Характерно, что только после резкого ухудшения состояния здоровья царя ближайшее окружение отреагировало на эти сведения как на серьезную угрозу. Инерция общественного сознания, связанная с восприятием Николая I как необычайно физически крепкого человека, оказалась столь велика, что все предшествующие недомогания были фактически не замечены даже ближайшим окружением императора.
17 февраля 1855 г. цесаревич принял решение об издании бюллетеней с информацией о состоянии здоровья Николая I за подписями ближайших медиков – М. Мандта, И. Енохина, Ф. Карелля. Для ближайшего окружения листки с текстами бюллетеней оперативно вывешивались в Зимнем дворце. Текст первого бюллетеня опубликовали в газете только 18 февраля, а все остальные вышли уже после смерти царя[771]. Всего опубликовали пять бюллетеней в Санкт-Петербургских ведомостях. Мемуаристы оставили подробные записи событий этого дня. Поскольку все происходило в интерьерах Зимнего дворца, приведем некоторые из них. А. Ф. Тютчева записала в дневнике 19 февраля 1855 г., на следующий день после смерти императора: «17 февраля я по своему обыкновению к 9 часам утра спустилась к цесаревне, чтобы присутствовать на сеансе пассивной гимнастики, которой она ежедневно занималась с Derond. Я застала ее очень озабоченной – император неделю как болен гриппом, не представлявшим вначале никаких серьезных симптомов; но, чувствуя себя уже нездоровым, вопреки совету доктора Мандта настоял на том, чтобы поехать в манеж произвести смотр полку, отъезжавшему на войну, и проститься с ним. Мандт сказал ему: „Ваше величество, мой долг предупредить Вас, что Вы очень сильно рискуете, подвергая себя холоду в том состоянии, в каком находятся ваши легкие“. – „Дорогой Мандт, – возразил государь, – вы исполнили ваш долг, предупредив меня, а я исполню свой и прощусь с этими доблестными солдатами, которые уезжают, чтобы защитить нас“. Он отправился в манеж и, вернувшись оттуда, слег. До сих пор болезнь государя держали в тайне. До 17-го даже петербургское общество ничего о ней не знало, а во дворце ею были мало обеспокоены, считая лишь легким нездоровьем. Поэтому беспокойство великой княгини удивило меня. Она мне сказала, что уже накануне Мандт объявил положение императора серьезным. В эту минуту вошел цесаревич и сказал великой княгине, что доктор Карелль сильно встревожен, Мандт же, наоборот, не допускает непосредственной опасности. „Тем не менее, – добавил великий князь, – нужно будет позаботиться об опубликовании бюллетеней, чтобы публика была осведомлена о положении“»[772].
А. В. Тыранов. Л. В. Дубельт. 1840-е гг.
Ф. Крюгер. П. Д. Киселев. 1851 г.
В тот же день около 22 часов А. Ф. Тютчева узнала от камеристки, что «состояние здоровья императора, по-видимому, ухудшилось, что цесаревна, вернувшись от него, удалилась в свой кабинет и что великая княгиня Мария Николаевна, которая проводит ночь при отце, каждый час присылает бюллетени о здоровье императора»[773].
Окончательно ситуация определилась в ночь с 17 на 18 февраля 1855 г. В первом часу ночи, по желанию цесаревича, «читана была молитва о излечении от тяжкой болезни Государя Императора»[774]. Из медицинского отчета следует, что «в три часа ночи на 18 февраля, при сделанном исследовании, впервые оказались в нижней доле правого легкого явные призраки начинавшегося паралича. Извержение мокроты за несколько уже перед тем часов сделалось гораздо затруднительнее; большой палец на ноге оставался по-прежнему нечувствителен, а кожа сухою. Появление этих опасных признаков возвестило безнадежность положения государя. Между тем головной боли и никаких нервических припадков вовсе не было; сознание совершенно ясное; даже дыхание меньше затруднительное, хотя развитие паралича в легких, по направлению снизу вверх, продолжало распространяться»[775]. Л. В. Дубельт записал в этот день: «Государь Император – не лучше, болезнь его приняла опасный оборот»[776].
Граф П. Д. Киселев в «Записке» писал, что накануне он «поехал во Дворец, дабы от камердинера узнать о состоянии Его Величества… Государь очень жалуется на боль в боку – худо почивал – много кашлял – а теперь успокоился. На другой день, т. е. в пятницу, я послал во Дворец за бюллетенем – мне привезли копию под № 3, который изумил меня и растревожил – я немедленно отправился во Дворец, где в нижнем коридоре и впереди камердинерской нашел… несколько военных и гражданских сановников… что Государь находится в безнадежном состоянии – что он исповедовался и приобщился. Призвал дочерей и внуков, простился с императрицею»[777].
При чтении мемуаров обращает на себя внимание, как естественная разноголосица в определении диагноза, приведшего к смерти императора, так и законченная литературность диалогов М. М. Мандта и Николая Павловича. Сквозь эти диалоги просматривается либо необычайная хладнокровность царя перед лицом смерти, либо тщательная литературная обработка диалогов, ориентированная на потомков. Вероятно, учитывая характер Николая I, присутствовало и то, и другое. В эту ночь при умирающем императоре остались только императрица, цесаревич и Мандт. Мемуаристы в один голос утверждали, что сознание ни на минуту не покидало умирающего царя. А. Ф. Тютчева писала, что до часа ночи того дня, когда скончался царь, он не сознавал опасности и так же, как и все окружающие, смотрел на свою болезнь, как на преходящее нездоровье.
Достоверность диалогов царя и М. Мандта подтверждается дневниковой записью от 18 февраля 1855 г. Л. В. Дубельта. Следует подчеркнуть, что Леонтий Васильевич Дубельт с 1839 г. занимал должность начальника штаба Отдельного корпуса жандармов, одновременно являясь управляющим III Отделением. Весьма информированный по своему служебному положению, Л. В. Дубельт записал в дневнике: «Около трех часов ночи Государь спросил доктора Мандта: „Скажите мне откровенно, какая у меня болезнь? Вы знаете, что и прежде я всегда вам приказывал предупреждать меня вовремя, если заболею тяжело, чтоб не упустить исполнения христианского долга“. – „Не могу скрыть перед Вашим Величеством, что болезнь Ваша становится серьезною; у Вас поражено правое легкое“. – „Вы хотите сказать, что ему угрожает паралич?“ – „Если болезнь не уступит нашим усилиям, то, конечно, это может последовать; но мы того еще не видим и не теряем надежды на Ваше выздоровление“. – „А, теперь я понимаю мое положение, теперь я знаю, что мне делать“. Отпустив доктора, Государь позвал наследника и спокойно сообщил ему о безнадежности своего положения»[778].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
