Там и погибнуть можно, знаете ли.
Тогда еще власть тех, кого назовут Разрушителями, не Простиралась на измерения Хаоса и Тьмы, и Онтос обращался в Онтис, стоило богам спуститься с Небес.
До возведения Хором и установления Источников убогов в мире смертных оставалось еще много времени. Очень много. Пока что проигравшим надо было выжить и приспособиться к новому дому.
Извергнув из себя остатки Созидания, бывшие Старшие и Младшие боги успокоили безумство Хаоса, заполнили Пустоту и приручили Тьму. Не сразу, конечно. Тысячелетия понадобились убогам, чтобы справиться с Подземельем и Нижними Реальностями.
А когда работа закончилась, когда Созидание прочным фундаментом легло под Власть Разрушителей, на юге принявшего упорядоченный лик Подземелья обнаружилась Аномалия.
Первые убоги, столкнувшиеся с ней, исчезли. Сгинули без следа. Чаротворцы-Бессмертные, взывавшие к Тартарараму, желая услышать души пропавших, не смогли отыскать их в Бездне Пустоты.
И тогда бывшие боги поступили так, как требовала их новая Суть, — Разрушение.
Могущественная, беспредельная Сила, черпавшая форму для энергии из Энтропии, пала на Аномалию. Земля — то, что является землей в Подземелье, — горела. Небо — то, что является небом в Подземелье, — рыдало навзрыд. Хаос, Пустота, Тьма — великие Силы, подчиненные убогам, обрушились на Аномалию.
Она выдержала. И ответила. Волна выплеснулась из нее, волна, в которой не было ни бытия, ни небытия — но нечто, с чем Бессмертные никогда не сталкивались. Ведь бытие и небытие неотъемлемы от становления, от Сущего, простирающегося от миров Диссипации во Владениях Хаоса до миров Суперсимметрии во Владениях Порядка. Аномалия же ответила тем, чего нет, не было и не будет в естественном ходе времен Равалона.
И Бессмертие, подаренное Онтосом, ничем не помогло проигравшим Вторым. Те, кто успел бежать — позорно, крича от страха! — выжили. Остальные, в том числе часть Сильнейших из Старших Повелителей, погибли. Бытие и небытие не устояли перед явлением, в котором их не было.
Чаротворцы убогов, выжившие после волны, назвали нечто — Меоном.
Или не назвали, но вспомнили что-то, некое знание из тех времен, когда молодые Вторые резвились на бескрайних просторах Титосалии, еще не зная, что их Суть вскоре потребует свергнуть тех, из чьей жизни они явились. Со свержением титанов Вторые забыли многое — но много узнали нового, вступив под хрустальные своды Небесного Града. Однако убогам часто казалось, что Древнее знание, знание Первых, сильно отличалось от записанного на Зеркальных Скрижалях Бытия.
Волна Меона очистила землю вокруг Аномалии от Силы убогов, от Разрушения и Энтропии, штурмовавших инородную опухоль на теле Подземелья. Ушли и частицы рассеянного в области Созидания. Встрепенулся Хаос, пробудилась Пустота, очнулась Тьма — и вернулись в скудные остатки своих владений, взбесившейся собакой рыча ка бывших хозяев.
Убоги отступили, окружив Аномалию Заслонами и Барьерами. Никто не хотел повторить судьбу Сильнейших из убогов, исчезнувших в волне Меона. Впереди было еще много дел, в том числе важнейшие из них — борьба за власть и Кратосы.
Аномалия оставалась в тех же пределах, что и в ужасный день первой волны. Да, первой. Вскоре пульсация стала привычным делом. Благо, разрушительная мощь замирала перед Барьерами и военными постами. Убоги знали, что не они остановили Меон: границу опасной для убогов Силы определила сама Аномалия, ни разу за всю историю Подземелья не покинув положенные рубежи.
Хотя волны иногда выплескивались сквозь Барьеры. Тогда содрогались адские посмертия, отказывали испытанные веками заклинания, Соратники теряли разум, а Архилорд везде видел соглядатаев Небесного Града. Слава Хаосу, безумие продолжалось недолго.
Неведомое, непонятное и неподвластное явление тревожило жизнь Разрушителей — нечасто, но все же заставляло помнить о себе.
Как выглядит Аномалия?
Она не выглядит. Вы знаете, что она есть, что она рядом, ее незримое присутствие ощутимо — но каждый, кто узрел Аномалию, воспринял ее по-разному. Старший убог с многомерной сущностью, Младший убог с более простой сутью — для любого она представала иной, в том числе и для видевших ее несколько раз.
Свет и пламя, залившие все десять сторон света.
Подпирающий макушкой небосвод хохочущий титан, который на самом деле никакой не титан.
Многоглавое чудище, чей лик вызывает омерзение даже у отнюдь не брезгливых Разрушителей.
Замок с тысячью спиральных башен.
Радуга, не семицветная, а миллионоцветная, и нет для этих цветов названия даже на языке Бессмертных.
Детский смех — просто детский смех.
Это — Аномалия. И конечно же никакая это не Аномалия.
Изначальна ли она Подземелью? Может быть. Появилась ли после прихода убогов? Может быть. Никто ничего не мог сказать точно. А титаны хохотали без удержу, когда убоги пытались выведать у первых хозяев хоть что-то об обосновавшемся в Подземелье ужасе.
До этого они так смеялись, приветствуя в Тартарараме души Бессмертных, павших в войне Созидателей и Разрушителей.
Меон.
На одном из древних языков Равалона — инобытие.
Слова — не просто слова, Уолт хорошо знал это. Дело не в магии. Смертные, не по своей воле пришедшие в несоразмерные их бытию пространства и времена, а заброшенные туда чужой, превосходящей их существование волей, — смертные именовали реальность и сонмы существ и вещей, погрузившись в саму непосредственность мира, в его красоту и Ужас. Слова служили орудиями, такими, как нож, молоток, топор, лук, уздечка, но меняющими не материальный мир, а сознание. Они не отражали реальность, а воздействовали на нее.
Меон. Инобытие. Иное бытие. Быть — но иначе. Всегда иначе.
Откуда ты знаешь это слово, Уолт? Не «инобытие», а именно — «Меон». Откуда горечь и боль, дрожь рук и мурашки по спине, появившиеся в тот миг, когда ты услышал слово — Меон?
Перерождения, сдерживаемые силой воли, воли Уолта Намина Ракуры, нынешнего тебя, молчали — они не знали. А тот, первый, самый первый, которым ты был и которым ты уже никогда не станешь, — он еще скрывался за завесами Тиэсс-но-Карана и ничего не мог сказать.
Безмолвствовал Тень. Отражение ничем не проявлял себя с момента схватки в долине Соратников, и Уолт, выдерживающий осаду армии предыдущих жизней, только радовался молчанию узника Тиэсс-но-Карана. А теперь призадумался: почему Тень хранит молчание?
Гм. Не к добру затишье.
Меон — тоже что-то из той самой первой жизни? Иначе почему ты уверен, что знал о нем? Что оно из той области памяти, которую нельзя вспоминать, ни в коем случае нельзя вспоминать, да и не вспомнишь сейчас, если даже постараешься: Тиэсс-но-Карана крепко держит оборону вокруг последнего форпоста.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
