начала это кашне для Пьера. От него — никаких известий.
Слышится только легкое позвякивание спиц. Губы Мари шевелятся, не произнося ни слова.
Иногда слышен шелест страниц. Граф Розен читает датские газеты. Уже давно мы не можем получить шведские журналы и газеты. Сейчас он изучает новости датского двора. Слуги уже давно легли.
Я подумала об Оскаре. Я хотела написать ему, чтобы он осторожно катался на коньках и не сломал ногу. Об этом ли нужно писать?.. Ведь через несколько лет он должен был бы быть призванным в армию… Как переносят это другие матери? Мари вяжет, а в это время снег, падающий в России, может быть, навек укрывает своей пеленой ее сына и сыновей многих, многих других матерей…
Стук колес. Коляска остановилась перед домом. Потом послышался сильный стук в дверь.
— Слуги уже легли, — сказала я. Мари уронила свое вязанье.
— Шведский кучер, который живет в комнате портье, откроет, — сказала она.
Мы прислушались, задерживая дыхание. Наконец голоса послышались в галерее.
— Я не принимаю, я уже легла, — сказала я быстро.
Граф Розен вышел из гостиной. Почти тотчас я услышала его раскатистый французский выговор. Открылась дверь. Он провел кого-то в большую гостиную. Он сошел с ума? Я же ему сказала, что не приму никого.
— Мари, скажите им, что я уже легла.
Мари вышла в гостиную. Я услышала, как она начала фразу и тут же смолкла. Теперь в соседней комнате воцарилось молчание. Непонятно! Кого впустили так поздно и без моего согласия? Я услышала шелест бумаги и звук поленьев, бросаемых в камин. Кучер разводил огонь в большом камине. Это был единственный звук, доносившийся до меня. В соседней комнате царило мертвое молчание. Наконец дверь открылась, и вошел граф Розен. Он держался смущенно.
— Его величество император!
Я вздрогнула. Мне казалось, что я ослышалась.
— Кто?
— Его величество, в сопровождении нескольких лиц, желает говорить с Вашим королевским высочеством.
— Но разве император не в России? — прошептала я, дрожа.
— Его величество вернулся.
Молодой швед был взволнован и очень бледен. Я оправилась от испуга довольно быстро. Это глупо, я не позволю запугивать себя, я не позволю ставить себя в такое ужасное положение! Я не хочу его видеть, по крайней мере, сейчас, и конечно наедине.
