— Тебе, — произнес он самым ледяным тоном, — мне сказать нечего.
Мунэмори призвал всю свою храбрость и гордость. «Что бы посоветовал сейчас Син-ин?» — спросил он себя и, собравшись с духом, произнес:
— Прошу вас, отец, перемените решение. Если вы исполните обещанное, люди подумают, что мы устыдились, и будут поносить нас еще больше. Но если мы наградим Корэмори и Тадакиё, сделав вид, что они справились с поручением — выяснить мощь Минамото и показать им, сколько людей могут собрать Тайра, — хулителям будет трудней нас очернить. Ибо куда проще ударить хнычущего попрошайку, нежели гордого князя. Пусть люди знают, что Тайра по-прежнему непоколебимы и всякий, кто посмеет нас стыдить, будет выглядеть дураком.
Киёмори моргнул, на миг опешив. Потом странный, булькающий смешок сорвался с его губ.
— Ты… ты хочешь, чтобы мы позор обратили в победу? Слепили пирожные из грязи?
— Другого пути я не вижу, отец. Признать ущербность Тайра — значит даровать Минамото еще одну незаслуженную победу. Заявить, что на самом деле победили мы, — значит охладить их пыл. Подумайте только: наши семьдесят тысяч войска целы и при нас, тогда как, случись им сражаться при Фудзи, многие пали бы, оставив столицу без защиты.
— Мунэмори-сама прав, — произнес Тадакиё, глядя на него с великим благоговением. — Наша рать цела и невредима, а Минамото достались одни только утки.
Мунэмори, приободрившись, продолжил:
— Отец, будьте же милостивы и благоразумны. Тадакиё слывет средь людей храбрецом — еще юношей он в одиночку разделался с двумя опаснейшими головорезами. Посему уж его-то нельзя винить в трусости. Быть может, тот птичий всполох был знаком свыше, предупреждением богов, призванным уберечь Тайра от страшного промаха. Что до Корэмори — он еще юн, ему впервые доверили предводительство. Не сомневаюсь: урок он усвоил. Оставьте его при себе, и он еще добудет для вас победу. Прошу, подумайте над моими словам, и забудем об этом недоразумении, каковое, право же, ничуть нас не разорило.
Киёмори задумчиво тронул подбородок, глядя на Мунэмори.
— Знак свыше, говоришь, — произнес он наконец.
— А разве не так? — спросил Мунэмори. — Разве судьба не благоволит нам более всех прочих семейств?
Тяжело вздохнув, Киёмори проронил:
— Рад видеть, что к моему сыну вернулась рассудительность — где бы она ни скрывалась. Жаль только, этого не случилось раньше. Что же, быть посему. Раз мы не смогли превзойти Минамото на деле, сделаем это на словах — здесь, в Фукухаре. Тебя, Корэмори, каким бы безумием это ни показалось, я намерен повысить. Отныне ты назначаешься средним военачальником Правой стражи. А ты, — обратился он к Тадакиё, — получай свою жизнь обратно.
— Благодарствую, Киёмори-сама! — воскликнули оба помилованных и распростерлись ниц, готовые вжаться в пол.
Мунэмори деликатно кашлянул и сказал:
— Отец, осталось еще кое-что.
— Ты смеешь долее испытывать мое терпение?
— Я лишь хочу кое-что предложить. В вашей власти поднять боевой дух Тайра и всех советников-царедворцев, а также заставить на время забыть о нашем посрамлении.
— И что же за чудо я могу совершить? Мунэмори разъяснил.
Возвращение
Нии-но-Ама так и не узнала, что вынудило ее мужа передумать и возвестить о возвращении столицы в Хэйан-Кё, но, на ее взгляд, этот поступок был фмым разумным в его жизни. Поэтому даже обратный путь в тряской повозке с дочерью и несколькими служанками превратился в радостное событие. Несмотря на зимнюю стужу, все пели, смеялись и вспоминали прелести жизни в Дворцовом городе.
— Никаких сквозняков в спальне! — воскликнула одна девушка.
— Никаких криков чаек! — подхватила другая.
— Никаких демонов с крыльями и длинными носами, что мерещатся по ночам! — произнесла Кэнрэймон-ин.
Нии-но-Ама подалась вперед и ободряюще сжала ее руку. Предновогодние дни в Фукухаре явились для них тяжелым испытанием. Когда воины Тайра выступили в поход к реке Фудзи, оберегать столицу стало некому. Тэнгу вернулись — одолевать немногих оставшихся стражей, рвать с крыш черепицу, бормотать, хихикать и время от времени заглядывать в окна, пугая обитателей. Женщины, живущие во дворце, по ночам почти не смыкали глаз.
— А тебе, матушка, что нравится больше всего? — спросила Кэнрэймон-ин.
— Пожалуй, сады, — отозвалась Нии-но-Ама. — В Фукухаре, с ее ползущими склонами, их толком не разобьешь. Рада, что мы наконец вернемся в места, где могут расти цветы и виться ручьи.
— И все-таки стыдно, — молвил кто-то из дам, — что придется оставить все наши дома, которые были с таким трудом выстроены.
— Дома против течения не увезешь, — сказала на то Нии-но-Ама. — И на прежнее место не поставишь. Должно быть, есть в этом какая-то справедливость. Сначала жителей Фукухары изгнали из собственных жилищ, чтобы мы могли там поселиться, а теперь они заняли наши.
— То есть грязные рыбаки будут жить в государевых палатах?
— Если тэнгу не разнесут их раньше, — ответила Кэнрэймон-ин.
Только на второй день пути, вечером, императорская карета поравнялась с воротами Расёмон. Дамы приникли к оконцам, распахнув шторку, вопреки правилам приличия и зимним ветрам, — только бы вновь увидеть любимую столицу. Даже Нии-но-Ама, поддавшись всеобщему нетерпению, выглянула из окна, к удивлению сопровождавших воинов.
Низкий рокот колес под сводами ворот Расёмон стих, и дамы закричали друг дружке:
— Ура! Вот мы и дома! Вон мостовая Судзяку! Вон… вон… ох… — И они примолкли, потрясенные увиденным.
Вековые ивы, росшие вдоль главной улицы города, были срублены — должно быть, на дрова. Булыжник мостовой был целиком выворочен и растаскан — видимо, на постройку высоких стен вокруг уцелевших усадеб. На дороге повсюду валялись отбросы, высились кучи рухляди. Нищие, отощавшие до костей попрошайки сновали по округе и даже дерзнули приблизиться к императорскому поезду, пока стража не отогнала их прочь.
— Где мы? — простонала одна из фрейлин. — Наш город — его больше нет! Что с ним стряслось?
Нии-но-Ама тихо опустила занавеси и повернулась к спутницам.
— Это лишь краткий сон, — сказала она. — Ясно, что с уходом Тайра Хэйан-Кё впал в совершенное запустение. Но вот мы вернулись, и все здесь наладится. Стоит только добраться до Дворцового города — и мы почувствуем себя дома. Его охраняли в наше отсутствие, и, благодарение богам, там-то все осталось по-прежнему.
Дамы вернулись к игре — стали загадывать, какую из дворцовых забав затеют по возвращении, и это как будто чуть-чуть их ободрило. Однако путь по мостовой Судзяку оказался дольше ожидаемого.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
