Обуявший Хатча гнев был праведным гневом. Когда распятие, выполнив роль оружия, выпало из его рук, когда все было кончено и дело сделано, его не охватили стыд и раскаяние за содеянное. И этим он полностью отличался от своего отца.
У него было странное ощущение, что властно захватившая его сила, некое незримое присутствие, о котором он раньше даже и не догадывался, постепенно покидает его. Одновременно росла уверенность, что свершилось, нечто предначертанное свыше, восстановилась порушенная гармония. Все вернулось на круги своя.
Регина не реагировала на его вопросы. Хотя внешне и казалась невредимой. Хатча, однако, не волновало ее упорное молчание, так как он каким-то непостижимым образом знал, что никто из них серьезно не пострадает, оказавшись втянутым помимо своей воли в… в то, во что они были втянуты.
Линдзи, потеряв много крови, лежала без сознания. Бегло осмотрев ее рану, он убедился, что жена вне опасности.
Двумя этажами выше раздались голоса. Они звали его по имени. Прибыли представители власти. И, как всегда, поздно. Впрочем, не всегда. Порой… один из них оказывался в нужном месте именно тогда, когда в нем больше всего нуждались.
3
Апокрифическая притча о трех слепцах, ощупывающих слона, известна многим. Первый слепец ощупывает только хобот слона и с уверенностью заявляет, что слон – это огромная змея, подобная Питону. Второй слепец ощупывает только уши слона и объявляет его птицей, способной подниматься на огромную высоту. Третий ощупывает только хвост слона с кисточкой волос на конце, чтобы удобнее было отгонять мух, и "видит" животное, удивительно напоминающее ему ершик, приспособление для мытья бутылок.
И то же справедливо относительно любого события, переживаемого вместе разными людьми. Каждый участник воспринимает это событие по-своему, не так, как другие, и извлекает из него свой урок, совершенно отличный от других.
В годы, последовавшие после описанных событий в заброшенном парке аттракционов, Джоунас Нейберн потерял интерес к реанимационной медицине. Эстафету от него приняли другие врачи и добились на этом поприще больших успехов.
Он же продал с аукциона все картины из двух своих незавершенных коллекций, а вырученные за них немалые деньги выгодно вложил в ценные бумаги под большие проценты.
Несмотря на то что некоторое время Нейберн еще практиковал как хирург по сердечно-сосудистым заболеваниям, удовлетворения от своей работы он не получал. В конце концов он во цвете лет навсегда оставил это поле деятельности и стал думать, чему посвятить оставшиеся годы жизни.
Мессу он больше не посещал. Не верил теперь, что зло являет собой некую реальную силу, своеобразное присутствие в мире, существующее вне нас, само по себе. Прочно усвоил широко бытующее мнение, что человечество само и должно стать своим собственным – и единственным – избавителем.
Он поменял профессию: переквалифицировался в ветеринарного врача. Теперь незачем было бесконечно ломать себе голову, достоин или недостоин пациент его участия. Все без исключения его нынешние подопечные в равной степени могли рассчитывать на его помощь.
Он так и остался вдовствующим холостяком.
Трудно сказать, был ли он счастлив, но с равной долей сомнения невозможно было утверждать и обратное, и такое положение дел его вполне устраивало.
Еще в течение нескольких дней отсиживалась Регина в своем потайном местечке в глубине себя, и, когда вновь объявилась на свет Божий, что-то в ней переменилось. Но кто из нас не меняется с течением времени? Ибо постоянно только изменение. Живое, меняясь, взрослеет.
Она называла теперь Хатча и Линдзи папой и мамой, потому что ей самой нравилось так их называть. И приносила им такую же радость и счастье, какие они приносили ей.
Она ни разу не уронила и не разбила ни одну из антикварных вещей, находившихся в их доме. Не смутила их неуместной и чрезмерной сентиментальностью, устроив им истерику с плачем и соплями; она плакала и пускала сопли только тогда, когда обстоятельства требовали и того и другого. Не привела их в трепет, уронив в ресторане целое блюдо жаркого на голову обедавшего за соседним столиком Президента Соединенных Штатов, не устроила пожар в доме, ни разу не пукнула в неподходящем месте, не испугала видом скобы на ноге соседских малолеток. Но, самое главное, она перестала даже думать об этом (и подобных пустяках) и со временем напрочь забыла, сколько энергии и времени тратила в прошлом на такие мелочи.
Регина продолжала писать книги. И делала это все лучше и лучше. В четырнадцать лет она стала победителем общенационального конкурса на лучшее письменное сочинение среди подростков и в качестве приза получила прелестные наручные часики и чек на пятьсот долларов. Часть денег ушла на подписку на "Еженедельник для издателей" и на приобретение полного собрания сочинений Уильяма Мейкписа Теккерея. Ее больше не увлекали приключения наделенных интеллектом космических свиней, потому что, к радости своей, она обнаружила, что удивительные персонажи можно найти, не обязательно улетая в космос, а рядом, на соседней улице, среди тех, с кем постоянно общаешься, среди самых обыкновенных калифорнийцев.
Она не беседовала больше с Богом. Нелепым и по-детски глупым казалось отвлекать Его без нужды. К тому же ей теперь не требовалось Его постоянное внимание. В какой-то момент жизни ей показалось, что Господь бросил ее на произвол судьбы или Его вообще никогда не существовало. Поразмыслив, однако, она пришла к выводу, что это не так. Ибо ощущала Его присутствие всегда и везде, видела Его веселый взгляд в бутонах и лепестках цветов, Его лучезарную улыбку в нежной пушистой мордочке котенка, чувствовала Его прикосновение в теплом летнем ветерке. У Дейва Тайсона Джентри она как-то вычитала и затем специально выписала в отдельную тетрадку поразившую ее мысль: "Дружба между людьми истинна тогда, когда им хорошо вместе молчится". Ну а кто же, как не Бог, был ее лучшим другом, и что же еще необходимо говорить Богу или слушать, что Он скажет, если оба они прекрасно знают главное – и единственное, – что необходимо знать: Он и она всегда неразлучны, всегда вместе.
События тех дней гораздо меньше, чем она сама ожидала, сказались на Линдзи. Картины ее стали интереснее, но не намного. Во-первых, потому что неудачи никогда не раздражали и не разочаровывали ее. Хатча она по-прежнему любила – не меньше и не больше, чем раньше, то есть очень сильно.
Единственное, что заставляло ее болезненно морщиться, это когда кто-либо в ее присутствии говорил: "Самое худшее уже позади". Она знала, что худшее никогда не бывает позади. Худшее приходит в конце. Оно, собственно, и есть конец. И нет ничего худшего на свете. Но она научилась жить, зная, что худшее впереди, и даже находить радость в каждом прожитом дне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
