Кажется, что французы не сделали никакой серьезной попытки построиться в новую линию; соединиться же они пытались, но только уходя от противника в беспорядочной массе. После различных перемен ветра и движений дивизий французский флот в полдень оказался в следующей диспозиции (план XXI, D): центр (с) отстоял на две мили к северо-западу от авангарда (v), под ветром у него; арьергард же (г) был еще дальше от центра и также под ветром у него. Оба флота теперь то штилели, то пользовались короткими порывами ветра. В половине второго часа пополудни задул слабый ветер с востока, и де Грасс сделал сигнал построить линию опять на левом галсе; так как это не удалось, то он, между тремя и четырьмя часами, сделал сигнал построиться в линию на правом галсе. Оба сигнала и общий тон описаний показывают, что французы после разрыва их линии, ни разу не построились в новую; все их маневры клонились, если только не вели необходимо к тому, чтобы спуститься всем флотом как можно ближе к самой подветренной части его (D). Следствием такого движения естественно было то, что наиболее поврежденные корабли отставали и были взяты в плен, один за другим, кораблями английского флота, преследовавшего их без всякого правильного строя, в котором и не было надобности, так как и без него взаимная поддержка кораблей была обеспечена. Вскоре после шести часов вечера флагманский корабль де Грасса, Ville de Paris спустил свой флаг перед кораблем Barfleur, несшим флаг сэра Самуэлла Худа. Французские описания говорят, что тогда его окружали девять кораблей противника, и нет причины сомневаться в том, что он сражался до последней возможности. Имя сдавшегося корабля — в память города, которым он был принесен в дар королю — его огромные размеры и факт, что ни один французский флотоводец не был до тех пор взят в плен в сражении, соединились для придания особенного блеска победе Роднея.
Были также взяты в плен еще четыре линейных корабля[201], и, что довольно знаменательно, на них оказался весь артиллерийский парк, предназначавшийся для захвата Ямайки.
Таковы были главные черты битвы при островах Святых, или, как ее иногда называют, битвы 12-го апреля, известной у французов под именем битвы при Доминике. Теперь надлежит привести некоторые детали ее, которые ранее были опущены для ясности изложения, но которые влияли на исход ее. Когда день занялся, французский флот был сильно расстроен и в беспорядке[202]. Де Грасс под влиянием своих опасений за судьбу Zele так торопился, что его линия не была надлежащим образом построена к началу сражения. Авангардные корабли еще были вне линии (В, а), да и остальные еще настолько не дошли до своих надлежащих мест, что де Водрейль (de Vaudreuil), командовавший арьергардной дивизией и вступивший в бой последним, говорил, что линия строилась под ружейным огнем. Англичане же, наоборот, уже совсем построились, и единственное изменение, какое они сделали в нем во время боя, состояло в уменьшении промежутка между кораблями с двух кабельтов до одного (семьсот футов). Знаменитый прорыв англичан через линию противника не был преднамеренным, а явился следствием перемены ветра, нарушившей правильность строя французских кораблей и увеличившей промежутки между ними; промежуток же, через который прошел Родней, был особенно широк потому, что корабль Diademe вышел из ветра, паруса его обстенились и он был переброшен на другой галс (С, с). Сэр Чарльз Дуглас говорит, что непосредственным последствием прорыва флагманского корабля через линию "было сближение в одну кучу, если только не совершенная свалка, четырех ближайших кораблей неприятеля" на север от Роднея, подходивших последовательно "к вышеупомянутому пункту (с)… "Эта несчастная группа, составляя теперь только одну большую цель для выстрелов, была атакована кораблями Duke, Namur и Formidable (90-пушечными), всеми сразу, получив несколько залпов от каждого из них, причем ни один снаряд не прошел даром и велик, должно быть, был урон, произведенный ими". Duke (С, d), бывший непосредственно впереди флагманского корабля, последовал за своим передним мателотом под ветер вышеупомянутой группы; но когда командир его увидел, что Formidable пересек линию неприятеля, он сделал то же самое, пройдя севернее четырех неприятельских кораблей и поставив таким образом группу их между двух огней. Вахтенный журнал корабля Magnanime, одного из этих четырех, упоминает о прохождении своем между двумя трехдечными кораблями, обстреливавшими оба борта его.
После того, как строй был таким образом нарушен, Родней спустил сигнал о построении в линию, оставив при этом однако тот, который предписывал его флоту вступить в бой на близкой дистанции, и в то же самое время приказал своему авангарду, который вышел теперь севернее неприятельского арьергарда, повернуть оверштаг и снова соединиться с английским центром. Исполнение этого маневра сильно замедлилось вследствие повреждений в парусах и рангоуте, полученных кораблями при прохождении их под огнем неприятеля. Флагманский корабль Роднея и бывшие с ним повернули оверштаг. Арьергард же, под командой Худа, вместо того, чтобы держать опять к северу для соединения с центром, вышел сначала на ветер, но за тем заштилел на большом расстоянии от остальной части флота.
В позднейшее время много обсуждали вопрос о том, разумно ли поступил Родней, прорвавшись через неприятельскую линию, и кому именно, если только можно кому-либо вообще, приписать честь этого маневра. Последний пункт не имеет серьезного значения, но все-таки можно упомянуть, что сын сэра Чарльза Дугласа, начальника штаба Роднея, привел массу положительных доказательств — единственно допустимых в том случае, когда речь идет об умалении заслуги лица, вполне ответственного за результаты — что инициатива исходила от Дугласа и что последний с трудом лишь добился согласия Роднея. Степень достоинства самого маневра гораздо важнее всякого вопроса о личной репутации. Некоторые доказывали, что маневр этот не только не заслуживает похвалы, но, напротив, был неудачен; и в защиту Роднея говорили, что он был исполнен скорее в силу обстоятельств, чем намеренно. Было бы лучше, по их мнению, продолжать идти под ветром, вдоль арьергарда французов, обстреливая его огнем всей английской линии, и после того обойти упомянутый арьергард и поставить его между двух огней. Но державшиеся такого мнения слишком легко забывали, что поворот на другой галс, каким бы то ни было образом, после такой схватки был возможен только для части сражавшихся кораблей, и что для тех, которые сделали бы это, было бы весьма трудно догнать ушедших вперед противников, за исключением лишь случая серьезных повреждений у последних. Поэтому рекомендуемая ими атака, представляющая точное воспроизведение Уэшантского сражения, приводится в действительности к прохождению флотов друг мимо друга контргалсами, с распределением огня по всей неприятельской линии, без возможности сосредоточения его на какую-либо часть последней. Уместно и должно заметить теперь же, что перемена курса Роднеем позволила одиннадцати арьергардным кораблям французов (D, г) спуститься под ветер, приняв огонь только части неприятельской линии, тогда как английский авангард обстреливался почти всем французским флотом. Упомянутые корабли французов были, однако, таким образом совершенно выведены из сферы сражения в серьезный момент боя и на значительный промежуток времени, согнанные под ветер, и еще более лишились бы возможности оказать какую-либо помощь своему флоту, если бы сам де Грасс не вынужден был спуститься маневром дивизии Худа, прорвавшей линию впереди третьего корабля от него. Тринадцать авангардных французских кораблей, повинуясь последнему разобранному ими сигналу, придержались круто к ветру; де Грасс, с группою из шести кораблей (С, е), сделал бы то же самое, если бы дивизия Худа не зашла ему с носа. Результат маневра одного только Роднея имел бы, поэтому, последствием разделение французского флота на две части, отстоящие одна от другой на шесть миль, причем одна из них безнадежно далеко под ветром. Англичане, заняв наветренное положение, легко могли бы задержать одиннадцать подветренных кораблей противника и окружить девятнадцать наветренных в подавляющем превосходстве сил. Но разрыв французской линии в двух местах изменил несколько положение дела; группа из шести кораблей де Грасса расположилась между наветренной и подветренной частями его флота в двух милях от первой и в четырех милях от последней (D). Едва ли необходимо настаивать на тактических преимуществах такого положения для англичан, если даже и не принимать во внимание морального впечатления замешательства, происшедшего среди французов. Вдобавок к этому можно вывести весьма замечательный урок из непосредственных последствий действия английской артиллерии при прохождении кораблей через неприятельскую линию. Из пяти французских кораблей, взятых в плен, три были те, за кормами которых прорвались английские дивизии[203]. Вместо того, чтобы отвечать на стрельбу противника, при прохождении в одинаковых с ним условиях, контргалсами, причем каждый корабль имел бы поддержку в своем переднем и заднем мателотах, французские корабли, возле которых прошли прорвавшиеся колонны, приняли каждый последовательно огонь кораблей всей неприятельской дивизии. Так, тринадцать кораблей Худа продефилировали мимо двух задних кораблей французского авангарда, Cesar и Hector, сильно разбив их сосредоточенным огнем; тогда как подобным же образом и с подобными же результатами шесть кораблей Роднея прошли мимо Glorieux. Это сосредоточение огня дефилированием ("concentration by defiling") перед концевым кораблем колонны противника в точности соответствует сосредоточению огня во фланг линии и имеет специальный интерес, потому что при успешном исполнении оно было бы и теперь столь же действительно, как было всегда. Англичане, если бы сразу овладели преимуществами своего положения, могли бы стрелять по кораблям, бывшим по обе стороны промежутка, через который они прошли, что сделал, однако, один только Formidable; остальные же стреляли лишь с правого борта и многие, без сомнения, только слишком поздно поняли все, чем могли бы воспользоваться. Естественными результатами маневра Роднея, таким образом, были: 1) занятие наветренного положения, а с ним и приобретение возможности наступательного образа действий; 2) сосредоточение огня против части неприятельского строя, и 3) внесение во флот неприятеля беспорядка и разделение сил его, которое могло сделаться, и сделалось, очень значительным, поведя за собой дальнейшие тактические преимущества для англичан. Нельзя считать действительным возражение, что французы, если бы управлялись лучше, могли бы соединиться скорее: маневр, представляющий хороший шанс на преимущество перед противником, не теряет своей заслуги от того, что ему может быть противопоставлено быстрое движение последнего, подобно тому, как хороший удар рапирою остается таковым, хотя бы его и можно было отпарировать. Шансы англичан состояли в том, что силы французов, при обходе с носу арьергардных кораблей их, в то время как авангард их продолжал идти прежним курсом, разделялись весьма невыгодно для них и такой маневр англичан не терял своего смысла от того, что разделенные группы французских кораблей, если бы лучше управлялись, могли бы соединиться скорее, чем сделали это в действительности. Если же Родней поступил бы так, как рекомендовалось некоторыми, а именно повернул бы на другой галс после прохождения мимо арьергарда неприятеля, то бой обратился бы в преследование последнего после того, как обе стороны, обменявшись канонадой при одинаковых условиях, потерпели бы, надо думать, равносильные аварии. Сигналы о беспомощности были многочисленны в обоих флотах.
