Тем не менее надо заметить, что ораторская карьера Черчилля началась не сразу, а только после публикации его книги «Война на реке» в 1899 году. До тех пор офицер-репортер Черчилль писал свои книги собственной рукой от первой до последней строчки. Он был талантливым рассказчиком, писал легко, хорошо излагал свои мысли — все это воплощалось в живой, образный стиль, пробуждавший воображение читателя и не чуждавшийся при случае больших исторических обобщений. Все эти качества можно найти и в последующих произведениях Черчилля, однако техника его при этом полностью изменилась. Дело в том, что начиная с 1900 года он перешел от письменного стиля к стилю устному. Отныне Черчилль не писал сам, он только диктовал — и речи, и книги, а секретарь переписывал каждую фразу, если Черчилль решал ее переделать, изменить аргументацию, находил более удачные формулировки... Поэтому в его новых произведениях появилось множество напыщенных фраз — фраз, в которых перемешалось трагическое и комическое, яркость стиля и фамильярность. По словам Вайолет Бонем-Картер, «он не стеснялся обыгрывать простые, всем известные истины, которые у других авторов показались бы лишь общими местами. Это был его драгоценный дар, который никогда ему не изменял. Кроме того, он не боялся прибегать к высокому стилю, он не боялся высокопарных слов. В то время как другие, — продолжает Вайолет, — без колебаний назвали бы его слог напыщенным, а его самого — фразером, на самом деле в красноречии Уинстона не было ничего ложного, надуманного или искусственного. Это была его обычная, естественная речь»[409].
В богатейшей палитре Черчилля-оратора надо отметить любовь к коротким фразам, а еще больше — к односложным словам. Черчилль прекрасно знал, что именно односложные слова сильнее всего врезаются в память слушателя, к тому же английский язык такими словами буквально изобилует. И напротив, Черчилль терпеть не мог прилагательные, понапрасну утяжеляющие речь. Ключевыми словами его первой речи в качестве главы правительства были: «кровь» (blood), «труд» (toil), «слезы» (tears) и «пот» (sweat). Вспомним его фразы, ставшие впоследствии крылатыми и неизменно присутствующие во всех биографиях Черчилля: «звездный час», «железный занавес». Часто на первый взгляд казалось, что удачные формулировки случайно приходили ему на ум в момент выступления, но это не так. Каждое меткое словцо было плодом долгих размышлений (секретарь Черчилля вел специальную тетрадь, в которую записывал все удачные мысли, приходившие шефу в голову).
К примеру, фраза «никогда еще за всю историю войн столь многие не были так обязаны столь немногим» из знаменитой речи во славу пилотов королевской военной авиации, написанной в августе 1940 года, также была обнаружена в предварительных набросках. В 1899 году в Олдеме, отмечая рост уровня жизни населения, Черчилль заявил: «Никогда еще в Англии не было столько жителей и никогда еще у них не было столько хлеба». Как-то в ходе предвыборной кампании 1922 года кандидат Черчилль произносил речь в Данди и решил добиться благосклонности избирателей, сославшись на политику, проводимую правительством, в состав которого он сам входил, во время кризиса в Чанаккале. Черчилль заявил, что благодаря официальной линии правительства были спасены сотни тысяч греков, подвергавшихся опасности со стороны турков в Константинополе и на юго-востоке Европы. «Никогда еще, — восклицал он, — в истории человечества не было такой крупномасштабной операции, спасшей жизнь стольким людям»[410].
Наверное, иногда Черчилль просто не мог устоять перед соблазном ввернуть меткое словцо или искрометную фразу, хотя изначально это и не входило в его намерения. Черчилль был хорошим, тонким диалектиком, при случае он использовал этот дар для внушения оппоненту своего мнения. Кроме того, виртуозное владение словом сочеталось у него с талантом вести беседу. Его умение держать нить разговора в тесном кругу и на публике покоряло. Что же касается его способности находить удачные, часто довольно резкие ответы, то эта его черта буквально вошла в поговорку. В палате общин Черчилль мог осадить любого оппонента и даже поднять его на смех. Безусловно, добрая половина приписываемых ему афоризмов никогда им не произносилась, однако тех, автором которых он действительно являлся, вполне достаточно, чтобы его прославить или добавить блеска слагаемым о нем легендам.
Черчилль-агностик
Воспитанный, сообразно правилам своего круга, в лоне англиканской церкви, Черчилль, тем не менее, был человеком глубоко неверующим. Христианские вероучения, евангельские предписания были ему чужды, если только они не являлись социальными установлениями, заложенными в основу британской культуры, и стержнем британского национального духа. Черчилль верил в нечто другое — в Англию и Империю, еще, быть может, в науку и прогресс.
Конечно, в детстве Уинстона окрестили, а в 1891 году, в возрасте семнадцати лет, он прошел обряд конфирмации, однако причастился Черчилль лишь раз в жизни, в чем впоследствии и признался племяннику Шейну Лесли[411]. В своей автобиографии выпускник Хэрроу в шутливом тоне рассказал о том, как в юности соблюдал религиозные обряды: «Даже во время каникул мне приходилось раз в неделю ходить в церковь. В Хэрроу каждое воскресенье было по три службы, а на неделе мы читали молитву по утрам и по вечерам. (...) Еще тогда я обеспечил себе такой кредит в банке набожности, что с тех пор мог преспокойно пользоваться своим счетом и в ус не дуть»[412].
Начиная с 1897 года (Черчилль тогда служил в Индии) он отказался не только от соблюдения религиозных обрядов, но и от самой христианской веры. Он подменил ее равнодушием и светской гуманностью, ставшими для него ориентирами в жизни, хотя на людях по-прежнему соблюдал правила и обряды англиканской церкви, которые британская армия не столько любила, сколько была к ним приучена. «Я не приемлю ни христианской веры, ни какой другой формы религиозных верований», — писал Черчилль своей матери. А вот строки из другого его письма: «Надеюсь, что смерть положит конец всему, я материалист до кончиков ногтей»[413]. Надо сказать, что знакомство с Индией — страной, в которой перемешано множество верований и воздвигнуты храмы самым разным божествам, способствовало зарождению и укреплению в скептичном и релятивистском мозгу западного человека убеждения в том, что прежде всего нужно жить честно и достойно, выполняя свой долг, а не ломая голову над тем, к какой религиозной формации принадлежать. Впрочем, Черчилль любил повторять изречение Дизраэли: «Все разумные люди исповедуют одну и ту же религию». Недавно выяснилось, что Черчилль даже был франкмасоном в течение нескольких лет... В 1901 году его приняли в Стадхолмскую ложу, что находилась в Лондоне, из которой он вышел в 1912 году, причем этот опыт не сказался ни на его мировосприятии, ни на его карьере[414].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
