Не говоря больше ни слова, Учай огляделся, срезал костяным ножом с поваленного березового ствола пласт коры, чиркнул себя острием по ладони и, дождавшись, когда та наполнится, поставил на подкорье кровавый оттиск. И каждый из его новых родичей последовал его примеру, прижимая ладони к его оттиску, смешивая кровь и признавая его старшинство. Отныне они – единое целое и кровь их – общая кровь.
– Кору эту зароем тут, – сказал потом Учай. – А само место упрячем под дерном, так чтоб было не найти. Отныне эта земля нашей кровью вспоена. И стало быть, наша – до конца времен!
Его слова были приняты дружными возгласами одобрения. Такой обряд им прежде был неизвестен. Но теперь у них свой бог – небесный смутьян и забияка Шкай-громовик, что первым из высших откликнулся на слова Учая. И пусть он не самый старший и сильный среди прочих богов, таких как великий Варма или Мать-Лосиха, но ничего – зато он так же юн и свиреп, как они!
– Наша кровь – тебе жертва! – нараспев проговорил глава нового рода, и отдаленные раскаты грома вторили его словам. – Наша жизнь – в твоей руке! Даруй нам победу, сокруши наших врагов, как молниями сокрушаешь деревья и скалы!
– Мы все – одно, мы все – твои сыны! – восторженно закричали юнцы, чувствуя себя в этот миг частью полыхающей над лесами небесной силы, вестниками божьей ярости…
Сейчас Учай бодрствовал один в темноте, у порога чужой земли, и ему было холодно и страшно. За каждым деревом или скалой ему чудились огромные призраки подкрадывающихся медвежьих людей. Но показать этот страх значило сдаться, открыть дорогу пожирающему разум ужасу. Он нахмурился и с удвоенным рвением принялся за работу. Прорезал узкую щель в древке будущей стрелы, смазал ее растопленным рыбьим клеем, осторожно вставил стебель костяного наконечника и неспешно, чтобы тот не искривился, принялся обматывать тонкой жилой. Закончив, придирчиво оглядел, ровно ли тот встал, не будет ли рыскать в полете, словно раздумывая, какую цель выбрать…
От костра послышались всхлипы.
– Что еще такое? – недовольно прошептал Учай, встал и направился к огню.
Сидевший настороже Вечка подхватился было, сжал копье, но, увидев старшака, облегченно вздохнул. И тут же, не удержавшись, всхлипнул.
– Ты что же здесь, болото решил устроить? – насмешливо спросил старшак. – Чтобы мы тут поутру в твоих слезах потонули? Так страшно, что ли?
– Нет, я не о том… – начал оправдываться мальчишка. – Я по матушке скучаю. По сестрам, по отцу. Как они там? Им небось тоже несладко…
– Сладко, не сладко! Ты что, сюда мед есть пришел? Угомонись, Вечка.
– Да я что? – Вечка прерывисто вздохнул. – Я и сам не хочу, а они текут… Что-то жжет внутри, точно угольев тут, – он хлопнул себя по груди, – насыпано!
– Ладно тебе. – Учай приобнял отрока за плечи. – Или я не понимаю! Всем сейчас тяжко. Но ты одно пойми: род Хирвы теперь как петух без головы. Сколько-то бежать может, да только далеко все равно не убежит и в ощип пойдет. Старейшины из лет выжили, трусами сделались, уже тени своей боятся! А ныне трус и мертвец, считай, одно и то же. Пока это у сородичей наших в голове не уляжется, дорога им – в Дом Дедов. Не тужи, Вечка. Они еще придут к нам, и поклонятся, и попросят защиты.
– Вправду так думаешь? – пытливо глядя на вождя, спросил подросток.
– Так и будет, – подтвердил Учай. – Ты, главное, мне верь. Мне о том сам Шкай сказал. Помнишь, как в небе громыхнуло? Слова те все слышали, да не все поняли.
– Хорошо, – кивнул Вечка, утирая слезы. – Пусть только его воля исполнился поскорее!
– Поскорее так поскорее. Буди братьев. Пора начинать.
* * *
Учай вынырнул из реки и запрыгал на месте, чтобы согреться.
– Еще одного нашел! – объявил он, перекрикивая шум водопада. – Раки его объели, зато коряг рядом нет – тащить будет легко!
На берегу уже лежало несколько доспехов, боевых поясов, кинжалов. Были и луки, но все эти дни пролежавшие в воде и потому непригодные. Распухшие, обглоданные раками тела арьяльцев были сложены в стороне, заставляя юношей то и дело озираться, будто ожидая, что мертвецы вдруг поднимутся и учинят расправу с грабителями.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Схоронить бы их надо, – буркнул здоровяк Каргай.
Отец его был из тех, кто погиб в погоне за арьяльцами, и он считал месть своим священным долгом. Но мертвые, да как должно не упокоенные, – дело другое. Они уже не люди – они слуги Маны, грозного бога смерти, и его ужасной матери Калмы.
– Это еще для чего? – презрительно глянув на тела врагов, спросил Учай. – Они небось к отцу на тризну идти не пожелали.
– Вот ты плетешь невесть что! – поддакнул Кежа. – Разве ты знаешь, как арьяльцев нужно хоронить? В воду кинем, и довольно. Пусть их там раки доедают.
– А ну как ночью полезут за схищенным добром? – мрачно спросил Каргай. – И скорлупы заберут, и нас утянут к Мане.
– Говорят, у бабки Калмы зубы железные и руки в десять локтей, – испуганно добавил Вечка.
– Ты давай оттирай песком скорлупу, а не болтай! – сердито приказал Учай. – Ты что, дите малое – бабки Калмы бояться? Утащат, утащат… С чего бы им нас за Кромку тащить? Разве это мы их убили? Нет, не мы.
– А если встанут? – не отставал Каргай.
– Тогда отойдем от них задом наперед, так что даже если они и встанут, то враз со следа собьются.
– А как по лесу бродить начнут?
– Нам-то что с того? Пусть себе бродят. Мы добычу заберем и уйдем. Лучшее себе оставим, прочее снесем в Ладьву на торжище…
– Если в Ладьву, то нас там могут узнать и сразу спросят, где мы их взяли, – заметил Кежа.
Учай кивнул:
– Ты прав. Самим сгодится – для новых побратимов. А на торжище все же идти надо. Там всякий люд бывает, из разных мест едут. Если где искать людей для войска, то там…
Он осекся на полуслове и замер, стиснув в руках бронзовый панцирь. Раздался громкий всплеск, и из воды показалась голова. Мощные руки вцепились в камень у берега, и речной обитатель, глотая воздух, полез на сушу.
– А-а-а! Мертвец лезет! – заорал Вечка и бросился наутек.
За ним припустили и остальные побратимы, спотыкаясь и крича в ужасе. Только раздетый донага Учай остался на месте, не в силах отвести взгляд от упыря. Он бы и рад был убежать, да окаменел от страха. Даже в сгущающихся сумерках он узнал силача Джериша, первейшего из телохранителей царевича Аюра. Тот наконец вылез, встал во весь рост и уставился на сына Толмая, отплевываясь и вытряхивая воду из ушей.
– На, на! Все забирай, только меня не трогай! – завопил Учай и бросил грудную пластину доспеха под ноги мертвеца.
Бронзовая «скорлупа» ударила того по пальцам, и предводитель Жезлоносцев Полудня взвыл от боли:
– Ты что творишь, змеево отродье?!
Учай вгляделся в могучего воина и изумленно спросил:
– Ты что, жив?!
– Я-то жив, а вот ты сейчас будешь мертв!
– Постой, постой! – Учай выставил перед собой руки. – Без нас тебе отсюда не выбраться!
– Ты что, меня дурачить вздумал? – Разъяренный Джериш схватил его за горло и приподнял над землей.
– Погоди! Выслушай меня! – хрипел Учай. – Ты успеешь меня убить, когда захочешь…
– И то верно. – Джериш с негодованием швырнул грабителя на землю. – Говори, но только быстро и толково, если не хочешь, чтобы я притопил тебя, а затем и всех прочих крысенышей!
– Я не убивал твоих людей!
– Это я знаю. Куда уж тебе! Просто завел на погибель, чтобы обворовать трупы.
Он наклонился, поднял с земли боевой кинжал, вытащил его из ножен и шагнул к новоявленному вождю.
– Есть еще что сказать?
– Да-да, есть! – Мысли быстро мелькали в сознании Учая. – Я был верным! Я привел вас сюда, как велел царевич! Вспомни, я предупреждал, что здесь живут враги, к которым не надо ходить…
– Я в этом убедился, – мрачно ответил Джериш. – Все?
– Нет, не все! Пока я вел вас сюда, мои сородичи учинили ужасное злодейство! Они напали на ваш стан. Не выжил никто!
– Что? – медленно повторил Джериш.
