— Нет. Я слово сказал, ты теперь говори.
Хозяин пожевал губами, алчно поглядывая на перстень. То ли опасался переплатить, то ли просто побаивался.
— Из старых времён вещичка, а? — поинтересовался он, испытующе глядя на Зарецкого. — Злая небось?
— Не злая, — Ярослав демонстративно надел кольцо на палец. — Так что, берёшь или нет?
— А что ж не взять? Беру, — человечек проворно перебрался к столу и принялся рыться в наваленном грудами хламе, не забывая, впрочем, время от времени посматривать на визитёров. Ира на всякий случай отступила за спину спутника; холодный оценивающий взгляд ей не нравился. — Как раз свеженького справил… Вот, гляди-ка. В наших-то краях лучше не сыскать, — делец ловко выудил из кучи барахла что-то вроде кожаной куртки, только очень грубо сработанной. — Ты ж, я гляжу, не из вихорских будешь?
— Из исвирских, — не моргнув глазом, заявил Ярослав и деловито ощупал предложенную одёжку. — Нет, не годится. Тяжёлая.
— То-то, смотрю, бороду не по-нашему носишь, — торговец хитро ухмыльнулся и бережно отложил куртку в сторону. — Исвирь от нас далече. Как сюда-то занесло?
— Как всех — тропами-дорогами. Вот эту, может, уступишь?
Хозяин с явным сожалением развернул тонкую шерстяную накидку, которую намеревался было отложить.
— Добрая. Хёккарского сукна, да в Белогороде шитая. За золотой, может, продал бы…
— Будем считать, что продал.
Торговец посмотрел на Зарецкого едва ли не обиженно, но покорно положил накидку на лавку и продолжил поиски. Ира машинально следила, как ловкие руки перебирают рубашки, штаны, пояса, и с ужасом понимала, что к офицеру контроля у неё вопросов ничуть не меньше, чем к явному нелегалу Георгию Ивановичу. Чтобы так ловко импровизировать, успокаивая любопытство прожжённого деляги, надо быть в курсе здешних дел. Очень глубоко в курсе…
— Ох, каково, прямо девке под стать, — торговец мерзко причмокнул губами, скосил на Иру масленые глазки и выложил поверх груды тряпья расшитое цветами алое платье. — А что, добрый человек, отдашь её мне? В саборанские шелка наряжу, гривну золотую на шею повешу, серьги яхонтовые в ушки вдену — во всей Вихоре краше не будет!
— А то тебе мало предложено? — ворчливо отозвался Зарецкий и решительно отодвинул яркий наряд. — Не годится. Нам дороги топтать, а не у летних огней плясать.
Делец посмотрел на него многозначительно, но ничего не сказал. Покончив с вещами, он вытащил откуда-то объёмистый мешочек и кропотливо отсчитал пару десятков круглых тускло-золотых монет.
— Мало, — непререкаемо заявил Зарецкий. — Ещё дважды по столько же, и считай, что я щедр по-княжески.
— Столько и полстолька!
— Дважды. Или сделки не будет.
— Будь по-твоему, — легко уступил торговец. Слишком легко. — Переночевать не ищешь? Есть у меня местечко.
— Не ищу. Вода, еда и нож — и мы в расчёте, — напомнил Ярослав.
— Нож вот выбирай, — деляга проворно разложил на столе несколько кожаных ножен. — А снедь из погреба принесу. Ты, коли хошь, покуда приоденься, — он похлопал ладонью по стопке вещей. — Вон у меня закуток есть, под лестницей…
Зарецкий выбрал первый попавшийся нож, вытащил из ножен, взвесил в руке и бросил к прочим покупкам.
— Сойдёт, — он положил перстень на стол, накрыл ладонью и взглянул хозяину в лицо. — А теперь слушай. Никуда ты сейчас из дома не побежишь и молодчиков своих звать не станешь. Мы отсюда уйдём живыми и невредимыми, а ты забудешь, что мы приходили. И золота выкладывай, сколько положено, нечего мне голову дурить.
Торговец, потрясённый, должно быть, его наглостью, оторопело кивнул.
— Вот и хорошо, — Зарецкий подтолкнул к нему перстень и выпрямился. — Где там твой закуток?
Делец, развязывавший дрожащими руками мешочек с золотом, ткнул пальцем в сторону едва видимой дверцы в бревенчатой стене. Ярослав сгрёб с лавки купленное добро и взял Иру за плечо.
— Пошли, — велел он, и у Иры даже мысли не возникло ему не подчиниться.
В тесной каморке единственным источником света было вырубленное под самым потолком крохотное окошко. Зарецкий бросил ворох тряпья на огромный пыльный ларь и со знанием дела разделил вещи на две кучки — для себя и для Иры.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вот это сверху на рубашку, — он деловито раскладывал вещи на плоской резной крышке. — Это на пояс… И волосы заплети, пожалуйста, во избежание лишних вопросов.
— Ты здесь был, — тихо проговорила Ира, оторопело наблюдая за его манипуляциями. — Здесь… По эту сторону разлома…
— Разумеется, был, — раздражённо фыркнул Зарецкий, стягивая с себя футболку. — Будь добра, займись делом, у нас не так много времени.
Он демонстративно отвернулся. Ира дрожащими руками потянулась к пёстрому вороху одежды, потом запоздало сообразила, что и ей бы неплохо смотреть куда-нибудь в другую сторону. Накидку — сверху на длинную, до пят, льняную сорочку; поверх завязать широкий пояс с кисточками на концах, на ноги — обмотки из чистой мягкой тряпицы и вышитые кожаные башмаки. Одеться по-местному не так уж и сложно. Ира, как сумела, заплела волосы в косу и перевязала алой лентой. Вспомнился сальный взгляд торговца, а потом — утратившее всякое выражение горбоносое лицо и трясущиеся пальцы, механически отсчитывающие недоплаченные монеты. По коже запоздало продрал мороз.
— Что ты с ним сделал? — шёпотом спросила Ира, глядя в стену перед собой.
— Подкорректировал ему планы на наш счёт, — пробормотал Ярослав. — Видишь ли, отпускать меня живым он не собирался.
— Откуда ты знаешь?
— А что ему ещё делать? Ничего личного, просто бизнес. Ограбить, сбыть, при необходимости устранить свидетелей.
— То есть вот это всё… — Ира запнулась и в ужасе тронула пушистую кисть пояса. Захотелось немедленно избавиться от обновок; останавливала только прагматичная до мерзости мысль о том, что в тяжёлой неудобной юбке далеко отсюда не уйти.
— Да, лучше об этом не задумываться, — спокойно согласился Зарецкий. — Давай для простоты считать, что товарищи этого доброго человека мирно обчистили закрома какого-нибудь богатея. Идём, к рассвету надо успеть дойти до городских ворот.
В здешних одёжках он выглядел странновато, но вписывался в антураж куда лучше, чем в джинсах и футболке. Ира запоздало припомнила, что местные обитатели — что мужчины, что женщины — действительно носят убранные в косу длинные волосы; ещё один обычай, о котором Зарецкий прекрасно осведомлён. Ох, не зря сулил ему Верховский третью статью…
— Бывай, добрый человек, — с издёвкой бросил Ярослав торговцу, забирая нагруженную припасами холщовую сумку.
— Бывай, добрый человек, — эхом отозвался тот. Ире против всякого здравого смысла стало его жаль.
Небо уже начинало светлеть. Стали отчётливо видны почерневшие от сырости бревенчатые стены домов; вдоль улицы тянулась с одной стороны канава, от которой крепко пахло нечистотами. Далеко позади в предрассветной дымке виднелся исполинский, выше самых высоких крыш, частокол с торчащими кое-где сторожевыми башнями; на их вершинах горели ярко-рыжие костры. Стена пониже высилась и впереди, в полукилометре вниз по продавленной тележными колёсами дороге. Ещё до того, как солнце показалось над заострёнными верхушками брёвен, в конце улицы Ира различила прорубленные в стене ворота, запертые на два огромных засова. От кого тут так прячутся?
— Теперь ждём, — тихо сказал Ярослав, остановившись в паре десятков шагов от прогуливающейся вдоль ворот стражи. В руках у караульных были длинные, в полтора человеческих роста, копья.
Зарецкий заметно нервничал. От стражников он старался держаться подальше; Ира, поддавшись его настроению, задумалась, мог ли Георгий Иванович успеть заметить её отсутствие и начать принимать меры. Например, науськать городскую стражу на ловлю сбежавшей ведьмы. Сумеет один, хоть и весьма квалифицированный, боевой маг скрутить сразу четверых вооружённых парней в кольчугах? Ярослав, должно быть, думал о том же самом; взгляд его деловито скользил по частоколу и утоптанной площадке у ворот.
