2011.
Stanton 2007 – Stanton J. Can They Do It? A Brief History of Resistance to the North Korean Regime. URL: https://freekorea.us/2007/03/06/can-they-do-it-a-brief-history-of-resistance-to-the-north-korean-regime/ (дата обращения: 30.10.2019).
Suh 2013 – Suh J. Origins of North Korea’s Juche: Colonialism, War, and Development. Lanham, MD: Rowman and Littlefield, 2013.
Szalontai 2006 – Szalontai B. Kim Il Sung in the Khrushchev Era: Soviet-DPRK Relations and the Roots of North Korean Despotism, 1953–1964. Stanford, CA: Stanford UP, 2006.
UN North Korea Report 2014 – UN North Korea Report Main Findings // BBC News. 2014. February 17. URL: http://www.bbc.com/news/world-asia-26223180 (дата обращения: 31.10.2019).
White Paper 2007 – White Paper on Human Rights in North Korea. Seoul: Korean Institute for National Unification, 2007.
Yoon 2011 – Yoon Y. et al. Bukkan jungchibum suyongso ui unyungchegye wa inkwon shiltae (North Korean Prison Camps’ Operational System and Human Rights Situations). Seoul: Archives of North Korean Human Rights Record, 2011.
Сонгмин Чо – доцент Азиатско-Тихоокеанского центра исследований безопасности имени Дэниела К. Иноуэ, специализируется на политике Китая и Северной Кореи. Сонгмин Чо родился в Южной Корее, получил степень магистра в области международных отношений в Пекинском университете и докторскую степень в области государственного управления в Джорджтаунском университете.
Глава 13
Джудит Пэллот
ГУЛАГ как горнило российской пенитенциарной системы ХХI века
Для начала сравним рассказы двух женщин о том, как их транспортировали к местам заключения.
После вынесения приговора, как-то ночью, нас очень грубо разбудили и предложили приготовиться к выезду. Погрузили в машины, на которых было написано «Хлеб», буквально затолкали до невозможной тесноты. А я все удивлялась: откуда такая жестокость? Проехали немного, несколько женщин от духоты потеряли сознание, мы стали кричать и стучать. Машину остановили. Конвоиры вытаскивали обморочных и укладывали их прямо на дорогу. Свежий воздух их оживлял… Потом – опять духота и, наконец, остановка и погрузка в вагоны для перевозки скота, но вагоны с нарами, а на площадке перед дверями в полу небольшое отверстие, сантиметров 12–15, не больше, для естественных надобностей. На нарах – по двое (худеньким еще ничего, а тем, кто покрупнее, – уж больно тесно). Вскоре состав тронулся. Кормили селедкой и хлебом и ставили ведро воды. Утомительная дорога – потеряли счет дням. Куда нас везут, никто не знал. Наконец на рассвете остановка и выгрузка. Видим – станция «Потьма». Значит, это Мордовская республика. Здесь отбывают свои сроки раскулаченные. На подводы укладываем вещички – кто что прихватил при аресте. И вот затем такая картина. Лесная дорога, по ней тянется цепочка женщин разного возраста, за ними несколько подвод с вещами, спереди, сзади и по бокам – конвой из молодых солдат; гусеница кажется бесконечной: ведь как-никак целый железнодорожный состав. Шли долго, были привалы, ели хлеб. Очень хотелось пить. Если надо было присесть, то не стесняясь тут же, в толпе женщин… К вечеру подошли к высокому забору – наверное, в три человеческих роста. Ворота раскрылись и «проглотили» всю массу живых существ (Людмила, 1937) [Грановская 1991: 195].
Мы не знали, куда мы едем. Нас запихнули в камеры [в СИЗО] ждать, пока конвой приедет и заберет матрешки. Нас привезли на станцию, было холодно, зима, и мы сидели в воронках на морозе полтора часа и ждали поезд. Поезд прибыл, сначала они первых загрузили, потом – остальных мужчин и женщин.
Отделения в поезде были рассчитаны на четверых, но нас туда загружали по десять человек, вместе с нашими вещами. Десять человек, все с сумками, в одном плацкартном отделении… Мы ехали в прямом смысле один на другом целый день. Некоторые девушки, которые ездили с нами, пошли дальше; мы ездили все вместе, несмотря на то что они были несовершеннолетние. ВИЧ-положительные, туберкулезники должны же ехать отдельно, но мы все были вместе. Нам разрешалось ходить в туалет один раз за 12 часов. Кормили нас по тюремным нормам – банку сухого пюре, хлопья овсянки, – но не давали горячей воды, чтобы их приготовить… Это был кошмар… Надзиратель был молодым парнем, и он сказал, что мы должны развлекать его, шутить. Это было ужасно… так унизительно… У одной девочки была очень высокая температура, но конвой сказал, что она сама ее набивает. Она обливалась потом весь день, ходила мокрая, и ей не разрешали ходить в туалет одной: она обязана была быть с сопровождением. Она сделала два шага и упала, они просто затолкнули ее обратно на койку (Соня, 2007)[638].
Первый фрагмент взят из воспоминаний Л. И. Грановской, арестованной в 1937 году и перевезенной из Ленинграда в Мордовию для отбытия пятилетнего срока; второй рассказ принадлежит женщине-заключенной, у которой я взяла интервью в 2007 году: ее сравнительно недавно перевезли из Москвы также в Мордовию, для отбытия восьмилетнего срока. Обстоятельства ареста этих двух женщин были различны: Людмила была политической заключенной, ее арестовали как жену врага народа, Соню же осудили за торговлю наркотиками. Условия их заключения тоже различались. Людмилу Ивановну не защищала подпись России под Европейской конвенцией о правах человека, а после освобождения ее сослали на север России. Соне же, которой удалось воспользоваться амнистией начала 2000-х, решившей проблему перенаселения тюрем, – напротив, разрешили в 2008 году возвратиться домой, где она стала дожидаться освобождения своего гражданского мужа, отбывавшего 12-летний срок, тоже за торговлю наркотиками.
Рассказы этих женщин о транспортировке к местам заключения обнаруживают удивительное сходство: обе они испытали на себе обращение, которое считают унизительным, оскорбительным, обезличивающим, – как мы увидим далее, характерные признаки «сурового наказания». Причина, по которой осужденные в Российской Федерации и ныне, подобно своим предшественникам, вынуждены переносить дальние переезды, связана с наследием той системы, при которой исправительные учреждения были призваны помещать правонарушителей в «места заключения», расположенные на периферии. Российская пенитенциарная система предусматривает четкое разделение труда по географическому принципу, заложенное в годы ГУЛАГа и сохранившееся по сей день, – за счет тех решений, которые принимались на протяжении десятилетия после смерти Сталина по вопросу о том, какие «острова архипелага» следует сохранить. Система эта включает места предварительного заключения (СИЗО), расположенные в крупных городах, и «исправительные колонии», в которых осужденные отбывают свое наказание. Такие колонии находятся преимущественно за пределами городов, в удаленных местах, и часто концентрируются в отдельных зонах периферийных регионов [Pallot 2005; Moran et al. 2011]. После 1930–50-х годов места содержания заключенных были перестроены: общежития, в которых помещаются спальные корпуса, теперь в основном кирпичные, а не деревянные; помывочные перенесены внутрь зданий; устроены актовые и спортивные залы, церкви,
Рис. 13.1. Пункт охраны в лагере в Мордовии. © Judith Pallot, 2016
а кое-где и мечети; однако в целом планировка осталась той же, какой
