— Майор Старбак — богобоязненный христианин, — Пинкертон уловил смущение Джеймса и объяснил его Джону Скалли.
— Как и я, майор, — поспешно заверил Скалли Джеймса, подкрепив свои слова крестным знамением.
— И если бы я исповедовался, мне бы, без сомнений, сказали, как отвратительно я себя вел, но какого хрена? Можно же и посмеяться маленько, или закончите жизнь с такой же жалкой рожей, как у этого англичанина.
Он добродушно ухмыльнулся в сторону Прайса Льюиса, который хладнокровно проигнорировал эту шутку, наблюдая, как солдаты из Нью-Джерси поднимаются на борт трансатлантического парохода.
— Европейцам, — объяснил Пинкертон Джеймсу, — гораздо проще, чем янки, путешествовать по Конфедерации. Мистер Льюис и мистер Скалли будут выдавать себя за бизнесменов, бегущих от блокады.
— И пока никто нас не узнает, всё будет тип-топ, — весело заявил Скалли.
— А это возможно? — встревожился Джеймс.
— Есть крохотный шанс, но не стоит из-за этого дергаться, — заверил Скалли.
— Мы с Прайсом некоторое время охотились на сторонников южан в Вашингтоне и выкинули мерзавцев обратно через границу, но полностью уверены, что ни одного из этих ублюдков нет в Ричмонде. Так ведь, Прайс?
Прайс кивнул в знак полного согласия.
— Похоже, вы очень сильно рискуете, — сказал Джеймс, отдавая дань уважения этим двоим.
— Бульдог платит нам за риск, вы разве не знали? — развеселился Скалли.
— И я слышал, что женщины в Ричмонде так же хороши, как и охочи до настоящих денег янки. А мы с Прайсом любим делать дамам одолжения, разве это не самая что ни на есть Божья правда, Прайс?
— Как скажешь, Джон, как скажешь, — великодушно отозвался Льюис, по-прежнему надменно рассматривая суматоху на пристани.
— Не могу дождаться, когда уже смогу наложить лапы на этих южаночек, — сладострастно отметил Скалли.
— Всех этих жеманниц, а? Все эти оборки и воланы. Которые слишком хороши для таких, как мы, пока мы не сунем им несколько добрых северных монет, а уж тогда поглядим, как они задерут свои юбки, да, Прайс?
— Как скажешь, Джон, как скажешь, — повторил Прайс Льюис, поднеся руку ко рту, чтобы скрыть зевок. Пинкертон решил закончить эту болтовню, объяснив Джеймсу, что Льюис и Скалли отправятся на юг, чтобы разузнать, что случилось с Тимоти Уэбстером.
— Он не очень здоров, — сказал Пинкертон, — и всегда есть риск, что может слечь в постель или еще что похуже, и в таком случае мистеру Льюису и мистеру Скалли придется получить нужные сведения напрямую от твоего друга. Это означает, Джимми, что им понадобится письмо от тебя с объяснением, что им можно доверять.
— А так и есть, майор, — весело добавил Скалли, — если речь не идет о дамах, так ведь, Прайс?
— Как скажешь, Джон, как скажешь.
Джеймс сел за стол и написал требуемое письмо. Его заверили, что воспользуются этой запиской только в случае исчезновения Тимоти Уэбстера, в противном же случае письмо будет надежно спрятано в одежде Джона Скалли.
Джеймс, писавший под диктовку Пинкертона, уверял Адама, что сведения об обороне полуострова за Фортом Монро нужны срочно, и что он может доверять просьбам, которые последуют вместе с этим письмом, которое с молитвами и благими пожеланиями посылает ему брат во Христе Джеймс Старбак.
Он адресовал конверт почетному секретарю Общества снабжения армии Конфедерации библиями, и Пинкертон запечатал его обычной сургучной печатью, а потом вручил сияющему Скалли.
— В вестибюле церкви Святого Павла есть доска объявлений, туда ты его и положишь.
— Эта церковь Святого Павла, она заметная? — поинтересовался Скалли.
— В самом центре города, — заверил его Пинкертон. Скалли поцеловал конверт и засунул его в карман. — Мы доставим тебе новости в течение недели, Бульдог!
— Пересекаете границу сегодня ночью?
— Почему бы и нет? — ухмыльнулся ирландец. — Погода отличная, и ветерок тоже в нашу пользу.
Джеймс достаточно хорошо изучил методы Пинкертона и знал, что его люди обычно пересекают широкое устье Потомака ночью, отплывая от пустынных заливчиков на мэрилендском берегу и под темным парусом тихо двигались в сторону виргинского берега.
Там, где-то в округе Кинг-Джордж, сочувствующие северянам люди снабжали агентов лошадьми и бумагами.
— Позвольте пожелать вам счастливого пути, — произнес Джеймс официальным тоном.
— Просто помолитесь, чтобы женщины были рады нас видеть, майор, — засмеялся Скалли.
— И как можно скорее пришлите новости, — сурово добавил Пинкертон.
— Нам нужны цифры, Джон, цифры! Сколько тысяч человек размещено на полуострове? Сколько орудий? Сколько войск в Ричмонде готовы выступить в поддержку Магрудеру?
— Не беспокойтесь, майор, — вы получите ваши цифры, — бодро ответил Джон Скалли, и агенты направились обратно к двуколке. — Два дня, и мы в Ричмонде! — радостно воскликнул он.
— Может, мы подождем тебя там, Бульдог! Отпразднуем победу в винном погребе Джеффа Дэвиса, а? — засмеялся он. Прайс Льюис поднял руку в торжественном прощании, а потом цокнул языком лошади. Двуколка затряслась обратно через рельсы.
— Храбрые ребята, — произнес Пинкертон, как будто слегка шмыгнув носом. — Очень храбрые, Джимми.
— Да, это верно, — согласился Джеймс.
На набережной подъемные краны загружали ящики и тюки с артиллерийскими боеприпасами: ядрами, шрапнельными и картечными зарядами. Огромное судно разворачивалось на реке, весла, словно паучьи лапки, били по воде, вспенивая ее, будто сражаясь с быстрым течением Потомака.
Причалы заполнялись солдатами, которые покинули только что остановившиеся вагоны и теперь формировали колонны в ожидании своей очереди. Заиграл полковой оркестр, развевались десятки звездно-полосатых гюйсов[42], хлопая на свежем весеннем ветру, словно хлысты. Армия Севера, величайшая армия в американской истории, пришла в движение.
Она двигалась к полуострову, который охранялся всего десятью тысячами мятежников.
* * *
Бельведер Дилейни устроил Ната Старбака в паспортное бюро Конфедерации. Поначалу Старбак воспринял сие назначение с отвращением.
— Я военный, — сказал он юристу, — а не какой-то чинуша.
— Ты нищий, — холодно ответил Дилейни. — А люди готовы заплатить весьма и весьма солидные деньги за паспорт.
Паспорта требовались не только за пределами Ричмонда, но и даже для свободного передвижения по городским улицам после наступления темноты. Как гражданским лицам, так и военнослужащим требовалось подать заявление на получение паспорта в бюро на углу Девятой и Брод-стрит, в грязной, забитой посетителями конторе.
Старбак, прибыв с рекомендацией Дилейни, получил в свое распоряжение комнату на третьем этаже. Его пребывание там, однако, было в равной степени тоскливым и абсолютно бесполезным.
Всю работу выполнял сержант Кроу, предоставив Старбаку возможность пялиться в окно или полистывать Энтони Троллопа, книга которого служила опорой для сломанной ножки стола.
Он писал Адаму Фалконеру в штаб армии, находящийся в Кулпепере, умоляя друга воспользоваться своим влиянием и отправить его обратно в одиннадцатую роту легкой пехоты Легиона Фалконера.
Старбак знал, что Вашингтону Фалконеру никогда не удавалось противиться просьбам сына, так что он не оставлял надежды, но за несколько дней так и не получил от Адама ответа. Дважды повторив свои настойчивые просьбы, Старбак наконец забросил попытки.
Через три недели до Старбака наконец дошло, что в бюро он был никому не нужен. Так что продолжая заглядывать к сержанту Кроу пару раз в неделю, Нат был предоставлен сам себе — и тем удовольствиям, что мог предложить Ричмонд.
Удовольствия эти были разбавлены витавшей в воздухе опасностью, вызванной прибывающими к Форту Монро войсками северян. Первые новости о высадке вызвали в городе легкую панику, но янки так и не развернули наступление, поэтому все мнения сошлись на том, что северяне планируют укрепить свой гарнизон у Роанока.
Старбак часто обедал с Дилейни, и тот с презрением отзывался о подобных слухах.
— И зачем же им высаживаться у Форта Монро? — однажды спросил он. — Нет, дорогой мой Старбак. Скоро они начнут наступление на Ричмонд. Одно-единственное сражение, и вся эта суета прекратится. Мы все попадем в плен! — казалось, его очень радует подобная перспектива.
— По крайней мере, еда точно будет не такой поганой. Знаешь, я осознал — хуже всего влияние, которое война оказывает на роскошь. Половину того, ради чего стоит жить, не достанешь, другая половина своими ценами разорит в два счета… кошмарная говядина, правда?
— Получше солонины.
— Все забываю, что ты служил в полевых условиях. Доведется ли мне услышать выстрелы перед концом войны? Это придаст моим мемуарам правдоподобности, как думаешь? — Дилейни обнажил белые зубы в улыбке.
