– Кошелек, сударь! Кошелек, или прощайтесь с жизнью!
Майсгрейв опоздал. Калека оттолкнулся и, высоко подбросив свое тело, оказался у него на спине. Рыцарю показалось, что на него обрушилась скала. Он едва устоял, могучие руки кольцом сжали его плечи, а к горлу подбирались железные пальцы. Филип рванулся, но не сумел сбросить калеку.
Остальные грабители, размахивая тесаками, ринулись на него. Он отбил первые выпады, качнулся в сторону, пытаясь избавиться от страшной ноши, и краем глаза заметил, как из переулка выскакивают все новые вооруженные люди.
Тогда Майсгрейв изо всей силы ударил спиной о стену дома. Висевший на нем калека слабо охнул, но удержался и уже в следующий миг сжал горло Филипа так, что перед глазами рыцаря заплясали огненные языки. Каким-то чудом он отбил направленный ему в грудь тесак, но от удара сбоку не успел уклониться. Острая боль обожгла плечо.
«Если я сейчас не избавлюсь от калеки – я погиб».
Он вновь ударился об угол дома. Безногий глухо застонал и ослабил хватку. Филип ударил локтем. Плечо обожгло словно каленым железом, и он едва не взвыл, но в тот же миг ощутил, что свободен.
Разбойники наседали, и его выручал только длинный меч. Рыцарь описал им сверкающую дугу, и нападающие попятились, однако тот, который опирался на костыль, не был столь проворен. Острие меча чиркнуло по его груди. Хромой закричал, и тотчас Филип, схватив его поперек туловища, швырнул под ноги готовящимся к новой атаке противникам. Воспользовавшись их замешательством, он подхватил выпавший было меч и одним ударом снес голову вновь подбиравшемуся к нему безногому. Кровь ударила фонтаном, забрызгав Филипу лицо.
– Он убил Раймона Паука! Он убил предводителя! – вскричали бродяги, с ожесточением бросаясь на рыцаря.
Прижавшись к стене дома, Филип отчаянно оборонялся. У него не было щита, однако его противники не были слишком искусными фехтовальщиками, и вскоре трое или четверо из них бились в предсмертных судорогах на мостовой. Однако, к своему ужасу, Филип заметил, что число нападавших не уменьшалось, наоборот – все новые и новые бродяги стекались к перекрестку и, узнав о смерти Раймона Паука, хватались за ножи.
У Филипа стала неметь рука. Плечо ныло, он терял много крови. Чувствуя, что слабеет, он с отчаянием обратил взор на обступавшие его дома. Глухие стены, плотно затворенные ставни, дубовые двери. Обитатели Ситэ за все блага мира не пришли бы сейчас к нему на помощь, зная, как кровожаден и злопамятен ночной люд Парижа. Горожане отсиживались за своими запорами, прислушиваясь к шуму схватки, и молили небеса, чтобы беда прошла стороной. Лишь каменный святой равнодушно взирал на отчаянно отбивавшегося от своры убийц одинокого воина.
Помощь явилась так неожиданно, что ни Филип, ни бродяги не успели опомниться. На соседней улице раздался топот копыт и замелькал свет факелов.
– Сюда! – кричал чей-то голос. – Скорее, здесь настоящая битва!
Часть бродяг без промедления кинулась врассыпную. Однако множество закованных в доспехи всадников преградили им путь. Заблестели клинки, раздались вопли, мольбы о пощаде. Филип в изнеможении привалился к сырому камню и возблагодарил Бога за помощь, а затем шагнул навстречу своим спасителям.
Большинство из них оказались лучниками короля с лилиями на туниках, надетых поверх доспехов, но были здесь и бургундские воины с эмблемой креста святого Андре. Среди них выделялся рыцарь в богатом плаще, сидевший на прекрасном вороном жеребце. Из-под его бархатного берета выбивались темные с проседью пряди. Что-то в его облике показалось Филипу знакомым, но при неровном свете факелов нельзя было судить наверняка. Зычный голос произнес:
– Черт побери! Господин Тристан83, взгляните! Этот молодец уложил не меньше дюжины мерзавцев.
Память Майсгрейва прояснилась. С этим человеком он сражался на турнире в Йорке, с ним же позднее сидел на пиру, поднимая чашу за его здоровье. Этот рыцарь отказался биться с ним на секирах во время состязаний, но, когда им удалось остаться с глазу на глаз, они удалились в лес, чтобы там испытать себя в этом виде оружия. Тогда они измотали друг друга поединком, но ни один не уступил. Затем в ближнем кабачке было выпито немало вина, и расстались они лучшими друзьями. И вот теперь этот рыцарь спас его от озверелой черни!
– Ваша светлость! Граф! Вы не узнаете меня?
Граф де Кревкер выхватил из рук ближайшего всадника факел и осветил лицо стоявшего перед ним, забрызганного кровью воина.
– Страсти Господни! Майсгрейв! Клянусь гербом предков, такие встречи подстраивает судьба!
Он спрыгнул с коня и схватил Филипа в объятия. Тот глухо застонал.
– Что с вами? Вы ранены?
– Да. Но легко.
Граф повернулся к возглавлявшему королевских лучников воину:
– Мессир Тристан, пусть кто-нибудь из ваших людей уступит коня рыцарю.
Спустя час Филип оказался у камина в одном из покоев Бургундского отеля. На его плечо наложили тугую повязку с лечебным бальзамом, в высоком бокале плескалось подогретое вино, и чувствовал он себя совсем неплохо. Граф де Кревкер в просторном домашнем одеянии, заложив руки за спину, мерил шагами покой, ведя неторопливую беседу.
– Поначалу мой герцог наотрез отказался присутствовать на этом бракосочетании. И я его понимаю. Союз герцога Бурбона с королем невыгоден для Бургундии. Однако сейчас все принесено в жертву, лишь бы не допустить новой войны. Людовик же слал гонца за гонцом, всячески подчеркивая свое дружеское расположение, и поэтому, когда герцог Карл немного поостыл, мы с Филиппом де Коммином уговорили его отправить в Париж посольство в знак почтения к сюзерену. Эта миссия была возложена на меня. Однако герцог долго колебался, посольство отправилось слишком поздно. Мы скакали до поздней ночи и прибыли в столицу как раз вовремя – вы в этом убедились. Боюсь, если бы не эта спешка, пришлось бы первому рыцарю Англии пасть от ножей ночных грабителей.
Граф опустился в кресло напротив.
– Я испытал немалое удивление, сэр рыцарь, встретив вас в Париже. И хотя сейчас во Франции достаточно англичан-ланкастерцев, но все же, насколько я помню, вы всегда сражались за Белую Розу. Что же заставило вас покинуть остров и явиться во французскую столицу?
Филип секунду глядел на Кревкера поверх бокала.
– От вас я не стану этого скрывать, ибо вы бургундец и союзник моего короля. Дело в том, что Эдуард Йорк направил меня с тайным письмом к Ричарду Невилю, графу Уорвику.
– Вас?
– Да. Мне неведомо, что в этом письме и почему король решил отправить его не с обычным гонцом. Но я здесь, хотя, признаюсь, путь мой оказался куда более трудным, нежели я предполагал. Сложность моей миссии состоит еще и в том, чтобы сохранить ее в тайне, но раз уж само Провидение позаботилось о нашей встрече, смею ли я просить вас, милорд, замолвить за меня слово перед Делателем Королей, чтобы он принял меня в качестве тайного гонца?
