миссис Олдфилд три или четыре года, до самой ее смерти. И знаете, мне всегда казалось, что мисс Гаррисон что-то учуяла, — нет, вообще-то она ничего такого не говорила, но подобные вещи не скроешь, правда?
— Да, но этого мало, — грустно покачал головой Пуаро.
— Я понимаю, мосье Пуаро, но ведь, если проведут эксгумацию, все станет ясно.
— Да, тогда все станет ясно, — согласился Пуаро.
— Конечно, такие случаи бывали, — развивала тему мисс Летеран, поводя носом в радостном возбуждении. — Армстронг[1179], например, и этот, как его — не припомню фамилии — ну, и Криппен[1180], конечно. Интересно, была Этель Ле Нев[1181] его сообщницей или все-таки нет. Конечно, Джин Монкрифф — чудесная девушка… Я, конечно, не рискну утверждать, что она его к этому подтолкнула, но ведь мужчины иногда идут на такие глупости ради женщин… И потом, их, конечно, многое связывало!
Пуаро молча внимал мисс Летеран. Его явная заинтересованность весьма способствовала ее красноречию. Забавы ради Пуаро подсчитывал, сколько раз она произнесет слово «конечно».
— Конечно, если проведут вскрытие, многое обязательно прояснится. Взять тех же слуг. Слуги ведь всегда все знают, правда? И им, конечно, языками чесать не запретишь. Вот, например, Беатрис уволили чуть ли не сразу после похорон — и я, конечно, сразу подумала, что это очень странно — по нынешним-то временам, когда горничных днем с огнем не сыщешь. Похоже, доктор Олдфилд боялся, что она могла что-то прознать.
— Да, пожалуй, это вполне весомая причина для расследования, — с серьезным видом заявил Пуаро.
Мисс Летеран даже вздрогнула от отвращения.
— Даже подумать страшно, — посетовала она. — Наша тихая деревушка — и вся эта газетная шумиха! Мы станем притчей во языцех!
— Вас это пугает? — поинтересовался Пуаро.
— Немного пугает. Я, знаете ли, человек старомодный.
— Но ведь это всего-навсего сплетни.
— Н-ну, в общем, да… Но не зря же говорят, что дыма без огня не бывает.
— Вот именно, — заключил Пуаро, вставая. — Могу я надеяться на ваше молчание, мадемуазель?
— О, конечно! Я буду нема как рыба.
Пуаро с улыбкой откланялся.
На пороге он сказал горничной, подававшей ему пальто и шляпу:
— Я нахожусь здесь для расследования обстоятельств кончины мисс Олдфилд, но буду вам весьма обязан, если вы никому об этом не скажете.
Бедная Гледис едва не рухнула на подставку для зонтиков.
— Ой, сэр, так, значит, ее все-таки доктор прикончил? — выдохнула она в радостном возбуждении.
— Вы ведь и сами так думали?
— Нет, сэр, не я, а Беатрис. Она была там, когда миссис Олдфилд умерла.
— И она подумала, что дело тут нечисто?
Гледис восторженно закивала.
— Ну да. Она говорит, сиделка, мисс Гаррисон, тоже так думает. Она к миссис Олдфилд сильно была привязана, горевала очень, когда она умерла, вот Беатрис и говорит, наверняка сиделка что-то прознала, а то с чего бы она так на доктора взъелась, верно?
— А где сейчас мисс Гаррисон?
— Она теперь при старой мисс Бристоу — на том конце деревни. Вы этот дом сразу увидите — с крыльцом и с колоннами.
4
Вскоре Эркюль Пуаро уже сидел напротив женщины, которая больше, чем кто бы то ни был, знала об обстоятельствах, давших пищу слухам.
Сестра Гаррисон была миловидной женщиной лет под сорок. Спокойно-безмятежное лицо мадонны[1182] и приветливый взгляд больших темных глаз. Терпеливо и внимательно выслушав Пуаро, она неторопливо произнесла:
— Да, до меня доходили эти россказни. Я пыталась как могла положить им конец, но ничего не вышло. Видите ли, людям нравится, когда что-то нарушает обычное течение жизни.
— Но что-то ведь положило начало этим слухам? — настаивал Пуаро.
Мисс Гаррисон еще приметнее опечалилась, но только недоуменно покачала головой.
— Быть может, доктор и его супруга не ладили, отсюда и сплетни?
Сестра Гаррисон снова покачала головой — на этот раз более решительно.
— Нет-нет, доктор Олдфилд всегда был чрезвычайно мил и терпелив со своей женой.
— Он ее любил? — не отставал Пуаро.
— Нет… Этого я бы не сказала, — замялась его собеседница. — Миссис Олдфилд была тяжелым человеком. Угодить ей было трудно, и она то и дело, по поводу и без повода, требовала внимания и сочувствия.
— Вы хотите сказать, — уточнил Пуаро, — что она преувеличивала тяжесть своего недуга?
— Да, — кивнула мисс Гаррисон. — Ее недомогание было в основном плодом ее собственного воображения.
— И все же она умерла…
— Да, вы правы…
Чем дольше Пуаро смотрел на нее, тем явственнее становились ее тревога и смятение.
— Полагаю — более того, уверен, — что вы знаете, откуда пошли эти слухи, — произнес он наконец.
Сестра Гаррисон покраснела.
— Н-ну, я могу только высказать свои соображения. По-моему, слухи пошли от горничной, Беатрис, и я, пожалуй, догадываюсь, что ее навело на такие мысли.
— Что же?
— Видите ли, — немного смутившись, начала объяснять сестра Гаррисон, — я случайно подслушала обрывок разговора между доктором Олдфилдом и мисс Монкрифф и, полагаю, что и Беатрис его слышала, хотя не думаю, что она когда-нибудь в этом сознается.
— И что это был за разговор?
Сестра Гаррисон немного помолчала, как бы восстанавливая в памяти услышанное, и наконец сказала:
— Это было недели за три до последнего приступа, который оказался для миссис Олдфилд смертельным. Они сидели в столовой, а я как раз спускалась по лестнице… ну и услышала голос Джин Монкрифф:
«Сколько это еще будет продолжаться? Я не в состоянии больше ждать».
«Теперь уже недолго, милая, клянусь», — ответил доктор.
«Это ожидание невыносимо», — опять заговорила Джин. — «Ты думаешь, все обойдется?» — А он ответил: «Ну конечно. Все будет в порядке. Через год мы поженимся».
— Тогда я впервые поняла, — продолжала сестра Гаррисон после паузы, — что между доктором и Джин Монкрифф что-то есть. До этого я знала, конечно, что она ему нравится и что они в самых дружеских отношениях, но не более того. Признаться, я была потрясена, даже не пошла в столовую, а поднялась обратно наверх, но по дороге заметила, что кухонная дверь открыта, и подумала, что Беатрис тоже все слышала. Весь ужас в том, что их разговор можно было истолковать двояко. Это могло просто-напросто означать, что жена доктора тяжело больна и долго не протянет — не сомневаюсь, что доктор именно это и имел в виду, — но для такой особы, как Беатрис, его слова могли означать совсем другое: что доктор и Джин Монкрифф собирались… собирались избавиться от миссис Олдфилд.
— Но сами вы так не думаете?
— Нет, конечно нет…
— Сестра Гаррисон, — пытливо посмотрел ей в глаза Пуаро, — может быть, вам известно еще что-нибудь? О чем вы мне не сказали?
