Тамара с Наташей тем временем обсуждали, как бы сбегать поесть так, чтобы начальство не засекло.
— Сихорс один. — Томка кинула в большую коробку другую, — маленькую, с морским коньком на этикетке. Она считала пресс-папье. — а может просто сбегать сэндвич взять и тут его съесть? Две морских звезды.
— Ага, а как его возьмешь? Восемь, девять, десять, двенадцать. Ты мне лучше другое скажи…
— Руками. Чего непонятного? Отпрашиваешься в туалет и быстренько до месса. После десяти идет одиннадцать.
— Ну, да и на Шона там напороться. Я две сосчитала сразу.
— А-а. Я так не могу. Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать. Я иначе собьюсь.
— Еще три хорса запиши. Я что-то спросить хотела.
— И еще пять. А что?
— Теперь уже не помню.
— Совсем уже мозги работать перестали. — тут, наконец, рыжеволосая красавица заметила Алину с Ленкой в дверях.
— Мы вниз — Оливии помогать.
— Двадцать пять, двадцать шесть. — кивнула девушка, снова углубившись в подсчет.
— Пошли уже. — махнула рукой Лена. — скоро мы вообще разучимся нормально разговаривать.
У Оливии на четвертом этаже дела шли не лучше.
— Открываешь коробку, чекаешь, сравниваешь с тем, что нарисовано, если не совпадает, то пишешь скунамбер, который на этих сумках наляпан.
— На этой вот не наляпан. — недовольно нахмурилась Алина. Ей уже надоело быть милой и во всем находить положительные стороны.
— Наляпан. Его только разглядеть надо. — Оливия уже собаку на этом съела.
— Тьфу, черт.
— Именно.
— А еще что осталось?
— Хмм, кроме тех кошмарных косметичек?
— Ну?
— Еще это сумасшествие за десять долларов.
— И что?
— А то, что сегодня мы его считать не можем. Нам его продавать, а потом…
— А потом полночи считать еще.
— Нет уж. — Алина решительно отказалась. — На фиг. Давайте его все продадим.
— Ага. Вы берете одну кошмарную сумку и три еще страшнее получаете в подарок.
— Те, которые колбасой воняют? — поинтересовалась Оливия.
— Ага. Протухшей. Надо же такую солому вонючую найти, наверное, специально искали.
Тут в комнату заглянула рыжеволосая голова. Четыре пары глаз, принадлежащих Алине и Лене, воззрились на нее в ожидании. Никому не хотелось заново открывать гигантскую коробку, заново переписывать четыре листа номеров и запаковывать это все назад. И все ради одной дурацкой матрешки, про которую все забыли. Проще было сделать вид, что ее вообще не существовало в природе.
— Ну, как? Выкинула?
— Ага, — махнула Наташка рукой и вытерла руки о футболку с ближайшей полки. — Пришла с помойкой, посмотрела, никого нет. Как размахнулась и захреначила. Посмотрела потом, тьфу — не разбилось. А тут этот филиппинец, который на помойке работает, приходит, я ему хелло пробормотала, сама пакетик об уголок и бежать. Надеюсь, никто не заметит.
Ленка расхохоталась, а Оливия тут же потребовала перевода, так как Наташка по привычке выпалила это по-русски. Украинка начала переводить, а Наташка скорчила за ее спиной уморительную физиономию, которая явно должна была означать «Что?» и относилась к прошедшей ночи с Грантом. Алина замахала руками и прошипела только одно слово, указывая на Ленку:
— Потом!
Подруга разочаровано скривилась и потерла нос рукой.
— Ладно, девушки, я на восьмой, мы с Томой почти закончили.
— Ленк, я с ней загляну, нам же наверняка что-нибудь сверху нужно?
Та задумалась и выдала через секунду:
— Скотч принеси. Тот, который побольше.
Оливия согласно кивнула.
— Точно. У меня больше нет.
— Ну, и отлично, я скоро вернусь. Одна нога тут, другая там.
— Знаю я эти ноги, — проворчала украинка, принимаясь разворачивать груду футболок. — Опять провалится на полчаса.
Наташа с Алиной тем временем шагали по коридору по направлению к лестнице.
— Ты с ума сошла? Даже не заикайся при Ленке. Дойдет до грека и опять мне выслушивать потом…
— Ты же решила от него уходить. И я же ничего не сказала.
— А я еще ничего не решила. Точнее даже я думаю, что наоборот, мне надо успокоится и вообще как-то прекратить это гулянье. А ты пыталась!
— Ничего я не пыталась, давай рассказывай лучше! Я чуть от любопытства не умерла. Когда ты успела, и самое главное, как он в постели? Выглядит то он на все сто, даже я заметила, хоть он немного и не в моем вкусе.
Алина неожиданно остановилась и нерешительно посмотрела на подругу.
— Я ничего не помню! Ни-че-го!
— Совсем ничего?
— Совсем. А знаешь, что самое ужасное во всем этом? Получается, что я изменила Йоргесу, а ради чего, спрашивается? Ради секса? Так я ничего из этой ночи не запомнила. А ради чего еще? Сама не знаю…
— Зачем тебе вообще он нужен? Вы же постоянно ссоритесь, секс у вас раз в пятилетку, из-за денег что- ли? Как-то это не очень здорово…
— Да нет, я не до такой степени свинья. Он мне нравится в чем-то, он надежный, я в нем уверена. С ним ни о чем не надо думать, понимаешь? И он правильный, и мне кажется, это то, что нужно. Потому что муж у меня был абсолютной противоположностью, и результат не замедлил сказаться.
— Значит грек — идеальный муж и будущий папочка, ну так не собираешься же за него замуж?
— Да я и не развелась еще. — уныло пробормотала Алина. — и точно никуда не собираюсь. Я и сама не знаю, почему я с ним.
Слова подруги заставили ее в очередной раз задуматься. Корабль качнуло, и девчонки машинально ухватились за поручни лестницы, куда они только что вышли. Жизнь на корабле приучала относиться ко всему философски: к качке, на которой не обращаешь внимания, даже если приходилось перебирать ногами в душе, к обеду, который иногда приходилось проглатывать за пять минут, к вечному гулу, который уже давно не мешал спать и ко всем остальным бортовым прелестям. Алина пропустила подругу вперед и поднялась на один дек выше, ей хотелось просто подышать на секунду свежим воздухом. Корабль снова повернулся в волнах, и краем сознания она удивилась, почему так качает, если они стоят на месте.
Быстренько взбежав вверх по лестнице, она ошарашено замерла, не зная, что предпринять. Ей вдруг отчаянно захотелось провалиться сквозь землю, — через узкий проем выхода на палубу пролезал высокий блондин в джинсах и футболке, обтягивающей идеальный торс. Солнечный свет бил ему в спину и четко обрисовывал контуры тела.
— Привет, Грант. — у Алины неожиданно пересохло в горле, и привет получился несуразно сиплым.
Голубые глаза вспыхнули ярким светом.
— Ой, привет. Как ты?
