Призрачный лунный свет лился из больших окон.
Тени оконных переплетов ломались на стенах, и Скарлетт каждый раз вздрагивала, заслышав в доме какой-нибудь шорох.
До библиотеки она добралась благополучно.
Там было довольно светло. Огромное библиотечное окно выходило к пруду, и лунный свет, отраженный водой, заливал помещение холодным светом.
Скарлетт еще днем присмотрела себе тайное местечко — между двумя шкафами, за портьерой. Там стояла маленькая конторка и мягкий стул. Наверное, здесь мистер Макинтош делал короткие выписки из книг, когда не было времени подняться к себе в кабинет.
Скарлетт устроилась за конторкой и поежилась.
Ночью в доме было прохладно, и она пожалела, что не взяла с собой чего-нибудь более теплого, чем платок. Но деваться было некуда — до полночи оставалось мало времени, и Скарлетт сидела в напряженном ожидании.
Ее мучили угрызения совести, но укротить свое детское любопытство она не могла.
Скарлетт выглядывала в узкую щель из-за портьеры, пытаясь разглядеть, не движется ли по коридору свет свечи.
«Но почему они должны идти со светом? — вдруг догадалась Скарлетт, — ведь я же шла ничем не освещая себе дорогу. А у них больше причин для того, чтобы остаться незамеченными».
Наконец, она услышала, как скрипнула дальняя дверь, и в библиотеке раздались осторожные шаги.
Скарлетт еще не видела, кто вошел. Обзор ей закрывал огромный книжный шкаф.
Но по шагам она догадалась, что это Рональд Киссинджер. Только мужчина может ступать так уверенно в чужом доме.
Скарлетт слегка отодвинула портьеру, и ей удалось разглядеть Рональда, который уже сидел в обитом кожей кресле и курил сигару.
Рубиновый огонек плавал в темном помещении, изредка вспыхивая, и тогда из темноты выступал точеный профиль Рональда.
«Да, он очень красив, — подумала Скарлетт, — но какой странный у него взгляд, когда он в одиночестве. Это взгляд хищной птицы».
И она подальше забилась в угол, прижавшись щекой к прохладной стене. Так ей было лучше видно, что делается в библиотеке.
Рональд то и дело доставал из жилетного кармана часы, смотрел на циферблат.
Но нетерпеливости в его движениях не было. Скорее всего, молодому человеку уже не раз приходилось назначать тайные свидания и поэтому он абсолютно не волновался.
Скарлетт вздрогнула, когда услышала бой часов.
Огромные библиотечные куранты отбили двенадцать часов, но Элеонора так и не появилась. Рональд стал нервничать.
Он поднялся с кресла, бросил окурок сигары в камин и несколько раз прошелся по библиотеке, останавливаясь у стеллажей и бесцельно пробегая взглядом по золоченым корешкам книг. Его шаги тонули в мягком ковре, а движения стали озабоченными и даже поспешными.
Нервность Рональда передалась и Скарлетт.
Она уже пожалела о том, что пришла сюда, в библиотеку. Тем более, что Рональд мог в любой момент заглянуть за портьеру и обнаружить ее.
Что тогда скажет она молодому человеку?
Элеоноры-то она не боялась, а вот Рональд внушал ей опасения.
«А если еще он расскажет миссис Макинтош? — от такой мысли Скарлетт даже вздрогнула, но тут же успокоилась. — Нет, это он должен бояться меня. Ведь я не делаю ничего предосудительного, а он, будучи помолвленным с Клеопатрой, встречается с Элеонорой».
Скарлетт почему-то не осуждала Элеонору, она вообще-то еще не знала, ради чего решили встретиться миссис Берлтон и Рональд Киссинджер.
И тут она услышала торопливые легкие шаги.
Встрепенулся и Рональд, он спрятал в карман часы и одернул свой сюртук.
В библиотеку вошла Элеонора Берлтон и прикрыла за собой дверь.
— Ты уже здесь? — спросила она низким грудным голосом.
Такого голоса от Элеоноры Скарлетт еще никогда не слышала.
Рональд поспешил ей навстречу, взял за руки и усадил в кресло.
— Ты не очень долго ждал меня? — спросила Элеонора.
— Нет, — коротко ответил молодой человек. — Я приехал сюда только ради тебя.
Та выставила перед собой руку, словно боялась, что мистер Киссинджер приблизится к ней.
— Остановись. Эта встреча не сулит ничего хорошего. Я, наверное, поступила опрометчиво, придя сюда.
— Но ведь нам нужно поговорить.
— Я этого боюсь.
— Но, Элеонора, — воскликнул Киссинджер, — это только в первый раз трудно сбросить на глазах у всех маску, которую навязало нам общество. Улыбнись, Элеонора, попробуй сделать это.
— Но я вовсе и не думаю улыбаться, — пожала плечами миссис Берлтон.
— Нет-нет, улыбнись.
— Я не вижу повода для улыбок.
— Мы сейчас одни, нас никто не увидит, и твою улыбку никто не осудит.
— Нет, я чувствую себя, как воровка, — миссис Берлтон, кажется, начинала сдаваться, — ведь, если бы и тебя, как меня, поймали на месте преступления, то и ты бы говорил иначе.
Элеонора задумалась.
— Но ты не вор, ты хуже — ты обманщик.
— Довольно, Элеонора. Я запрещаю тебе так говорить. Я знаю, что делаю, и ты не давай мне советов. Я приехал сюда…
— Да, — едко продолжила Элеонора, — чтобы увидеть меня. Я это знаю.
— Не только, Элеонора. Я приехал сюда, чтобы сознаться в своей вине перед тобой. Но я не ожидал, что, кроме меня и тебя, здесь найдется человек, который бы осмеливался обвинять меня.
— Кого ты имеешь в виду? — изумилась женщина.
— По-моему, Клеопатра кое о чем догадывается, — грустно произнес Рональд. — А мне не хотелось бы причинять ей боль.
— Вы мужчины удивительные существа, — вздохнула Элеонора, — ведь ты сам нарушаешь клятву и еще хочешь, чтобы тебя никто не осуждал. Ты не любишь, когда от тебя требуют искупления.
— Молчи, Элеонора, ты сама не знаешь, что говоришь.
— А если я потребую от тебя искупления. Именно потому, что я сама глубоко виновата перед вами с Клеопатрой. Ведь ты не хочешь меня прощать, а я готова на все, чтобы загладить свою вину перед этой милой девочкой.
— Но я готов, я сам готов искупить свою вину, — горячо воскликнул Рональд.
— Согрешив со мной еще раз? Не говори мне об этом, не смеши меня. Разве я не признаю тебя виновным? Так в чем же еще ты хочешь обвинить себя? Это смешно. Ты лгал мне, как и множество других до тебя. Что мне за дело до этого? Может быть, ты думаешь, что у тебя есть какие-то обязательства по отношению ко мне, потому что ты однажды спас мне жизнь и репутацию? Нет, никаких обязательств, мой дорогой, спасибо тебе.
Скарлетт, затаившись, слушала разговор любовников. Она не совсем понимала, кто и кого в чем обвиняет.
То ей Элеонора казалась жертвой, то внезапно становилось жалко Рональда.
