Нада, напротив, была очень ласковой и доброй с животными — даже с Румпельстилтскином, а другого такого отвратительного животного днем с огнем не найдешь. У нее были блестящие пепельно-русые волосы. Мать не любила ее и предпочтение неизменно отдавала старшей дочери. Дамы вообще предпочитают брюнеток. Это, да еще лень Грумиллы, и явилось причиной того, что Наде всегда доставалась вся черная работа по дому.
В то время, с которого начинается мой рассказ, весь дом был в необычайном волнении, поскольку только что до семьи дошла молва, будто не кто иной, как сын визиря этой страны, будет проезжать неподалеку после визита в другое государство. Его туда посылали, как всем было известно, чтобы он привез невесту для принца, своего молодого хозяина, ибо глаз у него, по слухам, был наметан, будь то еда, мебель или женщины.
— И возможно, — сказала Мушла (так звали женщину) мужу, — он прослышал о твоей резьбе и пожелает, чтобы ты высек его голову из тика.
— Пс! — бросил ее муж, что должно было означать: «А мне-то что с того?»
Не любил он пустой болтовни. Я даже имени его не помню. Все называли его просто «муж Мушлы»; вот такая это была дама.
— Он мог бы… э-э-э… и на Грумиллу внимание обратить, — продолжала Мушла.
Она была честолюбива и знала, что сын визиря не женат. И она мечтательно уставилась вдаль — такой взгляд бывает у женщины, которая уже видит зятя благородного происхождения, тогда как сам он еще ничего не видит.
— А мог бы и на Наду обратить внимание, — парировал ее муж, который обыкновенно вставал на сторону Нады, отчасти потому, что та была его дочерью, но главным образом потому, что его жена никогда на ее сторону не вставала.
— Мог бы и на Язву! — бросила оскорбленная в лучших чувствах Мушла и удалилась, хлопнув дверью. Тем и дело кончилось.
Придя на кухню, Мушла, однако, погрузилась в самые невероятные мечты. Она отлично знала, что браки в те времена заключались всякие. Не будет ничего необычного в том, если сын визиря полюбит дочь резчика и дело даже так далеко зайдет, что возьмет и женится на ней; ничего удивительного. Мушла улыбнулась про себя и снова стала думать о Грумилле.
И вот однажды, вскоре после этого, в дом Мушлы явился гонец и, как она и надеялась, сообщил, что сын визиря и вправду в этот вечер посетит их, с тем чтобы муж Мушлы вырезал из дерева его портрет, да как можно ближе к оригиналу.
Мушла так вся и загорелась. Она живо представила себе, как Грумилла этим же вечером обручится с молодым человеком и поедет вместе с ним ко двору. И как бы она ни любила свою дочь, ей было не жаль отпускать ее. Огорчавшее мать нежелание Грумиллы работать найдет свое применение при дворе. И она тотчас засуетилась.
Прежде всего она заставила мужа найти воротничок, выстирать его и даже надеть. Потом поделилась новостью с дочерью. Грумилла не обнаруживала большого интереса, пока ее мать не сказала ей, что сыновья визиря, будучи богатыми аристократами, становились, согласно широко распространенному мнению, хорошими мужьями, когда женились на представительницах низшего класса. Тут дочь оживилась и спросила, что ей лучше надеть.
Они стали во всех подробностях обсуждать этот вопрос и заспорили, стоит ли укорачивать ее голубую юбку с серебряной отделкой или же можно остаться в розовой холщовой юбке, что была на ней. Мушла очень серьезно отнеслась к предстоящей встрече и даже зашла так далеко, что предложила Грумилле специально по этому случаю вымыться, не забывая про уши, хотя был всего лишь четверг.
Грумилла на это не пошла. Аргументировала она свои возражения, во-первых, тем, что в доме нет воды, а колодец ой как далеко, и, во-вторых, смуглой черноволосой девушке нет никакого резона мыться посреди недели даже ради холостого сына визиря.
Мушле, впрочем, в конце концов удалось принудить дочь предпринять какие-то усилия, пообещав послать за водой Наду и заявив, что как только она станет невесткой визиря и благородной дамой, то ей больше не нужно будет мыться. Вечером она будет пользоваться кольдкремом, а днем — пудрой, и все это будет называться уходом за кожей.
И бедная Нада, которую Мушла уже заставила убирать весь дом, была отправлена с ведром к колодцу с указанием поторопиться, иначе сама знает, что будет.
Она уже поднимала ведро с водой, как скользящий узел, который она завязала, перестал быть узлом, и ведро полетело вниз. Это очень напугало Наду, потому что то было любимое ведро ее матери. Поразмыслив, она решила спуститься за ним в колодец по веревке.
Надо сказать, что в те времена вообще происходили всякие необычайные вещи. Да по сути, в любую эпоху, когда в открытую действуют феи, волшебники и ведьмы, непременно случаются вещи самые необыкновенные. Так что Нада, добравшись до поверхности воды, не очень-то и удивилась, когда увидела волшебную дверь в стене колодца. Дверь была двустворчатой, и на ней имелась табличка: «На себя». Нада принадлежала к женскому полу, поэтому она ее толкнула. Дверь была волшебной, поэтому распахнулась. Она вошла внутрь.
От двери тянулась тропинка, и она, с любопытством озираясь, какое-то время шла по ней, пока не повстречала сморщенную старуху, которая сидела на берегу реки и сжимала в грязной лапе два коробка из-под спичек.
— Пожертвуй медяк бедной старушке, которой не хватает пары пенсов, чтобы, устроиться где-нибудь на ночлег, — затянула старуха, которая, как вы несомненно догадались, была переодетой волшебницей. Когда ей надоедала волшебная страна, она время от времени занималась подобными вещами. К тому же довольно часто ей удавалось и подзаработать чуток, чтобы было чем пополнить волшебную кубышку.
Медяков у Нады было не много, да она и не хотела расставаться с ними, но поскольку она регулярно читала сказки и имела кое-какие подозрения, то вместо медяка она благословила старушенцию. Весьма мудрое решение, не говоря уже о том, что она дешево отделалась. Едва услышав обращенные к ней слова, старуха вдруг снова приняла свой волшебный образ. Нада, конечно же, вежливо притворилась, что ужасно изумлена. Она заволновалась и даже сделала книксен.
— Дорогое дитя! — замурлыкала волшебница.
Она любила простодушных людей. По ее мнению, в мире скопилось довольно много сообразительных представителей юного поколения, которые тотчас узнавали ее, во что бы она ни облачилась, а это, как вы, наверное, и сами отлично понимаете, было ей крайне неприятно.
— Чем я могу тебе помочь, моя красавица? — благосклонно продолжала она.
— Я уронила в колодец любимое ведро моей матушки, — сказала Нада, — и решила его найти.
— Всего-то! — отвечала волшебница и взмахнула рукой. — Когда вернешься обратно, найдешь его наверху. Но раз уж ты такая добрая и так любезно поговорила с той, кого приняла за простую старуху, сделаю-ка я тебе подарок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
