переживет никто из нас. Сейчас об этом я тоже старался не думать.
Сам не сознавая того, я ехал в сторону города. Когда до меня дошло, что выбрал не самое удачное направление, поворачивать уже было поздно. Впрочем, я и не знал, куда еще везти сидящих рядом со мной людей. Поневоле я сделался ответственен за одиннадцать хрупких жизней и эта ответственность вовсе не придавала мне сил.
Я не сумел вытащить лучшего друга и Митчелла, успевшего за прошедшие три месяца также стать мне другом, а теперь на меня свалилось непосильное бремя, обуза, которую я вынужден буду тащить на себе, пока они или я сам не сдохнем либо от голода, либо от рук кровожадных тварей. Возможно, мы продержимся до рассвета, но что потом? Спустя всего несколько часов на мир вновь опустится темнота и начнется новая гонка на выживание.
Казалось, теперь она не закончится никогда. Я остался один на один с целой оравой беспомощных детей и женщин, а из запасов провизии в моем рюкзаке имелась лишь горстка риса и банка просроченной тушенки. Патронов для карабина тоже осталось в обрез. Возможно, утром мы найдем чью-нибудь брошенную квартиру и попытаемся продержаться еще немного, но уже сейчас я понимал, что в далекой перспективе это неосуществимо.
Проворачивая все это в голове, я кружил по городским улицам в поисках тихого пристанища, где можно было дождаться восхода солнца. До него оставалось чуть больше часа. Дети наконец-то притихли и некоторые даже смогли уснуть, женщины тоже молчали. Минут за сорок до наступления рассвета я выехал к заливу, свернул в какой-то проулок и заглушил двигатель.
Вокруг стояла невозмутимая тишина. В ясном небе меркли последние звезды, морозный воздух был прозрачен и чист. Впереди, насколько хватало глаз, расстилались чернеющие воды залива. Вдалеке они сливались с антрацитовым небом, из-за чего создавалось ощущение, будто мы находимся внутри огромной темной сферы, в которой нет больше никаких других цветов, нет жизни, нет движения.
Ощущение это было обманчивым — стоило повернуть голову назад, как глазам представало хитроумное сплетение грязных улиц. Они выглядели пустынными, но периодически в отдалении я замечал бредущие впотьмах неясные силуэты. Выяснять живы они или давно мертвы, желания у меня не возникало.
Слева и справа от нас высились громады обшарпанных зданий. Впечатления безопасной гавани, где мы могли бы бросить якорь, они тоже не производили, а потому я безостановочно озирался по сторонам, подпрыгивал от каждого шороха и не убирал ногу с педали газа. Когда на горизонте обозначилась первая светлая полоса, я разглядел, что заехал в район морского порта на юго-западной окраине города.
В шесть двадцать утра стало совсем светло. Зараженные с улиц исчезли — в этот рассветный час они искали для себя логово, чтобы переждать день, а ночью снова выйти на охоту. Теперь настал черед для живых — можно было свободно вздохнуть и, пользуясь недолгой передышкой, хоть немного расслабиться.
Уронив голову на руль, я долго просидел без движения, а потом завел двигатель и проехал на несколько метров вперед. Возвращаться к месту ночной бойни сил пока не было. Остановив машину у одной из пристаней, я вывалился наружу и направился к старому полузатонувшему пирсу.
С рассветом с залива задул сильный ветер. Он поднимал лежащий у меня под ногами снег, ледяными пригоршнями швырял в лицо, уши и затылок покалывало от холода, а пар изо рта ледяными каплями оседал на отросшей бороде, но всего этого я не замечал. Все, что я чувствовал — это абсолютную опустошенность.
Она была не только физической, но и внутренней. Меня будто от паха до горла вспороли острым мясницким ножом, а затем дочиста выпотрошили изнутри. Тупо уставившись на воду, я стоял как безмолвный истукан, как символ потерявшего все свои достижения человечества, а в моем черепе звенела стерильная пустота. Мыслей не осталось, только ветер, снег и оловянно-серая, местами покрытая коркой льда гладь воды.
— Мне очень жаль, Джон, — откуда-то сбоку в слуховой центр мозга добрался тихий голос Лоры. — Мистер Холдер был вам близким другом, я знаю. Простите, что заставила вас сесть в машину, но если бы вы побежали за ним, то неминуемо погибли…
Я и не заметил, как она подошла, а потому ее дрожащий голос вызвал у меня недоумение. Повернувшись, я увидел, как сильно она съежилась от холода. Пытаясь согреться, Лора обхватывала себя руками, а ее посиневшие губы резким пятном выделялись на мертвенно-бледном лице. Почему-то она была без куртки.
— Где ваша одежда, Лора? — безучастным голосом спросил я.
— Я отдала ее Джоди. — Уловив, что я не понимаю о ком речь, она пояснила: — Это та темнокожая женщина с двумя детьми, что ехала с нами. Они все выбежали без верхней одежды.
— Понятно.
Опять отвернувшись к заливу, я почти забыл о ее присутствии, однако потом спохватился, стащил с себя куртку и накинул ей на плечи. Лора слабо запротестовала, но я настойчиво стянул полы куртки спереди.
— Поверьте, сейчас мне плевать на холод. Есть более неприятные вещи, о которых приходится думать.
С благодарностью мне кивнув, она поглубже укуталась в теплый, непродуваемый ветром материал. Какое-то время мы молчали. Лора не уходила, но и не начинала со мной разговор, за что я был ей признателен. Говорить с кем-либо в данную минуту мне совсем не хотелось.
— Что мы теперь будем делать, Джон? — все же минуты три спустя спросила она.
— Не имею ни малейшего представления, — не поворачивая головы, бросил я.
— Но вы ведь что-нибудь придумаете?
От прозвучавшего вопроса мои легкие резко наполнились воздухом. Возникло непреодолимое желание во всю их мощь заорать. Я уже чувствовал, как надрывный крик поднимается откуда-то из груди, растет и ширится в горле, рвется наружу, но в кульминационный момент мне удалось его задержать. Я заглушил его в себе так же, как глушил все эмоции на протяжении уже долгого времени.
С того дня как бросил пить, я только и делал, что гасил внутри себя все чувства и переживания, но, похоже, дошел наконец до некой черты, за которой наступает тяжелый психический перелом. Мозг просто разрывался от свалившегося на меня беспросветного отчаяния, а я искал ему выход, но не находил. Задавая вопросы, ответов на которые я не знал или их попросту не существовало, Лора лишь сильнее подливала масла в огонь.
По тому, как на миг она отшатнулась, я понял, что от нее не укрылось мое состояние. Это немного меня остудило. На вопрос я ей так и не ответил, но теперь снова застыл
