Он на глазах истончался, молодел — и кожа отливала красным металлом, а волосы — серебром, и глаза светились лазурью — мои глаза на лице воина. Мне было страшно до обморока, до оцепенения, и на колени я не упала наверное только из-за этого. Но мне нужно было узнать. Обязательно.
— Ты можешь помочь Демьяну Бермонту, отец? — попросила я сипло.
— Сила, — повторил он, — никогда не дается просто так. Твоей сестре пришло время использовать ее. И никто из нас вмешиваться не будет. Вам самим все по плечу, дети мои, — с последними словами он исчез, как и не было никого в храме кроме меня.
— Но почему я? — крикнула я ему вслед. — Почему ты явился мне? Не Ани, не Василине? Они достойнее!!! Я слабая, и вера моя слаба!
— Ты первая, кто пришел сюда за помощью со времен твоего деда Константина, — жутковато растягивая губы, сказала железная статуя, и глаза ее полыхнули. — Не по обязанности, не во время празднества или чествования моего имени. Мы все очень горды, маленькая соколушка. Не говори никому, — приказал он, — каждый в свое время сам должен захотеть проделать этот путь.
И замер, ушел — я точно почувствовала, что нет больше его огня в храме.
Мне потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя. И когда я уже направилась на выход — опять скрипнула дверь подсобки, и оттуда вышел совсем молодой служитель. Заспанный, недоумевающий.
— Простите, — покаялся он, — что-то сморило меня. Могу я вам помочь, ваше высочество?
— Спасибо, — голос у меня был слабый, — я уже ухожу. А скажите, отец, где старый священник? Он точно служил в храме семь лет назад.
— Умер уж года два как, ваше высочество, — недоуменно ответил он.
Я кивнула, попрощалась и вышла, чувствуя спиной взгляд Красного воина. Он не помог, но дал мне надежду. Мы ведь всегда со всем справляемся, правда?
Инляндия, Максимилиан Тротт
Профессор Тротт, вымотанный, как после дневного марафона, шагнул в свою гостиную из Зеркала и тут же накрыл себя щитами, присел, прикрыл глаза. В доме кто-то был, хотя его защита не среагировала. Мягко встряхнул кистью, отправляя в полет поисковые маячки, прикоснулся к полу, запуская волну электричества — она ушла в сторону кухни, и там, у двери, встала искрящейся стеной, наткнувшись на чужие щиты. Тут же дернулась следилка на запястье, и он выругался, уже понимая, кто пришел в гости.
— Тихо ты, параноик ненормальный, я это, — раздался голос Мартина с кухни. Макс досадливо поморщился, чувствуя, как от усталости дрожат руки, и пошел на голос друга. Блакориец пил молоко из его холодильника и мрачный взгляд хозяина дома встретил с извиняющейся ухмылкой.
— Какого черта ты тут забыл, Март? — раздраженно поинтересовался Тротт, ополаскивая руки и лицо над раковиной. — Дай сюда, — он отнял у блакорийца пакет молока, аккуратно налил в стакан и начал жадно пить. Мартин пригляделся, повел в его сторону рукой, сканируя.
— Ого, — сказал он с восхищением. — Это же где тебя так упахивают, Малыш? Кто этот злодей? У меня такое истощение было после памятного путешествия по борделям в Форштадте, — он хохотнул, — уработали меня девочки.
— Избавь меня от подробностей, — сухо отрезал Тротт. Налил себе еще молока. — Повторяю вопрос. Какого ты здесь делаешь? Это моя территория, и ты знаешь, что я терпеть не могу незваных гостей. И щиты мои не смей больше трогать, Март. Я серьезно, иначе покалечу.
— Ужасный Малыш, — глумливо поддразнил его непрошибаемый барон. — Гостей он незваных не терпит. Да ты и званых не очень, — Мартин увидел, как перекосило друга, и на всякий случай отступил назад, поднял руки. — Да не трогал я их… почти. Поигрался немного. Скучно было, пока тебя ждал, а на улице холодно и деревья твои явно меня на перегной пустить желают. Хочешь, покажу слабые места?
Макс допил молоко и с грохотом поставил стакан в раковину. Но тут же включил воду, чтобы помыть.
— Ладно, — неожиданно смирно сказал фон Съедентент, — ухожу.
И открыл Зеркало.
— Придурок, — пробурчал Тротт. — Что надо-то было?
— Что я слышу? Малыш дрогнул? — потешно изумился барон. Макс смотрел на него сухо, не мигая, и он посерьезнел и признался: — Посоветоваться пришел. Тебя не поймать. Где ты пропадаешь, что мобильник не ловит?
— Учусь, Кот. Тебе срочно? Переживешь, пока я приму душ?
— Переживу, — согласился Мартин весело. — Заодно за пивом схожу.
— Ужин принеси, — раздался голос инляндца уже из коридора. — Пусть от тебя хоть какая-то польза будет.
Макс успел и душ принять, и вколоть себе стимулятор. Тело стыдно болело, мышцы жгло, как будто каждую жилу растянули да еще и плеснули на нее легкой кислотой. Тренировки проходили почти ежедневно, поздним вечером, и он не мог отказаться от возможности учиться у мастера.
— Темнота — помощник учителя, — весело объяснил ему Четери. — Как только начнешь уверенно чувствовать себя ночью — днем тебя никто не одолеет.
Дракон словно и не уставал вовсе, и к концу уроков, когда у Тротта руки уже немели и пальцы едва удерживали оружие, начинал двигаться еще быстрее, оставляя в науку длинные порезы и уколы.
— Легче, — требовал Мастер, — бой не обязанность, радость. Не камни ворочаешь, а отдаешь почести богу войны. Пока не начнешь двигаться, как надо, не дам тебе доброго оружия. Заслужи сначала.
Дракону тренировки точно приносили радость — ругал он много, жестко, по-мужски, хвалил редко, и за каждое одобрительное слово, за каждый взгляд Макс готов был терпеть и солдатскую грубость учителя, и усталость, и раны, и рисковать, тратить резерв, шагая Зеркалом через нестабильные стихийные валы на границе с Песками. А когда Четери входил в раж, начинал сражаться в полную силу, когда глаза его загорались и каждый удар сопровождался сумасшедшим смехом — Тротт ощущал настоящее благоговение. Ну и что, что после этого он, измочаленный и окровавленный, валился на расписную плитку внутреннего двора, а Мастер сначала протирал и убирал клинки, а потом уже помогал ему встать и осматривал раны. И ровно объяснял ошибки.
— Твоя задача — превзойти меня, — говорил он перед каждой тренировкой. — Помни об этом. Искусство передается от учителя к ученику, и каждый следующий Мастер должен быть сильнее наставника. В этом смысл искусства боя. В конце концов последний воин должен сравняться с Красным. Это высшая почесть для человека и высшая хвала от бога.
Светлана, супруга Четери, смотрела на Макса с состраданием, но молчала — ни вскриков, ни ахов, даже когда он щедро поливал землю своей кровью. Но уже ко второй тренировке появились у фонтана во дворе и кувшины с водой, и закупоренные бутыли с молоком, и тонкие полотенца. И служанки, готовые помочь рыжеволосому гостю из далекой страны. Тротт не обращал на них внимания, но после сегодняшней тренировки Чет подозвал одну из них и приказал послужить ученику.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
