— Это кто Носов? — спросил голос Гуляева.
— Иван Порфирьич Носов, георгиевский кавалер и унтер-цер армии его императорского величества. Он как красного учует, так и мечтает, как бы его штычком пошшекотать.
— Серьезный он у вас человек, — опять сказал голос Гуляева.
— Положь голову, — грянул часовой, — и не подымай, пока не приказано! Разговорился у меня! Я — Носов! И я иш-шо кишки с вас выпушшу!
Дверь закрылась.
Все лежали молча. Мишка опять застонал. Клешков попробовал перекатиться к нему, но сил не было.
Около дверей амбара опять заговорили.
— Скоро, Порфирьич, мы с тобой миллионщиками ходить будем, — сказал чей-то хрипатый бас.
— Не пойму, точно ето, ай как, — ответил голос часового, — штой-то давно ету байку слышим, а денег усе нету.
— Найдем, — сказал хрипатый, — раз ента Седая опять с нами, все чин чином будет.
— Разжиться бы — оно неплохо, — сказал часовой.
— Разживемся, — сказал хрипатый. — А теперча давай одного из энтих на допрос.
В чисто прибранной горнице пахло ладаном от лампад, развешанных перед каждой иконой. На полу лежали половики. Капитан Красков в нижней рубашке брился перед зеркалом.
— Входите, входите, товарищ Клешков! — весело сказал Красков, соскребая лезвием мыло со щеки. — Рад принять вас в домашней обстановке.
Клешков оглянулся. Позади в дверях стоял огромный мужик в солдатской шинели. Он всмотрелся и понял вдруг, что уже видел его когда-то.
— Хотите познакомиться с Никитой Дмитриевичем? — добриваясь, спросил Красков. — Лучше позже. Он тогда все свои таланты разом предъявит.
Он быстро надел френч, застегнул его и позвал:
— Мадам, прошу.
Вошла Седая. Строгое черное платье чуть топорщилось на груди, но бинтов не было видно.
— Этот? — спросил Красков.
— Нет, — сказала она, присаживаясь на стул около стола и глядя на Клешкова. — Этот скорее вел себя по-джентльменски.
— Перейдем к делу, — сказал Красков и, подойдя, в упор посмотрел зеленоватыми умными глазами. — Чем вы занимались в угрозыске?
Клешков смотрел под ноги.
— Нет смысла молчать. Это несет болезненные последствия, — сказал Красков. — Я и так все знаю — и то, что вы комсомолец, и то, что доброволец. Впрочем, одно с другим связано. Будете отвечать?
Клешков покачал головой.
— Митрич! — сказал Красков.
Тяжелое колено вдавилось в крестец Клешкову, и одновременно дюжие лапы вывернули ему руки. Клешков упал на колени.
— Будете отвечать? — холодно спросил Красков.
Клешков снова покачал головой.
Свистнула плеть. Обожгло лицо. Кроме саднящей боли, Клешков почувствовал сладковато-соленый вкус крови, скатившейся к губам. Еще и еще раз врубалась нагайка в лицо. Клешков дергался, пытался спрятать голову, но нагайка прожигала, прорубала кожу.
— Хватит! — сказал голос Краскова.
Клешкова подняли.
— Ну как, одумались? — спросил Красков.
Клешков с трудом разлепил глаз, другой не разлеплялся. Все лицо жгло, как будто в него вкопали порох и подожгли. Он увидел Краскова, молча глядящего на него, и Седую, отвернувшуюся к окну.
— Отвечать не собираетесь? — спросил Красков.
Клешков упрямо покачал головой. Он не собирался. Он давно готов был ко всему этому, весь мировой капитал был против него, комсомольца. И он знал об этом, когда вступал в ячейку.
— Свяжи ноги и брось в соседней комнате, — сказал Красков кому-то.
Клешков был тут же связан, и шерстистый кляп душно и противно забил ему рот. Его кинули на пол в соседней комнате, и он, хотя саднило лицо, стал слушать, что происходит за стеной.
— Развязать, — сказал голос Краснова. — Ну, здравствуйте, чекист товарищ Фадейчев, не ожидали попасть в такое общество, а?
— Ты, падло буржуйское! — с натугой сказал Мишкин дискант. — Рази б я с тобой разговаривал? Я, попадись ты мне в руки, враз бы тебя располовинил.
— Вот это разговор, — сказал Красков. — Сразу видно...
Но тут послышался топот, взвизгнула женщина, затопотали в борьбе ноги по полу, упал стул. Ударил выстрел.
— Да что вы, вахмистр! — негодующе крикнул голос Краснова.
— Никак не мог отодрать, вашбродь, — хрипато пробасил вахмистр.
— Вынесите и посмотрите, нельзя ли чего сделать!
— Слушсь! — рявкнул голос вахмистра, и что-то тяжело проволочили по полу.
— Мерзавцы! — сказал женский голос. — Я бы их попросту расстреляла.
— Не-ет, — протянул голос Краскова, — мы устроим развлечение поинтереснее... Но это позже, а сейчас надо все-таки докопаться, кто из них занимался вашим делом. Давай последнего! — крикнул он кому-то.
— Доброе утро, — сказал голос Гуляева.
— Доброе утро, — ответил Красков, и женщина что-то выбормотала неслышно.
— Владимир Гуляев, судя по удостоверению, — сказал Красков. — Скажите, Володя, вы из какой семьи?
— Отец — учитель гимназии, — сказал ровный голос Гуляева. — Что еще вас интересует?
— Меня вот что интересует, — в тон ему ответил Красков, — вы с красными по идейным соображениям?
— Как вам сказать... — сказал голос Гуляева, и Клешков похолодел от самого тона его слов, — Пожалуй, я объясню.
Была пауза. Клешков почувствовал, как слезы душат его. Прав, прав был начальник, гада считал он товарищем! Надо было раньше следить.
— Вы читали Бердяева? — спросил Гуляев за стенкой.
— Кое-что, — сдержанно ответил голос Краскова.
— Помните, он говорит о вечно женственном в русской натуре, об отсутствии в ней мужества?
— Да, это в его последней книге, забыл, как она называется...
— «Судьба России», — сказал Гуляев.
— Да-да! — возбужденно прокричал Красков. — Именно «Судьба России»!
— Ну вот, — говорил голос Гуляева, — а мне кажется, что большевики как раз и способны сделать из нас мужественный народ со своей мессианской задачей в нынешнем мире.
— Вот как? — сказал Красков. — А не сделают ли они из нас просто монархию наоборот? Но дело не в этом. Володя, вы делали обыск у Калитина?
— У часовщика? — спросил Гуляев.
— Да, — подтвердил Красков, — у часовщика.
— Делал, — сказал Гуляев после молчания.
— А какие вы книги у него нашли? — нетерпеливо спросил голос женщины.
Гуляев молчал.
— Нас, собственно, интересует даже не какие книги, а где они сейчас? — спросил Красков и, подождав, добавил: — Володя, не упорствуйте, я не хочу превращать вас в рагу, как этих... Я прошу вас нам помочь...
Гуляев молчал.
— Вывести! — крикнул Красков. — Полчаса на размышление, — добавил он.
Клешкова тоже подняли и, развязав ноги, повели в амбар.
Войдя, Клешков увидел Гуляева со связанными руками, приткнувшегося спиной к стене амбара. Не говоря ни слова, он прошел мимо и лег на землю.
— Били? — спросил Гуляев.
Клешков даже не посмотрел в его сторону.
— Саш, ты что? — спросил обиженный голос Гуляева. — Ты почему не отвечаешь?
— Ты кто? — спросил Клешков, съезжая по стене амбара и садясь. — Только не крути мне мозги: ты с нами или с ними?
— А-га, — сказал Гуляев, — значит, об этом все еще надо спрашивать?
Клешков вспомнил вдруг, как после броска бомбы первым вскочившим и побежавшим к дому был Гуляев, потом вспомнил, как они втроем брали Краскова, и устыдился.
— Уж больно мудрено ты с ним разговаривал, — сказал он примирительно, — и они с тобой как-то... В Мишку вон сразу пульнули.
Гуляев не отвечал, и Клешков замолчал тоже, вспоминая о Мишке и думая о том, что их ждет.
Ждала их смерть. О ней думать не хотелось. Клешков уперся подбородком в подогнутые колени и стал прикладывать к жесткой грязи галифе то одну, то другую воспаленную скулу.
Во дворе кричали, топали. Ржали лошади.
Клешков не то чтобы задремал, но как-то отвлекся ото всего и даже боль почти перестала его тревожить.
— Выходи! — раскрывая ворота, закричал давешний бородатый часовой.
Они вышли из амбара. Солнце стояло высоко на небе. За домом виден был клочок окруженного плетнем огорода и пристройки. Всю поляну, на которой стоял хутор, окружали мачтовые сосны, негромко рокотавшие о чем-то своем. На сосне, стоявшей отдельно от других, сидел молодой солдат и ладил петлю на длинном суку.
Клешков взглянул и отвернулся. Гуляев вышел вслед за ним и тоже посмотрел на петлю. Солдат на суку свистел. На крыльцо дома вышел угрюмый мужик в синей рубахе враспояску. Увидел черного борова, рывшегося невдалеке, и побежал на него с криком. Боров захрипел и умчался. На крыльцо вышел Краснов в фуражке, в кителе, в перчатках, за ним показалась в дверях Седая.
Огромный человек в военной форме подошел к крыльцу и, задрав округлую бородку, козырнул снизу.
— Все готово, вашбродь.
Клешков вдруг понял: этот человек заходил тогда к часовщику и потом умчался вместе с женщиной на подводе.
