Мартин задумался, рассеянно разглядывая фигуру гостьи, освещенную отблесками пламени из камина. Остановился на груди, полюбовался несколько секунд. Она стала больше — и барон дернул пальцами, вспоминая ощущение тяжести и упругости в своей ладони. Сколько лет прошло — он забыл напрочь большую часть своих женщин, а вот Вики стоит перед глазами так отчетливо, будто только утром ушел от нее.
— Ты представляешь, что он со мной сделает? Ради чего хоть, Вики?
— Хочу задать вопрос, — ответила леди Виктория.
— Какой вопрос? — настойчиво спросил Март.
Виктория раздраженно отвернулась. Помолчала.
— Я сегодня сопровождала Луциуса к Полине Бермонт. Открыла ему Зеркало, потом отправила обратно. Послушала. Он не знает, как вылечить. А Алмазыч вдвое старше нас, Мартин. Он должен был еще застать эпидемии бешенства, и не верю, что кого-то из старших не звали на помощь. Даже если он не в состоянии решить проблему, то у него ведь есть выходы на Черныша, Лактореву и других.
Мартин от удивления даже сел.
— Что с тобой, Вики? Ты никогда не отличалась особой чувствительностью.
— Мне ее жалко, — огрызнулась Виктория. — Я всю неделю не могу выкинуть ее из головы. Не понимаю, — она осеклась, но друг слушал молча, внимательно. — Не понимаю, Мартин. Я же лечила ее… она вся избитая была. И… ее изнасиловали. Муж ее, Мартин. Я же его сканировала — его следы на ней. Все это сделал муж. А она его любит. Простила, понимаешь? Без раздумий. И борется за него. Я просто не могу перестать об этом думать! — почти выкрикнула она. — Не понимаю. Как можно после такого простить? И если он ей и после этого нужен, то что же будет, если он умрет?
— Ну тебе всепрощение свойственно еще меньше, чем чувствительность, — согласился блакориец.
Виктория хмуро посмотрела не него.
— Речь не о тебе.
— Не обо мне, — кивнул Мартин покладисто. Поднялся, потянулся — ну точно как кот. — Давай попробуем. Думаю, посреди ночи старик нам особенно обрадуется. И, — он ухмыльнулся, — говорить будешь ты, а я — прятаться.
— Что ты попросишь взамен? — поинтересовалась волшебница.
Мартин, натягивающий ботинки, смешливо покосился на нее.
— Ты сейчас шутишь, да? Или это на тебя так общение с Инландером, у которого, по слухам, в голове счетная машинка, подействовало? — он присмотрелся к Вики, опустившей глаза, и захохотал. — Впрочем, раз ты предлагаешь… Я тебе раскрываю щиты, а ты выходишь за меня замуж. Договорились? — взгляд ее блеснул гневом, и он хмыкнул. — Ну вот я так и думал. Так что, увы, Вика, придется мне помочь тебе исключительно — страшно сказать — из-за того, что ты мне дорога и я тебе просто не могу отказать. Безвозмездно.
— Болтун, — проворчала она успокоенно. — А если бы я согласилась?
В спальне повисла тишина. Мартин промолчал. Взгляд его был тяжелым, предупреждающим, и ей вдруг стало стыдно, что она никак не может перестать колоть его. Барон ушел в гардеробную, взял теплую куртку и длинный плащ на меху. Для Вики.
— В горах сейчас холодно, как в морозильнике, — сказал он. — Накинь. И не сбивай меня, хорошо? Самому любопытно себя проверить.
Через двадцать минут пространство вокруг обсерватории в Северных горах Рудлога, окутанное метелью и воющее от порывов ветра, полыхнуло ярко-желтым столбом, таким высоким, что его увидели и в предгорьях — создавалось впечатление, будто среди пиков извергается огромный вулкан. Вниз к долинам понесся оглушительный треск, увлекая за собой лавины и камнепады, и вслед за ним фиолетовым призрачным светом вспыхнул гигантский купол защиты. Замигал, запульсировал. И погас.
На нижнем этаже обсерватории зажегся свет в окне. И через минуту из дверей вышел очень злой Алмаз Григорьевич. Он был одет в пижаму, в тапочки, ветер трепал его бороду — но под ногами его плавился, таял снег, и метель мага не касалась. В руке его вспыхнул и застелился по земле искрящийся огненный кнут.
— Ну, я побежал, — весело сказал Мартин. Но пошел не назад — вперед, навстречу учителю. Вики поколебалась и шагнула за ним.
— А мы тут вас навестить решили! — крикнул блакориец издалека. — Давно не виделись, Алмаз Григорьевич. Вы очень бодро выглядите!
По его щиту звонко и мощно хлестнул кнут, и Март поморщился.
— Ну не сердитесь, — уговаривал он покаянно, подходя еще ближе, — в вашем возрасте вредно сердиться.
— Фон Съедентент, — проскрипел Дед мрачно, но голос его эхом раскатился по горам, — зря я тебе уши не оборвал еще на первом курсе. И руки. Ты, стервец, как это сделал?
— Могу показать, — скромно сказал Мартин, тоже усиливая голос. И получил еще один удар — щит затрещал, вниз дугами побежали разряды.
— Лыськова, — обратился Алмаз к прячущейся за спину Мартина Виктории, — и ты здесь? Вам жить надоело, что ли? Сказал же — прибью! А тебя, Съедентент, дважды.
— Он не виноват! Это моя идея! — крикнула Вики сквозь ветер.
Алмаз раздраженно постучал кнутом по земле и снова хлестнул — и вместе с тонкой линией огня полетела вперед, растапливая снег, тупая стена Тарана. Кажется, он правда был зол.
— Садись! — крикнул Мартин и заскрежетал зубами, удерживая щит.
— Ну хватит уже приветственных объятий, — проорал он, — ну Алмаз Григорьевич! Не сердитесь! Пять минут, и мы уйдем. Я даже щит вам восстановлю… и укреплю!!!
— А настройки кто мне восстановит, слизень ты безмозглый?!! — грохотал Дед, швыряясь Таранами так легко, будто в теннис играл. — Я вас, индюков, звал? Здесь любое магическое вмешательство сбивает настройки для телескопа. Уже старику не дают побыть одному! Вырастил на свою голову, научил!
Алмазыч в пижаме, с развевающейся по ветру бородой, выглядел и комично, и устрашающе. Смеяться, правда, не хотелось вообще. Вики прижималась к Мартину сзади, щедро делясь резервом, а он настраивал щиты и двигался вперед.
— Я готов во искупление вымыть вам в обсерватории все сортиры, — крикнул Март, — Алмаз Григорьевич, вспомню боевую молодость!!! Все будут сиять, клянусь!
Старов дернул уголком губ, махнул рукой и ушел обратно в обсерваторию, оставив ошалевших учеников на скользкой, хлюпающей грязи, в которую превратился склон горы, прижавшимися друг к другу под метелью, с сухим шелестом секущей по щиту.
— Пронесло? — недоверчиво спросила Виктория.
— Кажется, да, — с неуверенностью пробормотал барон, беря ее за руку. — Держись за меня, поскользнешься еще. Пойдем? Будем надеяться, что он нас на входе не изжарит.
Обсерваторию они видели впервые — и остановились, оглядываясь. Огромное и темное пустое пространство, множество приборов по периметру, широкий телескоп и столько стихийных плетений, что даже вздохнуть страшно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
